Наконец-то оказавшись дома, девушка побрела в спальню и тяжело рухнула на половину кровати, где спал Кан Гванджин. За прошедшие недели белье меняли минимум десяток раз, но ей все равно казалось, что на этом месте остался едва уловимый запах его средства для укладки волос и легкого парфюма, который подобрал для мужчины Лоренцо. Закопавшись лицом в подушку, Пак Сумин уснула, полностью проигнорировав рекомендации врача о правильном питании и режиме дня. Сейчас она хотела только одного — чтобы поскорее наступила весна.

Разбудил Пак Сумин телефонный звонок.

Недовольно разлепив глаз и оторвав голову от подушки, девушка посмотрела на незнакомый номер. Как оказалось, звонили из больницы, куда ее привезли накануне.

— Госпожа Пак Сумин, — донеслось из трубки. — Это доктор Ли Хин Чжао.

— Чего вам? — сонно спросила девушка.

— Вам следует немедленно приехать в больницу.

— Зачем еще?

На той стороне притихли. Послышалось какое-то шуршание, будто бы врач ушел в другую комнату.

— Госпожа Пак Сумин, как я понял, вы не знаете о причинах своего недомогания. И я бы хотел сообщить вам об этом, прежде чем внесу вас в реестр и заполню все необходимые документы…

— О чем вы там говорите? — стала терять терпение чеболька. — Какие еще причины, какой реестр⁈

— Госпожа Пак Сумин, пришли ваши анализы крови, в том числе и гормоны, — начал мужчина. — Уровень бета-хорионического гонадотропина свыше 25 миллиединиц на миллилитр, и пролактин выше нормы, а это…

— Говорите понятнее, что это значит, — устало спросила Пак Сумин. Ее опять начало мутить. — У меня рак? Другое заболевание?

— Уровень ХГЧ в крови позволяет уверенно и безошибочно отслеживать беременность на ранних сроках до восьми недель, — внезапно четко и прямо ответил доктор Ли Хин Чжао. — Точнее по сроку мы сможем сказать на обследовании, для которого вам нужно приехать в больницу. А также заполнить документы и встать на учет для контроля…

Что там дальше говорил врач, Пак Сумин уже не слышала. Девушка выронила смартфон и невидящим взглядом уставилась в стену. Перед глазами стояло недовольное лицо ее деда, который смотрел ей вслед, когда упавшую в обморок Пак Сумин под руки выводили из его кабинета.

Столь желанная ею весна наступит еще не скоро. Это будет очень сложная и очень долгая зима.

К моей несказанной радости мой первый полноценный день в южнокорейской тюрьме принес мне неожиданный сюрприз. А именно — кормёжка в общей столовой оказалась намного лучше, чем я ожидал.

Норма основного блюда в шестьсот грамм все еще присутствовала, и на завтрак я получил ложку конгбапа — смеси риса и соевых бобов — но вместе с ним шел еще и бездрожжевой пшеничный хлеб, томатная паста, кимчи, стручковая фасоль, листья салата и небольшой кусочек сыра тофу. В конце раздачи я получил еще и стакан соевого молока и понял — господин Ким Чан Сон на самом деле имел четкий план и заботился обо мне, потому что эти условия не шли ни в какое сравнение с тем, что было в СИЗО. Да даже сам факт того, что я спокойно стоял с железным подносом в общей очереди и мог размять ноги, уже был огромной победой.

Кроме того, сейчас в моей жизни появилась определенность.

Пока я наслаждался завтраком в компании моих сокамерников, смакуя каждый кусочек закусок и наслаждаясь хрустящей маринованной фасолью, ко мне возвращалась уверенность в том, что все будет хорошо. Выжить четыре месяца в таких курортных условиях, даже если придется работать на местном производстве — плевое дело, особенно для меня, человека, прошедшего через северокорейскую военную машину. Конечно же, за полгода жизни с Пак Сумин я привык к ежедневной порции мяса и разнообразному питанию — в этом плане годзилла была очень привередлива и никогда не соглашалась ужинать чем-то, если мы это уже ели в течение последних трех-четырех дней — но если так будут кормить каждый день… Кроме того, теперь мне положен личный счет, и хоть я могу тратить с него всего десять тысяч вон в тюремном магазине, но это все еще значительная сумма. Особенно, если тратить ее с умом.

