А с Гансом Фишером мы, я и Лиза, тоже побеседовали, узнали откуда он и как попал в этот мир. В прошлой жизни, до 2010 года он был сорокалетним аптекарем, владельцем аптеки в Дрездене. Здесь вселился совсем недавно в студента медицинского факультета, поэтому ещё даже не думал, как поступать дальше. Он обрадовался, что он не один такой попаданец. Мы ему тоже предложили писать заявление на академический отпуск и ехать с нами. Договорились, что он приедет ко мне вместе с Карлом и Женни.

Вот такая удачная поездка получилась у нас с Лизой в студенческий пансионат.

На следующий день наш поезд выехал в Веймар, где проживала тётя Мария. Она была намного старше моего отца и папа́ её любил почти сыновьей любовью. Мария Павловна, пятидесятишестилетняя бойкая женщина, была очень деятельной натурой. Она не только вела все финансовые дела герцогства, но часто даже проводила международные переговоры от имени мужа, великого герцога Карла Фридриха Саксен-Веймар-Эйзенахского. В отличие от неё, Карл Фридрих, был, как говорится “ни рыба, ни мясо”, большую часть жизни проводил в праздном безделии, коллекционировании и охоте.

Во время нашего пребывания мама́н почти все время проводила в обществе Марии Павловны, потому что тётя организовала у себя в герцогстве благотворительную деятельность с не меньшим размахом, чем та, которую императрица проводила со своим ведомством в России. А нас с Ольгой, вероятно, чтобы не путались под ногами, герцогиня поручила своему мужу и своему сыну, Карлу Александру, двадцатидвухлетнему молодому человеку. Он носил мундир прусской армии, потому что служил в ней уже два года, хотя в перспективе должен был унаследовать престол отца. Старший сын герцога умер, две дочери, как уже говорилось, были невестками почившего прусского короля, а Карл Александр оставался единственным наследником.

Оля мне сказала, что Карл Александр “запал” на меня. Я и сама заметила, что принц смотрит иногда на меня влюблёнными глазами. Стараюсь вести себя с ним подчеркнуть вежливо и аккуратно, чтобы не дать повод для развития отношений. Так уж мне нужен почти инцест! Оля ещё поделилась со мной откровениями Марии Павловны, что та хотела бы видеть одну из нас своей невесткой! Совсем что ли выжила из ума старуха? Да и какая она старуха? 56! Хотя нельзя забывать, что в эти времена сорокалетняя крестьянка иногда уже выглядела дряхлой старухой и таковой считалася.

А Карл Александр вообще-то симпатичный малый, культурный, общительный, умный. Оля ещё говорила, что он слушал лекции в Йенском и Лейпцигском университетах, прекрасно говорил на французском и русском языках. Благодаря матери хорошо знал Россию, русскую поэзию, посещал Петербург, ездил по России. Про него говорили: трудно сказать, где в нем кончается немец, а где начинается русский.

Я заинтересовалась этим своим кузеном и попросила Лизу Карамзину выяснить подробности возможной его дальнейшей судьбы через Оракул. Мария Павловна всё же добьется, чтобы Карл Александр женился на своей близкой родственнице. Правда, это буду не я, и не Ольга, а принцесса Вильгельмина Мария София Луиза Нидерландская, дочь короля Виллема Второго и великой княгини Анны Павловны, другой нашей тёти. У Карла Александра с Вильгельминой будет четверо детей, мальчик и три девочки.

Великий герцог с сыном взялись показать нам с Ольгой свою красивую столицу. И самым первым значимым местом выбрали дом Гёте, умершего восемь лет назад, дружившего с великим герцогом и его супругой. В доме поэта Оля обратила моё внимание на бюст нашей мама́н в юном возрасте. Почему гений литературы держал у себя именно этот бюст, именно нашей матери, - остаётся загадкой. Возможно, что красота юной Александры Фёдоровны, тогда ещё принцессы Фредерики Луизы Шарлотты Вильгельмины Прусской, показалась поэту типичной для юности, поэтому эта скульптура и стояла здесь, вдохновляя поэта на новые бессмертные строки.

Нам показали также огромную библиотеку Гёте, насчитывавшая тридцать тысяч фолиантов.

