— Минуточку! — крикнул я, судорожно натягивая штаны и кинулся к шкафу за рубашкой.

Стук затих, но я прекрасно понимал, что ждут, пока я открою, поэтому торопился, как мог. Быстро пригладил непослушные волосы и пошёл открывать. За дверью оказалась невысокая стройная женщина с гордой осанкой, на вид лет сорок пять. Строгое красивое аристократическое лицо обрамляла богатая элегантно уложенная шевелюра волнистых каштановых волос с лёгкой проседью. Большие карие глаза смотрели на меня с любовью и тревогой. Она уверенно и бесцеремонно вошла в кабинет, оттеснив меня внутрь.

— Сашенька, как ты? — спросила она, приобняв меня, встала на цыпочки и нежно поцеловала в щёку. Я сразу понял, что это мать. — Отец мне только утром всё рассказал, я всё побросала и бегом сюда, даже причесаться не успела. Что с тобой случилось? Расскажи мне по нормальному. Ты же знаешь отца, он как всегда в двух словах, больше раздразнит, чем объяснит.

Зашибись, это она ещё не причесалась? Значит, когда причешется, то вообще королева. А моя мать настоящая красотка, как говорится, ни в сказке сказать, ни пером описать. Зная теперь обоих родителей, не возникает вопросов, откуда я такой красавчик.

— Да уже всё позади, мам, всё хорошо, — попытался я её успокоить, поглаживая по плечу. Она припала к моей груди и крепко обняла. — Только вот с памятью серьёзные проблемы. Почти ничего не помню.

— Совсем ничего? — она резко отпрянула от меня и взволнованно посмотрела в глаза. — Ну меня-то ты вспомнил?

— Тебя невозможно забыть, — важно заявил я. Естественно это неправда, но материнское сердце надо жалеть, холить и лелеять, а такие слова — это целебный бальзам для него. — Только по поводу всех предыдущих событий и того, что я когда-либо делал в голове полная пустота, осталось только изображение.

— Отец сказал, что тебя ранили, — сказала она и распахнула на мне рубашку, которую я не успел застегнуть до конца, осматривая свежий рубец слева на груди. — Ну тут он справился, его стезя. Он сказал, что тебе сильно досталось по голове, покажи.

Я наклонился к ней и повернул голову, чтобы ей удобно было рассмотреть шишку на темени. Мама приложила к ней свои тёплые мягкие пальчики и от них по голове стало разливаться приятное тепло. Я буквально почувствовал, что нехилая гематома начинает уменьшаться в размерах. Ощущения от воздействия были диаметрально противоположны тем, что я испытал под рукой отца. Приятный релакс распространялся по голове и спускался вниз, захотелось даже снова залезть под одеяло.

— Так, ты это, не спи! — строго сказала мама, возвращая меня в реальность. — Убери пока всё с дивана, а я пойду распоряжусь, чтобы организовали кофе с пирожными.

Она резко развернулась и вышла из кабинета, аккуратно прикрыв дверь. Снова приятно, ненавижу, когда дверью хлопают, и не только автомобильной. Пока складывал в диван постель, навеяла мысль. У них тут кондитерская лавка что ли круглосуточная рядом? Выпечка и сладости в любое время. Возможно она по пути из дома где-то прихватила, тоже вариант. Но первый мне больше нравится и достаточно правдоподобный. Одними только пирожками и булочками сыт не будешь, хорошо бы и кусок жареного мяса употребить, и супчик на обед не помешает. Ну, с этими вопросами разберёмся по ходу пьесы. Дома то понятно всё будет в достатке, я даже не сомневаюсь. Ещё не выполнен первый пункт плана — влиться в жизнь, словно так и было. Словно я и есть Александр Петрович Склифосовский.

Я успел навести порядок в кабинете, когда снова вошла мать, а следом за ней влетел вихрь в длинном платье с такой же копной волос, как у матери, только без седины. Это существо с визгом бросилось мне на шею и повисло, поджав ноги. Моё лицо окутали каштановые локоны.

— Катенька, слезь с брата, он ранен! — прикрикнула на неё мать, пытаясь оторвать её от меня, но ей это не удавалось.

— Его папа уже залечил, я всё знаю, от меня не скроете! — пискнула она, не собираясь от меня отлипать.

