Эта модель егернаута обладала модулем дистанционного управления. Она двигалась с неумолимой методичностью автомата, не так грациозно, как предыдущие, но неостановимо, направляясь прямо к старому дому. Уотсон обрадовался, что адрес совпадает. Несколько раз они разрушали не тот дом, и это создавало кучу проблем для партийных пиарщиков: нелегко объяснить зряшную гибель нескольких сотен.

Кое-кто из обитателей дома, завидев приближение егернаута, успел выскочить наружу. Остальные — нет.

Они начали было прыгать в окна, надеясь спастись. Но тут обрушился молот. Разящая коса егернаута, закреплённая на несокрушимых опорах, вгрызлась микроволновыми лучами в здание, глубоко прокусила размягчившуюся крышу, проникла сквозь черепицу и чердак, словно птичий клюв — внутрь раковины улитки.

Уотсон подумал, что жители дома немногим отличаются от таких улиток. Они стояли на подоконниках, кричали и махали руками, точно надеялись этим остановить тысячетонную громаду кристаллосплава, которая на них опускалась.

Нет, ну правда, что за глупость? Если тебе суждено умереть, умри же с достоинством. Что проку истерить?

Егернаут вгрызся в здание ещё глубже: Уотсон чувствовал, как вибрация от столкновения с домом расходится по улице, проникая внутрь броневика. Менее чем за минуту восьмиэтажное здание сложилось, как раздавленная скорлупа, обрушилось, и на его месте встал вихрь пыли и дыма. Ревущий скрежет егернаута заглушал вопли раненых и умирающих. Стоило косе повернуться, подобно лезвию газонокосилки «Рототиллер», как с её краёв закапала красная жидкость.

Уотсон бы, конечно, в нормальных обстоятельствах наслаждался зрелищем, но Гиссен — Ненасытный — портил ему всю обедню. Гиссен выглядел совершенно обычно, ничем не оправдывая свою пафосную кличку. Как въедливый королевский налоговый инспектор.

Они сидели рядом в тесной кабине, сразу за водительским местом. Кроме них, сюда втиснулся ещё и наводчик, на голове которого торчал видеошлем; этот человек был всецело занят работой с егернаутом. Уотсон попивал чай из пластикового стаканчика, Ненасытный — кофе со шнапсом. Гиссен слушал по гарнитуре переговоры команды ВАшников, которая обыскивала квартал, с пилотом хоппера.

— Есть что-нибудь? — спросил Уотсон. Он превосходно знал, что ответ будет отрицательный, но хотел уколоть Гиссена. Ненасытный покачал головой. Ничего.

Уотсон усмехнулся. Он испытывал противоестественное удовлетворение, видя, что НС в ловушку не попалось. Он же говорил придурку Гиссену, что приём не сработает. План Гиссена словно взят со страниц старого романа Дюма или из фильма про Зорро — чтобы выманить партизан, дайте им знать, что следующая казнь состоится в арабском квартале. Они явятся туда, чтобы защитить бедолаг. Гиссен и Уотсон не стали разглашать конкретных координат или даже района называть — но позволили инфе просочиться к партизанам. Они надеялись, что Новое Сопротивление, бойцы которого наверняка следят за районом, где хранятся егернауты, последует за машиной к месту сноса и атакует её «стингерами» или каким-нибудь иным бронебойным оружием. И, может, этот мерзавец Торренс тоже окажется здесь, командуя операцией?..

Разумеется, трюк не сработал. Стейнфельд не дурак, а Торренс — не сопляк. Их на такую простую наживку не поймаешь. Особенно если учесть, что против егернаута мало можно сделать с таким оружием. Впрочем, снос здания, где, по слухам, гнездились симпатики Нового Сопротивления, и сам по себе полезен. Для этого егернауты и применяются. В конечном счёте, однако, егернаутам настанет пора выехать на поле боя и атаковать фалангой вражеские города. Когда придёт время расширять сферу господства...

Гиссен снял гарнитуру, пожав плечами.

— Я вообще и не думал, что это сработает. Но надо же было попробовать, протестировать их реакцию.

Уотсон безмолвно вскипел.

— Я же вам говорил, как они отреагируют. Ваше подчёркнутое неуважение к моим советам поистине возмутительно. В конце концов, за безопасность здесь отвечаю я.

