Личный самолёт… технически готовый, обслуженный, заправленный с полным экипажем, он, оказывается, ждал меня в Пулково всё это время. Все эти недели. И это теперь действительно мой ЛИЧНЫЙ самолёт. Не самолёт Рода, а именно мой личный… отец так распорядился.

Хотя, чему я удивляюсь? У каждого из моих братьев такой есть, почему бы и у меня не быть? Тем более, что заводик, который вот такие вот люксовые «птички» собирает, тоже в Московском Княжестве расположен — «Яковлев». Ма-а-ахонький такой заводик… тысяч на сорок плюс сотрудников, который ещё истребители выпускает 4++ поколения.

Вот я сейчас и летел в личном самолёте, любуясь сверху снежными облаками через чистое, как слеза младенца, стекло иллюминатора. Летел и грустно вздыхал — прав был Тверской: самолёт — это не то. После полётов на «Пегасах» — не впечатляет уже. Вот совсем. Не те ощущения.

За столиком напротив меня сидела, копаясь в своём ноутбуке Алина Милютина. Ну а что? Было бы не правильным, имея в распоряжении личный самолёт, не подкинуть её до дома, раз уж вышла такая оказия. Всё ж, лететь-то всего час, тогда как трястись на поезде — почти четыре. А выходной — он не резиновый. Туда четыре часа, обратно ещё четыре — уже восемь из двадцати четырёх. Целая треть. И это ещё, если считать ночь за часть выходного, отложив сон на как-нибудь потом.

А на самолёте — всего два часа. Ну, ещё езда по городу — полчасика в одну сторону. Удобно же! «Красиво гнить не запретишь», как говорится.

Что вообще происходит? Да так, ничего сверхвыдающегося — у меня день рождения, и я лечу на его празднование домой, поскольку начальство Лицейское расщедрилось на выдачу мне увольнительного, как раз приуроченному к этому дню… ну и к воскресенью, раз уж так удачно всё совпало…

В общем, после моего перевода на «старшую половину» прошла неделя, за которую я умудрился успеть сдать целых три предмета: Русский язык, математику и физику. И не сказал бы, что это легко мне далось. Поднапрячь свою отбитую головушку пришлось и в том мире, и в этом, как стахановцу, в две смены вкалыва. Благо, данные науки не слишком друг от друга отличались в обоих мирах. Разве что, некоторые теоремы и законы другими фамилиями назывались. Но, именно некоторые, не все. И только имена другие, но не содержание, смысл и доказательства. Похожести было значительно больше, чем различий. Правда, это только школьный курс, уверен — на, хотя бы даже институтском уровне, не говоря уж о профессиональной науке, различий гораздо больше. И там такой вот фокус уже не прокатит.

Сдал. Три из двадцати семи. Осталось двадцать четыре. Не на высшие баллы, конечно, но для зачёта хватит. За что был удостоен очередной личной встречи с Директором сего славного учреждения.

Булгаков «целочку» из себя строить не стал. Не пытался делать вид, что того разговора у него с моим отцом не было. И что я понял из него что-то не так. Даже наоборот — прямо подтвердил, что я всё понял правильно: отец действительно требует, чтобы он на меня давил. И давил, как можно сильнее. И Император такую политику Петра Андреевича одобрил. Так что, всё верно — я не ослышался.

Вот только, то самое загадочное «В…», о котором они говорили, оказалось не «войной» и не «войсками», как я уже себе успел нафантазировать. Невозможность для меня быть отчисленным из Лицея никуда не делась: в этом «стартовые» условия не изменились.

«В…» — это «выходные».

Я, сперва, даже и не понял, что полковник имеет в виду, когда это услышал. Как можно вообще бояться выходных? Что за несуразицу он несёт?

Ан, оказывается, можно. Да ещё как можно!

Только не самих выходных, а их отсутствия. И теперь выходные и увольнения для меня — не право, а привилегия. Привилегия, которую надо зарабатывать успешной учёбой. Вот, на этой неделе: три плановых экзамена я удовлетворительно сдал, неудов на основных учебных занятиях не нахватал, дисциплинарных замечаний не имел — получи выходной. На следующей: провалишь хоть один из пунктов — останешься без выходных. Ещё и работы какие-нибудь принудительные получишь.

