Пак Хи Шунь склонил голову и все же принял документы. Его ссылают в проклятую Америку, отрывают от головного офиса и управления конгломератом. А все из-за тупой сучки Пак Сумин и ее проклятого северянина…

Когда за спиной молодого наследника закрылась дверь, Пак Ки Хун вернулся за свой стол и взял в руки телефонную трубку. Нажал клавишу быстрого набора, стал ждать.

— Слушаю вас, господин, — ответили через три гудка.

— Юн Донджин, ты уже на встрече?

— Да, господин Пак Ки Хун, жду, — ответил мужчина. — Господин руководитель следственного отдела скоро будет здесь.

— Еще не встретились, так?

— Пробки, господин Пак Ки Хун, господин Шин Тэ Хван уже прислал мне сообщение, что задерживается.

— Хорошо. Поговори с ним, но на немедленном оправдании северянина не настаивай, — сказал Пак Ки Хун.

— Вы передумали? — удивился на той стороне провода Юн Донджин.

— Пока нет, но этот вопрос нужно придержать. Заставь уважаемых господ из NIS немного поостыть, но не требуй освобождения. Пусть северянин пока посидит, — ответил Пак Ки Хун.

— Понял вас, господин, все будет сделано.

— Надеюсь на тебя, — подытожил разговор Пак Ки Хун, после чего положил трубку на рычаг.

Внука нужно было наказать и преподать урок. Пусть поживет пару лет на западе, посмотрит, как делаются дела в местах, где нельзя каждому встречному дать взятку. Точнее, нельзя дать взятку с теми ресурсами, что будут в распоряжении Пак Хи Шуня. Потом — пусть возвращается в Сеул.

Но молодой наследник чеболя принес старику интересные новости. Северянин устроил пожар? Он причастен к спецслужбам соседа? Скармливать ассистента Пак Сумин шакалам из национальной разведки старик не собирался, но и связь с подобными людьми может повредить семье Пак. Особенно, с учетом того, как активно Пак Бо Гом пытается выяснить причины собрания чеболей в Инчхоне. Он уже прямо намекал старику, что что-то знает, но пока недостаточно для того, чтобы предъявить ему прямые претензии. Но вот Чхве Кан-Ми уже от этих разборок пострадала: племянница Пак Ки Хуна уже была на грани отставки из-за чрезмерного давления.

Впрочем, для женщины она и так показала результат намного лучший, чем мог когда-либо вообще надеяться Пак Ки Хун. Может быть, он придет ей на помощь, но только в самый последний момент, когда она лично приползет к своему дяде и попросит о защите.

Пока же надо повнимательнее присмотреться к северянину и решить, что делать с такой противоречивой фигурой. Если он хоть как-то связан со спецслужбами севера, не важно, сейчас или потом, у семьи Пак в будущем могут возникнуть серьезные проблемы. Участники встречи в Инчхоне такой промашки им точно не простят. Так что этот вопрос теперь будет у Пак Ки Хуна на особом контроле.

К концу третьей недели в тюрьме я почуял неладное, а именно — я не смог выйти на связь с господином Ким Чан Соном. Я несколько раз оставлял заявку в администрации на то, чтобы они связались с адвокатом, но ответа так и не получил. Тюремщики же только разводили руками: они делали все по процедуре и отправляли официальный запрос юристу через почту, чтобы он явился в исправительное учреждение для свидания с подопечным. В итоге один из сотрудников, пожилой секретарь, который принимал заявления в канцелярии тюрьмы, устало заметил:

— Юноша, пойми правильно, юристы часто отказываются от уже проигранных дел, — наставительно сообщил мужчина.

— Не этот, — покачал я головой, заполняя уже третий бланк за последнее время.

Один я подал в конце января, еще один — четыре дня назад, сразу после заседания тюремной комиссии по рангам.

— Все адвокаты одинаковы, — заметил мужчина. — Тебя же осудили, так? Срок большой?

— Пять месяцев, — ответил я. — Но я уже полтора месяца отсидел, с учетом времени в центре содержания.

— Вот видишь, — продолжил в неформальном тоне наставлять меня администратор, с болью наблюдая, как я расходую очередной бланк. — Толку за тебя бороться? Ты раньше выйдешь, пока он подаст апелляцию, плюс пока ее рассмотрят, а за хорошее поведение могут и недельку-другую еще и скинуть. Зачем возиться?