— Дыру в груди подлатал, но осталась другая проблема, более серьёзная, — сказала мама, не прекращая попыток снять с меня вцепившегося клеща.

— Какая ещё проблема? — пропищала она, спрыгнув на пол.

Бездонные карие глаза начали наполняться слезами. А она ещё красивее, чем мать. Распускающийся цветочек. Такую надо любить и защищать. Раз уж я её старший брат, то я сделаю всё возможное, чтобы все знали, кто обидит этого ангелочка, будет иметь дело с Сашей Склифосовским, а это вам не хухры мухры.

— У Саши пропала память, — сказала мать таким тоном, словно пропал и сам Саша.

Впрочем, получается, что так оно и есть. Теперь Сашей буду я, очень надеюсь, что вы не пожалеете. Главное не спалиться, что я не он. Если я полностью осознаю себя членом их семьи и жителем этого мира, всё будет хорошо. А некоторые изменения в поведении и характере опять же можно будет скинуть на ту самую травму и амнезию. Ещё одно но, мне теперь надо ещё найти человека, который всё это устроил. Это тот, кто организовал вручение злосчастного усиливающего амулета, я уверен на все сто. Напавший на меня Воронихин скорее всего не особо виноват. Но, как говорится, это не точно.

— Как память потерял? — слёзные глаза этого котёнка расширились ещё больше. — Совсем потерял? Ты и меня не помнишь?

— Почти ничего, — грустно улыбнулся я и пожал плечами. — Есть какие-то смутные картинки, но не могу ничего конкретного вспомнить.

— Помнишь мою любимую плюшевую игрушку? — с надеждой спросила она, вцепившись мне в лацканы сюртука.

— Рыжую собачку? — наобум спросил я. Судя по выражению лица, не попал.

— Белого медвежонка, — чуть не плача сказала Катя, медленно отстраняясь. — Ты подарил его мне на день рождения на четыре годика. С тех пор эта игрушка моя самая любимая, несмотря на то, что уже сильно истрепалась. Мам, ну я не понимаю, ну как он может этого не помнить?

— Успокойся, солнышко, — мама обняла и прижала дочь к себе, поглаживая по голове. А на меня смотрела грустными глазами, но мне казалось, что надежда в них всё-таки была. — Так уж случилось, но мы ему поможем, всё будет хорошо.

— Сашуль, ты не обижайся, но я наверно лучше пойду, — сказала Катя, взяв себя в руки и вытирая слёзы. — Мы с тобой потом тогда поболтаем, вечером. Я буду долго тебе рассказывать всё подряд, тогда память твоя восстановится и будет всё, как прежде.

— Будет даже лучше, чем прежде, котёнок, — ласково улыбнулся я и подмигнул. — Всё будет хорошо.

— Вот видишь, мама, он уже вспомнил, что я котёнок! — она чмокнула меня в щёку и побежала на выход. — Всё, пока!

Отправив мне воздушный поцелуй, она исчезла за дверью. Очень милое и прекрасное существо.

— Может и правда всё не так плохо, как ты говоришь?

Я пожал плечами. А что я могу сказать, для меня каждая фраза и каждый вопрос, как экзамен. Я на каждом шагу чувствую себя, как канатоходец, идущий по тонкому тросу между двумя небоскрёбами без какой-либо страховки и балансировочного шеста.

Неловкую паузу прервала санитарочка, вкатившая в кабинет небольшую каталку, на которой красовался кофейник, сливочница, сахарница, две кофейных чашки и тарелки с пирожными. Натюрморт очень аппетитный, да и кушать уже захотелось, но в душе нарастало беспокойство, приближался момент истины, когда приедет тот самый пресловутый Борис Владимирович. Самым большим опасением было возвращение прежнего Александра Петровича Склифосовского. Это было бы отлично, если бы я вернулся в собственное тело, проснулся в ординаторской, отчитался за дежурство и пошёл домой, но что-то внутри подсказывало, что именно такого расклада точно не будет.

Пока есть ещё время для главного на этом этапе испытания, можно и кофе попить. Тем более, что запах в кабинете стоял божественный. Мы с мамой уселись на диван, я неспешно разлил кофе по чашкам, оставив место для сливок, доведя с их помощью напиток до ума, подал одну из чашек маме. Она молча наблюдала за мной, я уже чувствовал себя, как на экзамене.

— Что-то не так?