И вроде бы, на первый взгляд, ерунда. Подумаешь, какое-то там отсутствие выходного — с тем же карцером даже сравнить некорректно. Но это только на первый взгляд! Ведь, ерунда — это одна неделя без выходных. Ну, две недели… А после третьей уже взвоешь и волком на стены начнёшь кидаться.

Работы без выходных боятся даже те, кто уже встречался лицом к лицу со смертью. В этом старые жуки, блин, правы… ну так, на то они и старые! Опытные, зарраза!

И это ещё даже без учёта наличия в городе Милютиной с её новой студии звукозаписи, куда я прорваться хотел так, что у меня всю неделю «левая задняя» от нетерпения подрагивала. Музыка, а ещё точнее, популярность — она же, как наркотик! Ты с неё просто так не «слезешь» — «ломки» начинаются буквально физические. Те, кто считает, что артисты всё делают только ради денег — эпатируют, интригуют, режут вдоль и поперёк своё лицо и тело, сумасбродничают и устраивают скандалы, те — очень ошибаются. Артисты делают это, в первую очередь, ради внимания и популярности. Ну, а во вторую, третью и так далее — из-за денег, да. Тоже не маловажный момент, сбрасывать который со счетов нельзя: популярность всегда очень хорошо монетизируется, так как, где внимание человека, там и его деньги…

Мари сидела от нас отдельно. Практически, на противоположном конце солона самолёта. Неторопливо тянула там какой-то безалкогольный коктейль и лениво прокручивала ленту в своём смартфоне. «Игнорирует» нас. Делает вид, что «обиделась». Она это с первой минуты полёта делает. Даже ещё чуть раньше — с того момента, как увидела на взлётной полосе, что из подъехавшей к трапу машины вышел не я один. Что вслед за мной вышла Алинка, которой я, в полном соответствии с правилами здешней вежливости, подал руку, помогая выбраться из солона. То есть, передо мной дверь открыл водитель, я вышел, чуть склонился, подавая руку, на которую оперлась вылезающая следом за мной, через мою же дверь Алина.

Вообще, стоило бы, наверное, вообще машину кругом оббежать, чтобы открыть ей дверь с её стороны, но на это уже я не пошёл бы — слишком геморно. Но Мэри хватило и этого. Она фыркнула, вздёрнула носик и, не дожидаясь нас, скрылась внутри самолёта…

Да — Княжна Борятинская тоже летела со мной, на моём личном самолёте. А что, разве могло быть иначе? Разве на официальном праздновании моего шестнадцатилетия в Московском Кремле могло не быть моей официальной невесты? Или могла она добираться из одного со мной учебного заведения до Кремля каким-то иным способом, кроме совместного со мной перелёта?

Нет, так-то, теоретически, могла конечно! Вон, у неё и самой, уверен, личный самолёт имеется, чай Борятинские не беднее Долгоруких будут. А, если и беднее, то ненамного. Но вот на практике — такое её действие (или моё действие — не пусти я её в самолёт) означало бы скандал в Дворянской среде, которая очень внимательна и чутка к подобным вещам и жестам. А скандал мне сейчас не нужен. Не готов я пока к скандалу… с отцом. Нет у меня достаточно крепкой позиции и аргументов, на которые я смог бы в этом скандале опереться — сомнёт и не заметит. А я полечу обратно в Лицей снова избитый, ничего не добившийся, да ещё и с возможным ужесточением «режима отсидки». С отца станется!

Не готов — пока. «Потом» скандалить так и так придётся. От этого не уйти. Слишком разное у нас с ним виденье моего будущего.

Алина закончила копаться и передала мне через стол полноразмерные профессиональные студийные наушники, подключённые к её ноутбуку через внешнюю звуковую карту. Я их принял с кивком и надел на свою голову. Немного подвигал, подогнал под свои уши и кивнул девочке. Она кивок приняла и включила воспроизведение.

'Про небо в январе, знаешь только ты

Про мои сны, знаешь столько

Мне некуда бежать, не могу сказать

Как устало солнце биться

А я и не знала, как люблю дождь

Туман в городе моём серый

И он цвета глаз твоих, цвета волос