Все одновременно приложились к стаканчикам: выглядело это забавно, но отрепетировано не было. Через пять минут можем уже быть мертвы, подумал каждый.
Но бой отнял меньше пяти минут. Если точнее, то меньше одной. Корабли, казалось, просто наблюдали друг за другом. Лестер врубился на их радиочастоты, и на узле связи услышали сперва возбуждённую болтовню русских, а потом обрывки фраз с миссурийским акцентом: векторы уравняли, но... [скрежет] пять-семь-ноль [скрежет]... хорошо, что тут не воняет... ты мне должен свежие трусы, запомнил? К потом — небольшая вспышка, единственная труднозаметная вспышка от натовского корабля на экране номер 6 и симметричная ей — от новосоветского судна на экране номер 7. Карандашный луч света на экране 6 исходил от восьмимегаваттного фторного лазера, работавшего в дальней красной и ближней инфракрасной области; луч метил в новосоветскую ракету. Ракеты видно не было, только мигнуло что-то на экране и тут же погасло, когда она взорвалась.
Снова скрежет и крик разочарования на частоте новосоветчиков, а потом седьмой экран заполнило диффузное облако белого огня. На частоте новосоветчиков прозвучал душераздирающий вопль. Четыре секунды помех: это умирала в электромагнитном импульсе новосоветская электроника; шум служил предвестником ещё большей резни. Затем тишина.
Лестер вымолвил:
— Господи. Там ведь все теперь мертвы. Пуфф — и нету их. Бл...
— Блокада прорвана, — сказал Расс. — Пуфф — и нет её. Так-то.
Лестер глядел на экраны и оценки диагностических утилит.
— Всё в порядке. Обломки нас не заденут. Нечего бояться.
Расс осушил стаканчик и плеснул туда ещё. Тоном надравшегося моралиста за барной стойкой Фаид изрёк:
— Но ведь теперь, когда мы знаем, что смерть нам не грозит, напиваться бессмысленно?
— Не нужны нам такие оправдания, — ответил Расс. — Б..., да нам вообще никакие оправдания не нужны. Давайте выпьем за упокой душ новосоветчиков, погибших вместе с тем кораблём. За людей, которые нам звонили и спрашивали, всё ли у нас в порядке, когда свет выключался.
— За это я выпью, — сказал Лестер.
Остров Мерино, Карибы
На Мерино близилась полночь, но они продолжали смотреть телевизор. У Стоунера слезились глаза и путались мысли от болтовни телевизионщиков и выпивки, но выключать огромный плоский экран было боязно. Слишком много всего происходило одновременно.
Стоунеры и Кесслеры — Синди прикорнула на кушетке, положив голову на колено Джанет — рассредоточились по тёмной комнате, вперив взгляды в призрачное бело-синее сияние телевизора.
От выпусков военных новостей нельзя было оторваться: война вот-вот должна либо завершиться, либо взорваться ядерным холокостом. Сообщали об арестах и уголовных делах, о роспуске и запрете американской МКВА. Слышались настойчивые призывы отправить в отставку президентшу Бестер. Натовцы пообещали учинить расследование деятельности Второго Альянса в Европе. Поступали новости о том, что в Колонии ВАшников тоже арестовали, и там у руля новое руководство. О покушении на Смока. О том, что его положение улучшилось, и он переведён из реанимации. (Алюэтт прислали собственноручную записку от Смока.) Аналитические программы, интервью: всё пережёвывают снова и снова. Поражение новосоветчиков на орбите, отступление новосоветской армии с блокирующих позиций под усилившимся натиском НАТО.
Больше ничего не может сегодня случиться, подумал Стоунер. Пора спать.
На экране политический обозреватель монотонно жужжал что-то насчёт вероятной победы кандидата от оппозиции на президентских выборах. Сравнивал ситуацию с Уотергейтом, со скандалом Иран/Контрас, с неудачной попыткой импичмента Клинтону в прошлом веке.
— Но в данном случае мы, конечно, имеем дело с куда более скверным инцидентом: многие склонны полагать это актом государственной измены со стороны президента...