Великий герцог, которого, по-домашнему звали Кикерики, обладал ярким душевным обаянием и без конца рассказывал нам анекдоты, истории, смешные подробности, сопровождая их весёлым подмигиванием. Карл Фридрих воспитывался Гёте и его окружением, поэтому впитал в себя их культуру, нравы и менталитет.

У великого герцога было огромное собрание различных коллекций. Он нам их с большой радостью показывал. Это были произведения мейссенского фарфора, старинные гравюры без рам, наклеенные прямо на стены, китайские мопсы и китайская мебель. Просмотрели мы и галерею родовых портретов, а также галерею выдающихся деятелей этой поры. Кроме уже упоминаемого Гёте, здесь были портреты Шиллера, Геллерта, Виланда, композиторов Вебера, Гуммеля и Листа.

Прощальный вечер ( рано утром решено было ехать дальше) мы провели в довольно узком кругу двух семей, великого герцога и российского императора. Мы с Олей, хотя и давали себе слово не заниматься музыкой во время поездки, немножко побренчали на гитарах, а я спела несколько песен. Особенно Мария Павловна настаивала, чтобы прозвучала та песня, которую я спела братьям - принцам Нассаусским, когда они приезжали в Россию выбирать себе невест. Пришлось снова петь “Швайне”.

Наутро наше царское семейство выехало во Франкфурт. Ехали не поездом, а на открытых автомобилях, кабриолетах, благо стояла прекрасная солнечная и безветренная погода. Во Франкфурте мы остановились в Отель-де-Рюсси и стали дожидаться прибытия семьи будущей невесты цесаревича. Траурные чёрные платья мы сменили на белые, праздничные. Семья великого герцога задерживалась, а мы волновались. Дело было весьма щепетильное: цесаревичу и императору едва удалось уговорить императрицу дать согласие на брак цесаревича с этой принцессой. И то Александра Федоровна сказала, что примет окончательное решение только тогда, когда лично встретится с Марией и поговорит с ней.

А загвоздка была в том, что вся августейшая Европа прекрасно знала о происхождении Марии Гессенской. Мать Марии, Вильгельмина Луиза Баденская с 1820 года проживала с супругом, великим герцогом Людвигом II Гессенским раздельно, в разных имениях и сожительствовала со своим камергером бароном Августом фон Сенарклен де Грасси, поэтому Мария и ее брат Александр были незаконнорожденными, хотя Людвиг II и признал официально этих детей своими.

Все опасения, что императрице не понравится будущая невестка, оказались напрасными. Мы же с Ольгой очень быстро нашли с Марией общий язык и подружились. Великий герцог Людвиг II также оказался весьма простодушным и приятным человеком. Кроме Марии Людвиг II представил нам также троих своих сыновей, Людвига, Карла и Александра. Самый младший из них, Александр, был всего на год старше Марии, жил и воспитывался вместе с ней. Николай Павлович, узнав об этом, решил пригласить его служить в русской армии, чтобы и в будущем брат и сестра надолго не расставались. Александр с радостью встретил это предложение и тут же дал согласие.

Потом наши семьи направились в Эмс – курортное местечко, где любили отдыхать и лечиться многие европейские монархи, не исключая, конечно же, и российскую императорскую семью. В Эмсе я, Ольга и Мария Гессенская ещё крепче подружились, потому что поселились в одной комнате. Для нас это были весьма радостные и счастливые две недели, пролетевшие незаметно. Маман лечилась минеральными водами из горячих источников, а мне и Оле доктора прописали пить ослиное молоко. Я добросовестно выполняла все предписания докторов, хотя и обоснованно сомневалась в целесообразности такого лечения.

Что касается нашего ежедневного времяпрепровождения, то мы избегали прогулок по курортному парку, потому что не могли терпеть любопытных взглядов, иногда наглых, отдыхающей публики, преследовавшей нас повсюду. Мы, молодые, а именно: я, Оля, Мария Гессенская, её жених Саша , её брат, тоже Саша, - предпочитали уединяться в горах, куда совершали ежедневные прогулки пешком или на осликах. Иногда мы спускались с гор к реке Лаан, а однажды даже плавали по ней на пароходе.