И вот по такому кругу Гю Чон бегал уже не одну неделю, если не один месяц. Петля, из которой он не мог найти выхода. Увязать это дело с семейством Паков окончательно у него не получалось, а тут еще эти суды, аресты, давление со стороны Пак Ки Хуна.

На телефон агента пришло сообщение об очередном списании абонентской платы и мужчина, устало отбросив папку с документами, взял в руки телефон. Открыл список СМС-ок, отметил последнее изменение баланса, как прочитанное. На глаза Гю Чону попалось и сообщение от информатора, которое он все еще не удалил. Еще и эти китайцы… Вопрос это был не приоритетный, но все же, если он не отработает наводку, начальство его по голове не погладит…

Все равно мозги уже были больше в состоянии фарша, чем похожи на орган, способный вести высшую нервную деятельность, так что Гю Чон смахнул в корзину сообщение доносчика и, разблокировав экран компьютера, полез в систему CCTV. Посмотрим, что там за кореец приезжал в китайский квартал, после чего он сядет, набросает черновик отчета и поедет в любимый бар. Хотелось пропустить пару «Лонг Айлендов» и забыться. Сложившаяся ситуация давила мужчине на нервы, не позволяла нормально дышать. Нужно окончательно перегрузить центральную нервную систему, чтобы она ушла в перезагрузку, а после — действовать.

Впереди Гю Чона ждала война с чеболями, и к ней нужно быть готовым морально, мужчина это прекрасно понимал.

Прикинув сроки, которые назвал информатор, агент контрразведки стал просматривать камеры сеульской системы видеонаблюдения. Нашел момент, на котором у входа в китайский квартал стоит кортеж из трех представительских автомобилей, немного отмотал назад, пытаясь поймать момент выхода людей из салона.

И когда ему это удалось, мужчина почти сразу же потянулся за своим смартфоном. На экране он отчетливо видел лицо человека, который не раз фигурировал во множестве файлов по его прошлому делу. Первый советник чеболя Пак Ки Хуна, человек, возглавлявший охрану конгломерата семьи Пак и имеющий весьма пухлое досье, состоящее из косвенных улик и догадок других следователей. Господин Юн Донджин.

Набрать номер госпожи Пак Сумин или открыть с ней чат мужчина не успел. Экран на мгновение почернел, после чего прямо перед глазами мужчины появился крайне знакомый короткий номер. Снял трубку Гю Чон уже на ходу — мужчина вскочил из-за стола и направился к выходу из офиса, наблюдая, как немногочисленные оставшиеся на службе коллеги так же берут в руки свои аппараты.

Наконец-то сняв вызов, уже стоя у лифта, Гю Чон услышал знакомую и так нелюбимую им запись.

— Тревога! Чрезвычайная ситуация! — оповестил из динамика голос телефонного робота. — Повторяю! Это не учебный вызов! Тревога! Чрезвычайная ситуация!

Сейчас почти все агенты NIS получили данное оповещение, за исключением тех, кто отсыпается после суточных дежурств, работает в поле под прикрытием.

Гю Чон вошел в лифт, придержал дверь для нескольких спешащих к нему коллег, после чего уверенно нажал на кнопку подвального этажа, где находился гараж. Проще всего узнать о том, что происходит — это обратиться на пост дежурного офицера на входе в ведомство.

— Что происходит? — спросил Гю Чон, увидев в небольшом коридорчике рядом с будкой дежурного полтора десятка спин своих коллег по ведомству.

— Вроде как бунт в тюрьме Донгбу! — выкрикнул ему в ответ один служащих.

Дальше топтаться на месте Гю Чон не стал. Едва услышав, где случилось чрезвычайная ситуация, мужчина бросился к месту парковки машин спецназа. Они первыми окажутся на месте, а он — вместе с ними.

Чутье говорило мужчине, что он точно знает, кто стоит за этим, а самое главное, он знает, что попытаются спрятать за беспорядками.

Когда наступил март, меня стало одолевать чувство глухой тревоги. Это не было связано с арестом, Мун Джином или моей работой, просто я чувствовал, что на воле в движение пришли какие-то силы, результат деятельности которых я не смогу предугадать.