— Я вас безусловно уважаю, герр Уотсон. Но мне нужно исследовать проблему собственными методами. Я полагаю, что тут сработают старомодные методы. Казни в знак возмездия за теракты Торренса — это древний, проверенный временем способ. В конечном счёте он позволит нам обзавестись информаторами и создаст рычаг давления на этого человека. Я намереваюсь также применить и более современные технологии. У нас появились новые устройства слежения... очень полезные для условий метро и канализационных коллекторов, где прячутся партизаны.

— Что, часовых будете там расставлять?

— Нет. Я намерен выслать туда дроноптиц.

— Они теряют сигнал под землёй! Они не смогут оттуда передавать!

— Эти новые модели более автономны. Они не передают, только записывают. Они могут работать в инфракрасном диапазоне. Они исследуют туннели. И найдут их.

Торренс и Роузлэнд с винтовками в руках стояли спинами к стопке заплесневевших картонных ящиков с книгами, наблюдая за входом. Комната была мрачная, пыльная, холодная и провоняла мочой. Старая мебель, хранившаяся здесь, покрылась известковой пылью, облетевшей с потолка, когда дом сотрясался в пору обстрелов Парижа артиллерией Нового Советского Союза. Единственным источником света служил установленный в глубине помещения химический фонарь, да ещё через окно подвала немного проникало. Старый фургончик они припарковали за углом, но ВАшники могли его заметить и догадаться, что прежде его тут не было. Это могло случиться в любую минуту. Каждый миг следовало ожидать атаки.

Торренс, впрочем, полагал, что атаки не произойдёт. ВАшники сосредоточились на домах и улицах, близких к той, что подвергалась сегодня разрушению.

— Можно было бы что-то предпринять, — безжизненным голосом сказал Роузлэнд.

Торренс отметил, что Роузлэнд в депрессивной фазе. В маниакально-энергичной стадии Роузлэнд шутил, поддразнивал друзей, отпускал колкие реплики. Давал себе и другим пар выпустить. Но стоило эмоциональному напряжению одолеть его, как сейчас, когда он глядел прямо в морду чудовищу, и голос Роузлэнда, а с ним и личность, становились безжизненными, монотонными. Могло показаться, что он соскальзывает в какую-то разновидность типажа узника ЦП, у которого голос и взгляд потускнели от безнадёги; слова Роузлэнда лишены были всякого выражения, даже когда он произносил самые горькие фразы вроде:

— Нам бы стоило умереть вместе с ними. Мы этого заслуживаем, раз тут сидим сложа руки и глазеем, как они гибнут.

— Мы не в силах были это остановить, — сказал Торренс. — Нельзя было угадать, какой именно дом они выберут. И они оцепили весь квартал. Счастье, если нас хотя бы тут не достанут.

Говоря, он поглядывал на монитор КПК, где высветился бы тревожный сигнал, случись рядом пролететь дроноптице или иному электронному устройству слежения. Но сканеры были не слишком надёжны.

Дом содрогнулся, с потолка снова посыпалась пыль. Егернаут продолжал трамбовать улицу в трёх кварталах отсюда.

Торренс посмотрел на Нормана Хэнда, который сидел на спинке перевёрнутого дивана, пока его техник-оператор, скорчась под самым подвальным окном, возился с камерой. Они пытались снимать через окно.

— Ну как, получается, Хэнд? — спросил Торренс.

Журналист кивнул. У техника была длиннофокусная камера с цифровым усилением. Они не осмеливались подобраться ближе.

Репортёр ни слова не произнёс с тех пор, как начался снос улицы. Он смотрел на экранчик своего коммуникатора, где отображалось поле зрения камеры. Время от времени у него подрагивала челюсть.

Торренса это радовало. Хэнд ошеломлён увиденным. Он видит то, что отрицать не получится, не получится просто взять и стряхнуть с себя. Если повезёт, то он наберётся смелости ретранслировать свои впечатления по Сети. Видео частично подтвердит его слова. Возможно, удастся взять интервью у кое-кого из выживших. По крайней мере, мужчины, женщины и дети в том квартале погибнут не зря. Впрочем, они будут умирать снова и снова в Сети, на глазах у миллионов.