Потом мы с Петром Ивановичем долго сидели за самоваром, хозяин угощал меня десятками образцов мёда: липовым, гречишным, фацелиевым и другими. Я же нарисовала ему несколько схем различных ульев, которые запомнила из предыдущей жизни: улей-лежак, многоярусный и другие. Прокопович был очень удивлён, вдохновлен новыми идеями и сказал, что завтра же приступит к изготовлению этих ульев.

Потом я выступила перед учениками знаменитой школы пчеловождения. Всего, как сказал Прокопович, на данный момент в школе обучалось 48 учеников в возрасте от 16 до 40 лет. Я рассказала, что буду хлопотать перед императором о создании сети государственных пасек от Польши до самого Тихого океана, а также в Русской Америке. Пообещала, что лучших из сидящих здесь возьмут работать на эти пасеки. Чем вызвала бурный восторг и овации. Подарила каждому ученику по серебряному рублю новой чеканки и по своей фотографической карточке с автографом.

Доехав на поезде до Екатеринослава, где заканчивалась уже построенная дорога, я отправила поезд вместе с младшим братом обратно в Питер, а сама с полусотней казаков, пажами, служанками и приближёнными отправилась на пароходе в Одессу, где пробыла более недели. Затем на другом пароходе посетила южный берег Крыма, Керчь и через Азовское море добралась до Дона. Ознакомилась с жизнью Донского казачества. Потом на Волгу, где уже на третьем пароходе добралась до Твери, откуда уже меня с сопровождающими забрал царский поезд.

За время путешествия я всё-таки смогла создать из своих пажей полноценный вокально-инструментальный ансамбль. В результате долгих, изнурительных репетиций мы выучили несколько мелодий, песен и романсов с тем, чтобы в дальнейшем с ними выступать. Я повсюду разыскивала талантливых певцов и исполнителей, но не находила. Только в Одессе пригласила к себе в ВИА молодого скрипача Изю Якубсона. А в одной из деревень на Волге приметила двух русских пареньков, великолепно играющих на балалайках – Павла Ясенева и Прохора Морозова.

Из дальнейшего путешествия мне особенно запомнилась Одесса. Пушкин, для которого этот город остался напоминанием бурной и буйной молодости с удивлением обнаружил, что в Одессе ещё проживают некоторые его друзья и подружки, в частности жена генерал-губернатора Новороссии графиня Елизавета Ксаверьевна Воронцова.

Я попросила Александра Сергеевича поподробнее рассказать о своих любовных увлечениях в Одессе. Если, конечно, ему не тяжело вспоминать те годы.

- Нет, я с теплотой вспоминаю Одессу и свои приключения в ней. – ответил поэт. – Но Елизавета Ксаверьевна не была моим главным увлечением. У меня была очень страстная любовь с красавицей Амалией Ризнич, которая очень рано ушла из жизни. А с Воронцовой у нас были поверхностные отношения: я был немного влюблен в нее, а ей было важно делать вид, будто у нас роман. Её муж из-за этого меня возненавидел.

- Ну, вы тоже в долгу не остались: “Полу-мудрец, полу-невежда, полу-подлец, но есть надежда, что будет полным наконец”. Этой эпиграммой вы его обессмертили в веках!

- Самое худшее заключается в том, что Елизавета Ксаверьевна со своим любовником столкнули нас с графом, чтобы скрыть свою связь. Об этом я уже потом узнал.

- И кто этот любовник?

- Александр Раевский – старший сын генерала Раевского, героя Отечественной войны. Представлялся моим лучшим другом. Меня привлекала его загадочность, насмешливость. А на самом деле, как потом оказалось, это очень подлый, желчный и завистливый человек.

- Я в курсе, что Елизавета Ксаверьевна в 1925 году родила дочь Софию, и все судачили, что эта девочка от вас!

- На самом деле – от Раевского! Мне говорили, что эта София совсем не похожа на Михаила Семеновича и очень похожа на Раевского. Зато дочка Ольги Нарышкиной, любовницы Воронцова, тоже, между прочим, София – точная копия графа!

- С ума сойти! Какие страсти! Как всё запутано!

