Кончив, он увидел, как семя ускользает из её вагины и разлетается вокруг опалесцирующими, подрагивающими от потенциальной жизни бусинками.

Ну ладно, подумал он, обняв её; они немного отплыли от стены, отдыхая в объятиях друг друга, кружась в послевкусии секса...

Она взяла его за голову обеими руками и поцеловала долгим, медленным поцелуем.

Ну ладно, раз она и старпёров не прочь...

Париж

— Они знают, что я тут, — сказал Торренс.

— Не дури, — ответил Роузлэнд. — Так просто совпало.

Торренс, Бибиш и Роузлэнд смотрели из кафе на площадь Клиши. Тут было людно. Они сидели, отвернувшись спинами к окнам, за одним из самых дальних столиков, и от солнечного света, падавшего сквозь стекло, у них потели затылки. Под скульптурой в центре площади, напротив разбомблённого старого магазинчика фильмов для взрослых, солдаты Партии единства выстраивали шеренгой узников. Новые и новые пленники, появляясь из грузовиков, моргали на ярком свету. Скольких же они намерены казнить?

— Они должны знать, что я тут, — повторил Торренс.

— Откуда бы? — спросила Бибиш. — Nous arrivons[60]... — Она осеклась, когда Роузлэнд мотнул Толовой в её сторону. Без особого удовольствия Бибиш пригубила кофе со льдом.

Они заглянули в кафе, прослышав, что тут подают настоящий кофе. Теперь, когда война окончилась, поставки первосортных товаров в Париж возобновились, но в открытом доступе эти товары, кажется, ещё целую вечность не появятся. Может, какие-то коррумпированные бюрократы ПЕ сливки снимают, выжимая последние барыши из чёрного рынка?

Сорок, подумал Торренс, когда солдаты захлопнули двери кузова. Они собираются убить сорок человек. Они знают, что я здесь.

— Это сверхсолдаты ПЕ, — прошептала Бибиш.

Торренс молча кивнул. Правительственные элитные войска расово чистых французов. Сверхсолдаты. Эсэсовцы Партии единства. Они носили кевларовую броню серебристого и чёрного цветов, с плечевыми нашивками, на которых изображён был символ ПЕ: Триумфальная Арка на фоне французского знамени.

— Дэн, пойдём, — сказала Бибиш. — Давай.

Он покачал головой. Он как будто примёрз к стулу. Духовная инерция. В желудок разом ухнула такая тяжесть, что подняться стало невозможно. Ему показалось, что он весит теперь полтонны. Столько, сколько весили разом сорок оголодавших узников.

Некоторые из них были неграми, некоторые — хасидами, попадались также французы, уличённые в «подрывной деятельности». Они сбились кучно, потеряв остатки индивидуальности во внезапном шоке от осознания неизбежной судьбы. Охранники окружили их живым кольцом. Человек, в котором Торренс узнал Гиссена, Ненасытного, отвернулся, изучая толпу на площади.

Не шевелись. Не двигайся. Не кричи. Он тебя заметит.

— Я всё равно не смогу пошевелиться, — прошептал Торренс.

Бибиш глянула на него.

— Quoi?[61]

Торренс не ответил.

Гиссен отдал негромкое приказание старшему офицеру отряда французских эсэсовцев. Последний развернулся к толпе и возгласил, что казнь «преступников, связанных подрывной деятельностью в составе организованной группы» осуществляется в знак возмездия за террористические акты «Остроглаза». Потом отвернулся к солдатам и гаркнул. Те навели автоматы. Узники закричали и съёжились. В толпе кто-то заплакал. Офицер эсэсовцев открыл рот, готовясь скомандовать: «Пли!»

Торренс встал, сам не осознавая, что делает.

Он начал смещаться к Гиссену, открывая рот для крика.

Но Гиссен не смотрел в его сторону. Тем временем Роузлэнд с Бибиш, сообразив, что происходит, схватили Торренса под руки и поволокли обратно. Роузлэнд крепко зажимал Торренсу рот, Бибиш что-то шептала по-французски официанту — своему другу.

Роузлэнд пробормотал:

— Пора нам меняться ролями, Торренс. Моя очередь прикрывать твою задницу.

