— Бросай эту дрыну, идиотка!

Девушка отчаянно замотала головой и пулемёта не выпустила, хотя аж согнулась под его весом. Он перебросил через плечо свой гранатомёт и отобрал у неё пулемёт, взял под локоть и потащил за собой, подумав, что, если им сейчас повезёт выжить, она потом, несомненно, прочтёт ему лекцию о самостоятельности женщин.

Но сейчас его это не заботило, потому что коптеры разрядили четыре пушки. Он услышал четырёхкратный удар и стон сминаемого металла: снаряды поразили два задних грузовика. Торренсу опалило спину волной тепла, а потом неласково погладило ударной волной.

Он покачнулся, но Клэр не дала ему упасть. Мир пьяно заплясал вокруг...

... что-то раскалённое пронеслось мимо, прочертив в воздухе белую линию, уткнувшуюся в задний борт передового грузовика, который меж тем продолжал петлять по шоссе, и секундой позже машина, где Торренс просидел всю ночь, утонула в оранжево-красном пламенном шаре.

Тепловая волна и свист осколков. Мерцающие отблески пламени во льду; долгое бухающее эхо меж горных склонов.

Бёрч, один из лучших, погиб.

— Вот они! — заорала Клэр и толкнула Торренса в малопривлекательное укрытие за скатившимся со скалы валуном; «гончий пёс» и «коренники» продолжали снижаться к ним. От скал вокруг полетели осколки и искры: склоны залило стальным дождём. Торренса что-то царапнуло по щеке, и ещё что-то, более крупное, резануло по шее. Они с Клэр попытались вжаться дальше в укрытие; спины им холодили острые скальные выступы.

Торренс подумал: Если поднимутся, развернутся и поймают нас на прицел, нам крышка. Они нас нашинкуют.

Но машины-убийцы полетели дальше, преследуя основную группу партизан; те только забирались в расщелину двадцатью ярдами дальше. Бонхэм остановился у входа, оглянулся, вероятно, в поисках Клэр, и нырнул внутрь. Кармен скорчилась у входа, закрепляя свой гранатомёт на небольшом валуне; выстрелила, и граната взметнулась в воздух, но лишь отскочила от подбрюшья автокоптера, прежде чем взорваться. Коптер подбросило взрывной волной, но он не пострадал и метнулся следом за «гончим псом».

Торренс дёрнул Клэр за руку, они выбрались из-за валуна и побежали к расщелине, думая на бегу, успеют ли туда добраться прежде, чем скак и вертолёты закончат разворот. Пробежали мимо трёх тел в лужах крови. Не было времени смотреть, кто это.

Скак сбросил скорость, завис, и автокоптеры послушно повторили его движения.

Сбить чёртов скак, думал Торренс. Надо просто сбить этот грёбаный скак.

Скак и его верные псы надвигались; они были примерно в пятидесяти ярдах над головой и срезали курс, снижаясь наискось; алый огонь рассвета отражался в кокпите скака и разливался по стальным изгибам слепых вертолётных передков.

Торренс бежал из последних сил, таща за собой Клэр; один автокоптер нырнул к ним, взял на прицел. Торренс чувствовал мокрую от пота ладонь девушки в своей; пальчики её сжимались от напряжения, и он вспоминал, что хочет ей сказать...

И тут она втолкнула его в полумрак расщелины, а минипушечные снаряды калибра 7.62 мм исторгли скрежещущий стон из скалы в нескольких футах от входа. Кто-то выстрелил в ответ из ручной ракетницы, и ракета ударила в автокоптер с довольным ка-умпп!

Торренс бросился наземь, на засыпанное галькой дно прохода, меж двух низких камней, Клэр нырнула следом; оба тяжело дышали, обоих колотило от страха, но и от восторга: они ведь выжили. Мимолётное торжество придало ему сил... пока он не увидел, что Поттера с алжирцем размазало в кашу о скалу у входа в расщелину. Их подстрелили на самом пороге убежища.

Отчаяние свинцовой тяжестью навалилось на Торренса. Но он заставил себя подняться и поискать глазами Стейнфельда.

Четверо добровольцев дежурили у входа, отгоняя выстрелами врагов и выигрывая время остальным забиться в укрытие поглубже, подальше от дороги. Расщелина была V-образная, глубиной около сорока футов; у верха шириной около восемнадцати футов, дальше книзу сужалась, изгибалась ко дну, заваленному снегом и усыпанному галькой, и петляла в толще скалы. На южном конце небольшой скальный карниз отчасти прикрывал беглецов от атаки сверху. Солнце светило почти прямо в расщелину; там и сям синеватый свет прерывался острыми теневыми лезвиями.