— Не в этом случае… — покачал я головой.

По спине пробежал холодок. Я хорошо помнил, что на мне еще висит следствие по массовому убийству, и если господин Ким Чан Сон устранился от дел, то у меня огромные проблемы… Бланк я все же закончил заполнять и передал сотруднику тюрьмы, но уже без особой надежды на то, что господин Ким Чан Сон объявится.

Мне нужна была связь с внешним миром, любая. Так что выхода у меня не было — нужно искать всязи с черным рынком, от контакта с которым меня предостерегали на инструктаже.

— Чего нервный? — спросил Ксинг Вэй, но довольно быстро передумал. — А знаешь, мне это не интересно.

— Да так, — расплывчато ответил я, перекладывая книги из одной стопки в три разных, по размеру, чтобы было удобнее тащить. — Подходили на днях трое.

— И чего хотели? — вяло спросил китаец, но я видел, что тема ему интересна.

— Хотели, чтобы я не предавал корейцев и не водился с тобой, — ответил я.

С китайцем мы общались неформально. Оба зэки, оба работаем в одном месте. Тем более, Ксинг Вэй не кореец, чтобы я старался и использовал с ним формальные фигуры речи.

— Вот как, — хмыкнул самопровозглашенный библиотекарь. — А ты им что?

— Что по зрению не могу работать в швейном цеху, — ответил я.

— И ни слова лжи, — хмыкнул китаец.

— Само собой. Я вообще человек честный.

— Только в тюрьму попал как-то.

— А это трагическое стечение обстоятельств.

— Ага, как и у всех здешних обитателей, — выдохнул Ксинг Вэй. — И это все, что спрашивали?

— Требовали еще на общак скинуться, но что-то мне их рожи доверия не внушили.

— Как и рожа любого заключенного…

— Не в этом дело, — мотнул я головой. — Просто не похожи они были на блатных, вот и все. А кто шестерок отправит на общак собирать? Еще потеряют по дороге половину.

Ксинг Вэй внимательно на меня посмотрел, но только хмыкнул.

— Так что, думаешь идти к старшим сам? — уточнил китаец, с легкостью распознав мой следующий шаг.

— Думаю, пойду, — ответил я. — Вот только не знаю к кому. Не подскажешь?

— Подсказать могу, вот только надо ли? — спросил Ксинг Вэй. — Опять разговоры будут, что ты слишком много от китайцев знаешь. Да и не вникаю я особо, кто там у ваших сейчас главный. Могу за старших от триады подсказать, а так…

— Тут есть люди из триады? — тут же напрягся я.

— А где их нет? — удивился Ксинг Вэй.

— Да я вроде сильно татуированных не видел…

— А кто тебе покажет? Есть тут пара смотрящих, но опять же, тебе зачем знать, кто именно? Пока сами к тебе не придут, и не интересуйся. А по корейцам лучше у сокамерников спроси.

— У меня камера очень спокойная, все первоходы, как и я.

— Первоходы или нет, в камере всегда есть старший. По возрасту или статусу, тут уже как повезет. Вот у старшего и поинтересуйся — ведь с него и спрашивают в первую очередь, если какие-то трения. Он точно знает кого-нибудь.

Больше ничего конкретного китаец мне не сказал. В итоге пришлось ждать вечера и аккуратно задавать вопросы сокамерникам.

Решать этот вопрос надо было быстро. Я тратил по шестнадцать тысяч вон каждый день с момента, как устроился в библиотеку, плюс расходы на ужин для моих соседей, так что у меня осталось уже чуть больше двухсот тысяч вон из полумиллиона, который перевел на мой счет господин Ким Чан Сон, как только меня перевели в тюрьму. Если раскинуть эту сумму на оставшиеся срок заключения — а сидеть мне до второй декады мая — то у меня осталось чуть больше тысяча двухсот вон в день. Маленькая пачка самой дешевой и паршивой лапши стоила в тюремном магазине девятьсот вон. К ней какую-нибудь мелочь — и вот, мой бюджет исчерпан. И эту проблему нужно было решать. Как минимум потому, что я понимал — деньги в тюрьме нужны так же, как и на воле, если не больше. Потому что в случае чего, можно было бы откупиться продуктами, а если денег нет — могут потребовать услугу.