Информация о том, что Пак Ки Хун отозвал адвоката и вплотную занялся моей персоной, не добавляла мне уверенности в завтрашнем дне. Вся семейка Пак Сумин были еще теми выродками — в этом я смог убедиться сам — так что если дед чебольки решит меня утопить, то сделает он это без особых проблем. Одно меня радовало: если меня попытаются осудить на большой срок, то я сумею утащить за собой Юн Донджина и неплохо так попить крови и самому Пак Ки Хуну.

Об этом я без затей сообщил Мун Джину, когда он вернулся со свидания со своей невестой. Если он будет еще контактировать с Юн Хян Ми в ближайшее время, то передаст это небольшое напоминание.

Вот только я четко понимал, что чеболи не ограничиваются исключительно легальными способами ведения дел. Хорошо, что я успел выскользнуть из лап NIS в общую тюрьму — тут у Пак Ки Хуна было меньше шансов как-то мне навредить, плохо то, что я вообще оказался в тюрьме. Но я прекрасно понимал, что достучаться с воли в стены подобного закрытого заведения — процесс крайне непростой.

Угрозы со стороны тюремной администрации я не чувствовал — эти люди были довольно трусливы и просто выполняли свою работу. Пропустить на свидание агента NIS и позволить товарищу Мун Джина пополнить наши тюремные счета — это пожалуйста. Устраивать прессинг заключенному в стиле дешевых американских боевиков и криминальных сериалов — крайне сомнительно. При всей жестокости и строгости корейского общества, все же соблюдение базовой законности не было тут пустым звуком. Коррупция, своячество и прочие злоупотребления служебным положением — это в порядке вещей, но физически истязать человека… Тут нужны реальные бандиты из чопоков. Вот только местные корейские банды находились с нами в мире благодаря Мун Джину, а при необходимости — еще и заступятся за нас двоих в случае какой-то угрозы.

Оставались китайцы.

Все мои попытки навести мосты с Ксинг Вэем и растопить сердце старого заключенного-библиотекаря не принесли никакого результата. Китаец как обычно отмалчивался, а если я начинал слишком много болтать — прикрикивал и отправлял протирать пыль или перебирать самые скучные книги в дальний конец библиотеки, чтобы я не мешал ему работать. Так что обзавестись своим шпионом в китайской диаспоре у меня не получилось.

Когда я поделился своими опасениями с Мун Джином во время одной из прогулок во дворике, здоровяк просто мне ответил:

— Ты зря заморачиваешься на этот счет, Кан Ён Сок. Если что, я с парнями с первого дня договорился присматривать за китайцами.

— Вот как? — удивился я.

— Ну конечно, — хмыкнул Мун Джин. — Я бы сделал это в любом случае, кстати говоря. Просто потому что это конкурирующая банда.

— Мы же не состоим в корейской банде, — напомнил я бывшему телохранителю.

На улице стало вроде как немного теплее. Солнце уж точно светило чуть ярче.

— Не состоим, — согласился мужчина. — Но наши контакты с блатными отрицать бесполезно, разве нет? Тем более, я плачу им за это.

— Сколько? — тут же спросил я.

— Помнишь, я просил денег на одну карту перекинуть? Пару миллионов? — спросил в ответ мужчина.

— Ну.

— Эта сумма пошла на карту матери одного из парней Гон Хи Чжуна, она живет в Сеуле и раз в месяц навещает его. И с другими матерями общается, — ответил Мун Джин. — Так что все схвачено. И наш лимит покупок будет цел.

Я только покачал головой.

— Будем так сыпать деньгами, нас примут за лохов, — сказал я здоровяку.

— Меня-то? — хмыкнул Мун Джин, выставляя вперед свою огромную лапищу. — За кого меня там примут?

— Ну, или тогда заключенные с невыбранным лимитом покупок в магазине закончатся, — предположил я.

— Вот отовариться это да, проблема, — согласился здоровяк. — Сейчас бы еще того супчика поесть…

— Ты же сказал, что суп был так себе, — заметил я.

— Эй! Не смей плохо говорить о стряпне моей невесты, что бы она там не натворила! — прикрикнул Мун Джин. — Хян Ми очень старалась, я это прямо почувствовал! А еще она очень обо мне беспокоилась, чтобы мы никуда с тобой не встряли. Да и вообще, вот тебе когда-нибудь что-нибудь готовила женщина?