Я уже решил, что каждый день буду спускать весь лимит вне зависимости от того, нужна мне будет дополнительная еда или нет. Ведь тюрьма это такое место, где нужно решать вопросы, а чем еще тут давать взятки, как не едой? Курение в СИЗО и тюрьмах было запрещено, но и этот вопрос тут решался контрабандой, которую проносили заключенные через свидания и передачи, которые им приносили родственники и адвокаты.

— Чего такой довольный? — спросил один из моих сокамерников, мужчина лет по имени Ви Му Сан.

— Отстань от него, Му Сан, — тут же вмешался старший по нашей камере, Чо Хан, которому было уже серьезно за пятьдесят. — Парень только из центра временного содержания приехал. Конечно ему тут радостно, так?

— Так, господин Чо Хан, — кивнул я. — Там один рис и кукурузу давали, аж выть хотелось.

— Вот видишь! — наставительно поднял палец Чо Хан и погрозил Ви Му Сану. — И сколько просидел?

— Почти месяц, — ответил я.

— Быстро тебя этапировали, — покачал головой Чо Хан.

— Так и суд быстро прошел, я там так был, не главный фигурант, — расплывчато ответил я, возвращаясь к еде.

Моей белой нашивки на робе было достаточно для того, чтобы оценить степень моего проступка, а больше вопросов мне пока не задавали.

После завтрака надзиратели отвели меня в комнату для собраний, где пожилой мужчина с лицом преподавателя спокойно разъяснил правила внутреннего распорядка. В семь утра подъем, умывание в общей ванной, утренний осмотр. После этого в восемь завтрак, который длится до восьми пятидесяти. Далее — в девять ноль-ноль — начало рабочего дня для тех, кто получил разнарядку на производство, для остальных же учебное или личное время, а также прогулка в тюремном дворике. После обеда с часу до двух начинается вторая смена, а остальные возвращаются в камеры до вечера. Потом ужин, личное время и отбой в десять вечера.

Надзиратель был крайне недоволен тем, что за время пребывания в СИЗО я не прошел учебный класс по швейным работам, так что я добровольно-принудительно был записан на соответствующие занятия. В целом, корейская тюрьма не только изолировала преступников, но и помогала им с получением базового образования и каких-никаких профессиональных навыков. Заключенные второго и первого ранга могли записаться на специальные курсы по получению специальности, по результатам которых после освобождения они могли сдать государственный экзамен и получить сертификат мастера-швеи, плиточника, каменщика или другой рабочей профессии, которой обучали в стенах конкретного заведения.

Тюрьма, в которую я попал, была не слишком большой и находилась в черте Сеула, так что выбор профессий для освоения тут был весьма скуден.

Там же, во время собрания, я узнал, что вместо тюремного дворика заключенные могут свободно посещать библиотеку, а для желающих на ее базе был даже оборудован небольшой учебный класс для изучения компьютерной грамотности. Это было не слишком актуально в век смартфонов, которые были в кармане каждого тупицы или бандита, но даже там старались привить людям какие-нибудь полезные навыки, например, обучить работе с офисными программами и электронной почтой на случай, если на новом месте работы после освобождения придется взаимодействовать с техникой. Во всяком случае, именно так все преподносила тюремная администрация.

Я не стал корчить из себя затворника и, получив казенный пуховик, отправился с другими заключенными на утреннюю прогулку.

Морозный январский воздух ударил в голову с такой силой, что на мгновение я подумал, что потеряю сознание. Небо над Сеулом было свинцово-серым и мрачным, но даже в такую погоду окружающий мир казался настолько ярким, что резало глаза.

Я снял очки и потер переносицу. Картинка стала чуть четче, а перед взглядом перестали скакать красные точки. Завтра начнется мое обучение работе на швейной машинке, а пока же я был предоставлен сам себе. Тюремный магазин тоже был мне недоступен до момента, пока господин Ким Чан Сон не внесет на мой счет депозит, о чем меня должна оповестить администрация тюрьмы. Надеюсь, у адвоката и Пак Сумин хватит ума не заливать на мой счет сразу несколько миллионов вон на весь срок моего заключения, и они ограничатся суммой в сто пятьдесят-двести тысяч вон, постепенно пополняя мой тюремный счет по мере его истощения. При встрече нужно будет обсудить этот вопрос с юристом, лишнее внимание администрации тюрьмы мне было ни к чему. Для них я был простым северокорейцем по имени Кан Ён Сок, им же я хотел и оставаться. А то, что я еще и являюсь личным ассистентом молодой и крайне богатой особы им знать не обязательно. И даже если в моем деле найдут соответствующие записи, мне не стоит афишировать свою связь с Пак Сумин.