Ещё трое бойцов НС, закрытые от взгляда Ненасытного толпой на площади, присоединились к Роузлэнду и дружными усилиями оттащили Торренса через кафе в подсобку, а оттуда по лестнице — в переулок.

Торренс сдавленным голосом пытался объяснить им:

— Они в любом случае знают, что я тут, это уже неважно. Они это делают, чтобы помучить меня, прежде чем доберутся до меня. Они знают. Они знают. Это моя кара!

— Нет, — сказала Бибиш. — Нет. Тсс.

Торренс услышал, как офицер СС отдаёт финальный приказ.

Но уже не услышал, как разрывные пульки со свистом — ссс-ссс-ссс — впились в тела узников.

Торренса там не было, чтоб это услышать и увидеть.

Однако это зрелище ещё очень долго маячило у него перед глазами.

Лондон

Купер вёл себя как-то странно. Баррабас побаивался, не совершил ли он ошибки, вернувшись сюда с Джо Энн.

Они сидели в видеомонтажной: работы не было, просто выпала возможность поговорить наедине. Купер сидел на вертящемся стуле, едва заметно покачиваясь, зябко ёжась, и казалось, что он вот-вот упадёт. Зрачки его сужались и расширялись, сужались и расширялись.

Баррабас понял, что он под кайфом.

Он какой-то гадости накачал в свой инжектор.

— Она в холле? — хрипло спросил Купер.

— Да.

— Иди поговори с ней, задержи тут. Я позову охрану. У нас машина...

В коридоре раздались шаги. Баррабас потянулся к консоли и торопливо щёлкнул тумблером, включив аппаратуру для видеомонтажа: теперь шум заглушит их беседу. На экране возникли малопривлекательные изображения субов. Те слонялись из стороны в сторону и гадили на себя: ожившие карикатуры на людей. Баррабас быстро отвёл взгляд, стараясь не обращать внимания на доносившееся из колонок мяуканье.

— Сколько вы намерены стереть? — спросил он. — В смысле — и свежее, так ведь? Не хочу, чтобы меня стёрли из её памяти. Если только селективно. Можно ли удалить воспоминания о генноинженерных проектах — и не больше?

— Ты что несёшь, идиот?

— Она проснётся со стёртыми воспоминаниями о генах и...

— Это дорого. Я хочу сказать, нельзя стереть так селективно, не оставив много оборванных нитей...

— Что?! То есть, мать вашу...

— Не тревожься. Мы этим займёмся.

Купер постарался изобразить ободряющую улыбку. Она вышла похожей на оскал хорька.

Баррабас уставился на него.

— Вы собираетесь её убить.

Купер пренебрежительно отмахнулся.

— Это мелочи.

Боковым зрением Баррабас видел, как ёрзают, стонут и срут розовые твари на экране.

— Они её запихнут в машину — и дальше что?

— Ты же не втюрился в неё, надеюсь? Она левачка, как пить дать — комми или анархистка. Оставим её в живых — выйдет за какого-нибудь громилу-негра и нарожает ему детей. Худшая разновидность бесконтрольного скрещивания. Мерзость. Выкинь её из головы, я сказал!

Баррабас сделал морду тяпкой и старательно вздрогнул от омерзения.

— Да, вы правы...

— А теперь иди. Придержи её там, чтобы...

— Да, — повторил Баррабас, — вы правы.

Он кивнул, повернулся, автоматически открыл дверь и, как болванчик, побрёл по коридору.

Он нашёл её в комнате отдыха. Вид у Джо Энн был взволнованный, она теребила в пальцах ручку сумки.

— Ты получил разрешение?.. — спросила она таким тоном, словно ей предстоял аборт.

— Да. То есть, э-э...

Он услышал голоса в соседней комнате. Один из голосов принадлежал начальнику охраны.

Баррабас крепко ухватил Джо Энн за руку.

— Идём. Я сам тебя провожу.

— Не вешай мне лапшу на уши. — Но она повиновалась, и они вышли наружу. — Отчего такая спешка?

Он оглядывался, высматривая нужную машину в трафике. Только что перестал дождь; мокрые улицы стеклянисто поблёскивали, в воздухе парило — асфальт отдавал сумеркам накопленное за день тепло.