- А знаете, я совсем не завидую Раевскому! Его Бог наказал очень жестоко! Женился поздно, всего несколько лет назад. В прошлом году его жена после родов умерла, оставив трёхнедельную дочь. Александр, рассказывают, никак не придет в себя. А тогда, после моего отъезда, из Одессы, Раевский рассорился с Воронцовой, публично её опозорил, что заставило её мужа писать жалобу самому императору. Раевский в результате был сослан в своё имение на Полтавщине.

- Как же так! – я вспомнила прочитанную ещё в школьные годы биографическую книжку о Пушкине. – Вы были так дружны с семейством генерала Раевского, с его дочерьми, сыном Николаем, а вот с Александром у вас так получилось? Кстати, а где сейчас Николай?

- Николай Раевский-младший сейчас командует Черноморской Береговой линией на Северном Кавказе. Генерал-лейтенант. Основал несколько крепостей и город Новороссийск. Собирается уйти в отставку. Мне он говорил, что враги клевещут на него императору и тот поддается их влиянию.

- Как жаль! Надо будет поговорить с папА о Николае, замолвить словечко, - а сама подумала, что надо спасать этого человека! И не от императора, а от смерти! Он может умереть совсем молодым! Надо поговорить с хирургом Егоровым, возможно, что-то получится.

В Одессе мы остановились во дворце графа Воронцова. Генерал-губернатор и его жена тепло нас приняли. В мою честь давали обеды и балы не только Воронцовы, но и другие вельможи, в основном поляки. В Одессе проживало очень много поляков, в основном шляхта и магнаты. Даже Елизавета Ксаверьевна была дочерью польского магната Браницкого. Ее лучшая подруга, а по совместительству любовница её мужа, Ольга Станиславовна Нарышкина, была дочерью польского графа Потоцкого и его жены, знаменитой греческой авантюристки Софии Глявоне (огромный парк “Софиевка” в Умани Потоцкий построил именно для неё). Воронцов женил своего двоюродного брата Льва Нарышкина на Ольге Потоцкой, чтобы скрывать свои с ней любовные связи.

Кстати, я познакомилась и с детьми Воронцовых и Нарышкиных. Моя ровесница София Воронцова действительно не имела схожести с Михаилом Семеновичем, зато одиннадцатилетняя София Нарышкина была его точной копией! Признаюсь, мне было неинтересно с этими двумя девочками: Воронцова показалась мне какой-то умственно недоразвитой, дебильной, а Нарышкина – ещё совсем дитё! Но приходилось возиться с ними, соблюдая правила приличия.

Встречалась я и с одесскими евреями: купцами, музыкантами, предпринимателями. Меня даже пригласили на еврейскую свадьбу! Как я уже упоминала, нашла в Одессе талантливого еврея-скрипача.

Проехались на пролетке по городу. Город красив в центре, застраивался по плану: улицы Дерибасовская, Ришельевская, оперный театр. Осмотрели порт, иноземные корабли в нем, строящуюся Бульварную лестницу, самую большую в Европе! Я вот только затрудняюсь сказать: эту лестницу изначально назвали Потемкинской или уже после знаменитого восстания на броненосце “Потемкин” в 1905 году?

Потом на пароходе мы отбыли в Крым. Вместе со мной отправились и Воронцовы с Нарышкиными. Воронцовым не терпелось мне показать свой знаменитый Алупкинский дворец, а Нарышкиным – своё большое современное имение Михсор.

Встретили меня и других путешественников в Царском Селе очень пышно. Играл духовой оркестр, была выстроена рота почётного караула. Море цветов. Потом торжественный обед персон на 200, а может и больше в Александровском дворце. А я никак не могу привыкнуть, что здесь при встречах слишком много целуются! Ладно бы маман, папА, сёстры, братья! Но и министры, фрейлины, прочие придворные тоже лезли поцеловаться. Кто понаглее – в щечку, кто поскромнее или пониже положением – целовали ручку.

Многим нетерпелось послушать после обеда моё пение, но я отговорилась, сказала, что очень устала. И, не дождавшись окончания обеда, попросила провести меня в выделенные мне покои. За обедом я сидела с сестрой Ольгой и кузинами Марией, Елизаветой и Екатериной Михайловнами. Позже Оля и кузины меня и проводили баиньки. Как и в Зимнем, здесь у нас с Ольгой были аппартаменты одни на двоих, только спальни отдельные были.