Да, такой резкий переход способен обескуражить и куда более психологически крепких людей. Не то что, такую впечатлительную и творческую натуру, как моя.
Жаль только, что сейчас уже первое декабря, и большей части здешних красот уже не видно. Нет того полного великолепия, какое, должно быть, бывает здесь весной, летом и ранней осенью — фонтаны уже отключены, а листья деревьев облетели. Да и солнца на небе сегодня не видно из-за туч, поэтому не горят его лучи на позолоте статуй и зданий…
Однако, всё равно, круто! Нет, честно, я готов снять шляпу (если бы она у меня была) перед людьми, задумавшими, спроектировавшими и построившими это место. Потрясающая идея.
Особенно, административный корпус. Ведь он, получается, тоже двойственный: та сторона, что повёрнута к первокурсникам — серая «прямая, параллельная и перпендикулярная», как и положено быть армейским зданиям, а та, что повёрнута сюда… натуральный дворец, со всем, что дворцу положено. И, проходя его насквозь, попадаешь, словно через волшебный портал, в другой мир…
Могу представить, насколько сильно это должно действовать на Лицеистов в момент их перехода со второго курса на третий… после двух полных лет муштры и казармы…
Боюсь даже предположить, какой дикий разгул и разврат творится здесь после этого перехода, в сентябре…
Но сейчас декабрь. Первые его числа. Успело всё успокоиться. Поэтому, по аллеям чинно перемещаются красивые благородные Лицеисты и Лицеистки, ведут чинные разговоры… благодать!
А я держу путь к зданию мужского общежития третьего курса, держа в руках папку с бумагами о моём переводе и назначении, которую получил от Екатерины Васильевны на выходе из больничного крыла, и которую теперь должен передать куратору теперь уже моего курса. О личных вещах Екатерина Васильевна велела не беспокоиться — их доставят сразу в мою комнату. Возвращаться за ними в казарму не обязательно.
Однако, «не обязательно» не означает «запрещено». Так что, я всё-таки сходил. Подгадал момент, когда рота должна была быть в казарме, а не на занятиях, что не сложно, если уже на зубок знаешь их распорядок дня, и зашёл — ведь, по «пацанским понятиям», исчезать, не попрощавшись — западло. А я ведь успел в этом коллективе прижиться, в «авторитеты» выйти — не хухры-мухры, а с администрацией открыто воевал! Не страшась наказания, нарушал установленные «властями» порядки — открыто и демонстративно. Такие жесты «пацанские» коллективы любят. Это считается признаком крутости… А уж теперь-то, когда мой демарш закончился яркой и однозначной «победой»… Ведь, как ещё рассматривать перевод меня через два курса сразу, кроме победы? Мальчишки ведь не знают обо всех подковёрных движениях, совершённых моим отцом, раде осуществления этой моей «победы». Не знают и о личном ходатайстве полковника к Императору. И, если когда теперь и узнают, то точно не теперь и не от меня.
В общем, распрощались друзьями. Даже после не очень удачного начала знакомства. Хотя, может быть, как раз, не вопреки, а благодаря ему? Кто знает?
Посидели хорошо. Почти на час проводы затянулись…
Кстати, с ротным и взводником я тоже попрощаться зашёл. Не стал гонор выказывать. Тем более, что они же мне так-то ничего плохого не делали. Даже помогали, в меру сил и должностных возможностей. Мужики и руку мне пожали, и заглядывать к ним иногда на кружку чая приглашали… но за моей спиной выдохнули облегчённо — и это я тоже прекрасно разглядел через «глаза» воды в кулере, стоявшем в углу кабинета, чуть ли не рефлекторно уже пользуясь своим Даром. И этот их вздох я понимал — «пассажир» я был действительно проблемный.
О результатах моего экзамена они, кстати, тоже не знали. Не сообщали им. О переводе сообщили, и мне самолично заявляться было не обязательно, а о результате сдачи на Ранг — нет. Это было слегка необычно, как по их мнению, но сам факт перевода, опять же, по их мнению, говорил скорее за то, что я-таки сдал, чем за то, что провалился.