Стоунер как раз вставал с кушетки и потягивался, подумывая идти спать, когда политического обозревателя утянуло в угол экрана, а на его месте оказался возбуждённый молодой диктор:
— ...Новый Советский Союз изъявил желание прекратить огонь на всех фронтах и положить войне мирный конец. Государственный секретарь Карнеги по этому поводу сказала, цитирую: Мы чувствуем, что конец войны уже близок. Новые Советы намекают, что готовы сложить оружие. — Новостник прокашлялся. — Дамы и господа... — Голос его срывался от возбуждения. На миг он вышел из заученного образа, и проявилась личность за глянцевой маской, наэлектризованная важностью момента. — Дамы и господа... дамы и господа, Третья мировая война окончена.
Имение Клауди-Пик, север штата Нью-Йорк
— Кризис несомненен, — сказал Уотсон, — и нам придётся предпринять поспешное отступление. Но лишь на одном из фронтов.
Сэквилль-Уэст так сильно мотал круглой головой, что подбородок трясся.
— Это не отступление на одном из фронтов, а полное и разгромное поражение. Президентшу заставят уйти в отставку. Наши американские банковские счета уже заморожены. Управление внутренней безопасности ЦРУ подвергается проверкам министерства юстиции и наших врагов в Конгрессе, а наши люди в министерстве юстиции арестованы. Социологические опросы показывают, что в Америке девяносто процентов настроены против нас. Даже фундаменталисты. Делают вид, что шокированы, что ничего не хотят иметь общего с нами. Активы Worldtalk заморожены. Сетевые проекты Worldtalk остановлены. Обвинения, новые обвинения! Колония пала, Прегер под замком. Большая часть всего этого — из-за медиа, подпольной Сети, соцсетей...
— Ты, кажется, опечален, — холодно заметил Уотсон, — а это забавно.
На комм-узле в имении Клауди-Пик сидели четверо, в том числе Карлтон Смит, координатор особых образовательных программ ВА, высокий, с кустистыми бровями и короткими редеющими светло-каштановыми волосами; он всегда курил трубку и едва заметно улыбался, словно все насущные проблемы можно было решить отеческим наставлением. Он был отцом Джебедайи Смита.
Уотсон и Сэквилль-Уэст присутствовали тоже, а ещё — Клаус, телохранитель Уотсона, которого тот везде за собой таскал. Клауса явно ожидало существенное продвижение по службе.
Участие в видеоконференции принимали и другие: четверо высокопоставленных администраторов ВА из разных штатов. У всех был панический или сконфуженный вид.
Уотсон, Смит, Клаус и Сэквилль-Уэст расположились за маленьким круглым столиком, который Уотсон лично притащил в комнату.
Уотсон продолжил:
— Я хочу сказать, Сэке, что ты так говоришь, словно тебя злит всё происходящее. Словно ты недоволен чужими провалами. Но ведь, Сэке, это ты у нас начальник службы безопасности, это ты дал маху, позволив себя записать в разговоре с президентшей: записать и сфотографировать при обсуждении очень деликатных вопросов. Это ты упустил Стоунера. Поэтому не удивляйся моему решению снять тебя с занимаемой должности.
Голова Сэквилля-Уэста вздёрнулась, по лицу заходили желваки.
Кожа заалела, глаза порозовели.
— И кем ты меня заменишь?
— Присутствующим здесь Клаусом. Я досконально изучил суть дела. Его проверили на экстракторе. У него превосходный послужной список в нашей службе безопасности. — И он солгал: — Он координировал действия моей охраны во Франции.
Сэквилль-Уэст обернулся к экранам.
— Господа... это неслыханно, я... из меня козла отпущения пытаются сделать... свалить на меня...
Но больше он не произнёс ничего, сбившись на нечленораздельные звуки и слюнотечение. Наверное, он увидел, как на него смотрят люди на экранах.
Уотсон встал, подошёл к двери и позвал:
— Бен?
Бен вошёл и встал за креслом Сэквилля-Уэста. У молодого человека вид был немного сконфуженный.
— Сэр, пожалуйста, пройдёмте со мной.