— Сколько... сколько нас? — выдохнула Клэр, бессильно опустив руки на колени и уткнувшись лицом в ладони.

— Похоже, что нас осталось всего тридцать два, — сказал он.

Она спросила что-то ещё, но он не разобрал, что именно: от входа в расщелину послышались выстрелы, треск и скрежет. Стейнфельд с Левассье как раз повернули за угол в поисках более надёжного прикрытия. Чертыхаясь и поскальзываясь на льду и гальке, остальные партизаны тащили раненых и несколько ящиков с оружием, провиантом и боеприпасами. Спасти удалось немного.

При каждом толчке раненые резко, пронзительно кричали от боли.

Издевательский внутренний голос поинтересовался у Торренса: Тебе хотелось попасть в реальную передрягу. Ты доволен?

Уцелевший автокоптер приступил к ковровому обстрелу расщелины из своих минипушек, а четверо партизан пытались его сбить от входа.

Торренс увидел, как впереди, в сужении V-образного контура расщелины, поднимается туман из пыли, скальных осколков, дыма и кровавых брызг. Четверо добровольцев задёргались под пулями, их отшвырнуло на скалу: они погибли почти мгновенной смертью. У каждого была биография: родители, семья, друзья, вероятно, дети. У каждого только что оборвалась лента личной истории.

Он видел в пятидесяти футах над проходом «коренника»: ветер от винтов вертолёта вздымал тучи пыли, дыма и снежной пороши. У скака не было лица, и в этом аппарат весьма напоминал ВАшника в непрозрачном шлеме. Управлял им компьютер; машина для охоты и убийства — никаких других функций.

Скак приближался с другой стороны, высматривая цели. Клэр затаила дыхание. Рывком встала, и они снова потащились по расщелине, как зверьки, прячущиеся от охотника.

Повернули они за угол в тот самый момент, когда скала за их спинами взорвалась под ударом пушки скака. Земля под ногами точно рябью пошла; воздух от ударной волны словно затвердел, очертания всех предметов исказились, и почва, казалось, выпрыгнула из-под Торренса... пока он не обнаружил, что лежит лицом вниз, а уши заложило.

В меня попали? подумал он. Кто-то тянул его за руку, перекрикивая рёв скака и автокоптерных винтов.

— Торренс, вставай, твою мать! — Клэр. — Дэнни, вставай, ну же!

Торренс? Дэнни? Он помнил эти имена, помнил всё, что его сюда привело. Но всё это теперь лишилось смысла, хотя он заставил себя встать, заставил негнущиеся ноги двигаться, и они с Клэр потащились по расщелине: всё это казалось ему абсурдным, бессмысленно хаотичным. Они обрушивают на нас хаос в форме пуль, шрапнели, взрывов; мы отвечаем им тем же. Волны хаоса катятся туда-сюда, этими волнами меня занесло в горы на два дня пути, а теперь заткнуло в горную расщелину. Волны хаоса гонят нас, как полевых мышек в молотилку. Мы снова превратились в зверьков под сапогами... Как тогда, когда егернаут убивал Рикенгарпа, пока он играл на гитаре... Идеологическое происхождение конфликта было лишь поводом. Конфликт, порождающий убийства, жил своей жизнью.

И ему захотелось отсюда выбраться. В тот миг истощённого безмыслия ему захотелось забиться в какую-нибудь дыру, переждать волну хаоса; потом выбраться оттуда, спуститься с гор, найти дорогу к морю, сесть на корабль или самолёт, вернуться в США, к безопасности ограждённых стенами анклавов, где обитали его родители...

Но, посмотрев на Клэр, он не заметил в ней отчаяния. Лишь гнев и страх, но никакого отчаяния, никаких слёз. Он ощутил её руку в своей и сделал это ощущение организационным фокусом распадающегося ума. В этот миг её прикосновение канализировало все его чувства. Стейнфельд и Новое Сопротивление остались где-то очень далеко. Они убегали, прятались, пытались скрыться — вместе; и это ощущение близости, совместных действий, обладало самостоятельной ценностью, пускай и надуманной. Ему казалось, что он взбирается на маленькое безлистное деревце, ставшее единственным убежищем от яростной бури в пустыне.