Дольше я их слушать не стал — всё ж, одновременно идти и контролировать «кусок» воды, находящийся в сотне метров от себя, довольно проблематично. Очень много напряжения внимания требует. В пример можно привести классическое поглаживание головы одной рукой и постукивание по животу другой. Только, тут вариант ещё более сложный — тут, скорее одновременный набор текста на клавиатуре левой и выписывание букв на бумаге ручкой в правой. Причём, текстов разных. Так что, какой-нибудь столб или дверной косяк лбом поймать в процессе — легче лёгкого.
И вот я здесь — на «старшей» стороне Лицея. Медленно иду, крутя головой и глазея по сторонам, как житель глухой деревни впервые попавший в город-миллионник с его небоскрёбами и россыпями неоновых вывесок. И совершенно не стеснялся этого. Ведь, если уж что я за свои жизни и понял, так это то, что надо быть собой и получать от этого удовольствие: если интересно, так почему бы головой и не покрутить? Ведь момент пройдёт, зрелище приестся, и таких эмоций, как мог бы получить в самый первый раз, ты уже никогда не получишь. Своруешь их у себя из-за глупых никому не нужных понтов.
А на слегка насмешливый и одновременно покровительственный взгляд идущего рядом мужчины — плевать. Пусть веселится. Пусть почувствует себя опытным, умудрённым жизнью, всё повидавшим… сильней расслабится. Может, сболтнёт что-нибудь действительно интересное, чего ни за что не сказал бы в нормальном своём настроении.
Тем более, он вполне имеет право так себя чувствовать, ведь он, на самом деле, гораздо старше меня. И, возможно, что даже с учётом длины всех моих совокупных жизней. Старше, а, соответственно — опытнее. У двух этих параметров связь прямая. Умнее… уже не факт. Ум с возрастом уже далеко не однозначно коррелирует. Возможны варианты.
А посмотреть действительно было на что: фонтаны, мраморные и гранитные скульптуры, выложенные гранитной брусчаткой дорожки, ухоженные лужайки и деревья, большой живописный пруд, закованные в гранит каналы и мостики… Было на что посмотреть. Жаль только, что фонтаны были не работающими и подготовленными к зимовке… Зато, повезло, что рядом шёл добровольный «экскурсовод», который мог рассказать много всего интересного чуть ли не о каждом дереве, что здесь росло. И, как-то у меня в голове начинала крепнуть уверенность, что мужчина этот своими глазами видел, как эти деревья сажали, аллеи размечали, а фонтаны только задумывали. Возможно, у него просто природный талант рассказчика… а, возможно, что и действительно видел. С продолжительностью жизни Одарённых, подобное исключать не стоит. Тот же Пётр Андреевич — наглядный пример тому.
Что за «экскурсовод»? Куратор моей учебной группы, к которому я зашёл со своими бумагами после прощания со взводом и прежними командирами.
Да — именно куратор группы, не начальник курса или командир взвода. Что уже наводило на определённые мысли по поводу того, как тут всё устроено. О том, что муштра и военщина, возможно, остаются позади?
Правда, эту надежду слегка гасил военного образца мундир, в который был дет куратор. Мундир с четырьмя подъесаульскими или штабс-капитанскими звёздами на погонах. Конкретных таких войсковых погонах, а не «Лицейских», «внутренних». Да и наличие меча в ножнах на перевязи возле пояса тоже оптимизма не добавляло.
Да — именно меча, а не сабли, каковая просто по стилистике напрашивалась к этому мундиру. Но был именно меч. С простой и… изрядно потёртой рукоятью — явно не парадная игрушка, а нечто гораздо более серьёзное.
Нашёл я его, куратора, там, где он и должен был быть, там, где мне подсказала его искать Екатерина Васильевна — в своём кабинете в административном корпусе.
Я, испросив разрешения вежливым стуком, вошёл и рапортовал о своём прибытии, представившись, как положено, по всей форме. Бумаги передал. Он бумаги принял, велел присаживаться пока, указав на один из стульев, стоявших в кабинете. Сам принялся читать бумаги.
А я рассматривать его и убранство кабинета.
Куратор был высоким черноволосым мужчиной. Даже немного выше меня или отца, что было довольно редким явлением. Черные «смоляные» брови, черные усы, черные глаза и немного горбатый нос. Явное наличие некой доли «горской крови». Живое подвижное лицо, умный взгляд. Тонкие длинные пальцы пианиста, короткий росчерк «у»-образного шрама возле левого глаза чуть ниже виска.
