— Китайцы что-то планируют, — тихонечко шепнул информатор, склоняясь над своей миской с лапшой.

Никаких записок, никаких тайных встреч. Просто шумное уличное кафе, где с кухни орет музыка, а на стареньком телевизоре под потолком на полную громкость крутят кино или новости. Садились тут тоже, как было принято в Китае — где есть свободное место, там и сел. Никакого уважения к личному пространству, но так никто не останется голодным.

— Что? — переспросил Гю Чон. — Что еще планируют?

— Не знаю точно, — сказал парень. — Только слышал, чтобы кого-то там подготовили. Видимо, в порту будут разборки за территорию.

— Выводы тут не делай, — шикнул на парня Гю Чон. — С чего ты взял, что разборки за порт начнутся?

— Вчера приезжал в китайский квартал какой-то мужик, кореец, видимо, тогда и началось всё… Тогда-то разговоры и пошли.

— И когда всё начнется?

— Скоро.

— Точнее.

— Не знаю.

Мимо их столика прошла работница кафешки, так что оба замолкли и вернулись к еде.

— И это всё? — спросил Гю Чон.

— Всё, — кинул парень. — Мне бы это… У меня виза заканчивается.

Агент NIS только разочарованно цокнул языком и, хлопнув ладонью по столу, встал со своего места. На продление визы информация не тянет. Только зря потратил время.

В порту постоянно зреют какие-то разборки, драки, переделы территорий. Окрепшие корейские чопоки из пригородов пытаются зайти в этот бизнес и отжать монополию у триады, китайцы отвечают им со всей своей жестокостью. Сколько крови было пролито в районе чайнатауна и на пристанях — никому неизвестно. Много, очень много. Одно спасало — прямо через дорогу от порта находился учебный госпиталь медицинского факультета университета Инха. Там юные дарования и будущие светила корейской медицины оттачивали свои навыки в лечении переломов и оперировании колото-ножевых ран. Хоть какая-то польза от этих бесконечных драк и поножовщин.

Сейчас Гю Чону точно было не до разборок с китайцами. Он отправил сообщение на телефон, который передал Мун Джину и Кан Ён Соку о том, чтобы эти двое были предельно осторожны, так как старый чеболь полноценно вмешался в это дело. Но пока больше ничего мужчина сделать не мог, а у Мун Джина больше не было в этом месяце встреч, и увидеться они смогут только через пару дней, в марте.

Но завтра у него по плану было еще одно дело. Нужно сообщить госпоже Пак Сумин о происходящем, она как раз сама назначила встречу буквально пару дней назад. Может, у нее получится что-то сделать в сложившейся ситуации.

Находиться в клубе было все так же непросто, но другого места для встречи с агентом NIS у девушки не было. Господин Сон Ён Ги даже начал пререкаться с ней, когда она заявила, что хочет сегодня отдохнуть, но у Пак Сумин пока хватало авторитета для того, чтобы телохранители Юн Донджина продолжали выполнять ее указания. Но все шло к тому, что слушаться ее вот-вот перестанут.

От этой череды бесконечных встреч, недомолвок и ужимок у нее без конца болела голова уже как неделю, но Пак Сумин понимала, что отступать сейчас нельзя. Слишком крепко сжалась пружина событий, слишком многое она успела сделать, чтобы сейчас испуганно отступиться от своего замысла.

Сейчас нужно заручиться поддержкой товарища Мун Джина, хотя бы склонить его к видимому сотрудничеству.

Когда Гю Чон вошел в уже знакомую комнату, Пак Сумин почти дремала.

— Госпожа… — удивленно протянул Гю Чон.

— Вы опять опоздали, — недовольно сообщила Пак Сумин.

— Пробки и другие дела, работы валом, — пожал плечами мужчина. — Но я к вам не с пустыми руками.

— Вот как? — удивленно спросила Пак Сумин.

— У меня есть для вас новости, довольно важные. Ваш дед начал принимать активное участие в наших делах, — начал контрразведчик. — Меня сняли с дела и запретили совать нос в ваши семейные разборки.

— Вот как? — удивленно подняла бровь девушка.

Агент недовольно поджал губы и, усевшись в свободное кресло, потянулся к стакану и бутылке с водой, которые стояли на столике для напитков. Пак Сумин по очевидным причинам алкоголь не пила, Гю Чон же был за рулем. Да и одно воспоминание о позавчерашнем похмелье вызывало у него только дрожь. Видимо, возраст уже давал о себе знать и как раньше, пить он уже не может.

— Вот так, — эхом повторил за чеболькой агент NIS.

— И вы смирились с этим? — спросила Пак Сумин.

— Госпожа, — улыбнулся мужчина, наливая воды в стакан, — а как вы думаете? Я же сижу здесь. Но я подневольный человек, моя задача — выполнять приказы.

— А думать головой при работе в контрразведке не надо?

— Это было грубо, — поморщился Гю Чон.

— А я и не пыталась быть вежливой, — дерзко ответила Пак Сумин, намеренно выводя Гю Чона из себя. — Я задала вам вопрос. Можно ли на вашей работе думать головой, или вы уподобляетесь воякам, которым она нужна, только чтобы носить фуражки?

— Так вот какого вы мнения о военных? Я, кстати, служил, и довольно долго, — серьезно ответил Гю Чон, отставляя стакан в сторону.

— Не заводитесь вы так, — тут же пошла на попятную Пак Сумин. — Просто мне показалось, что вы человек проницательный и результативный. Человек, который стоит на страже интересов государства и народа, а не только выполняет приказы. Ведь в этом задача национального разведывательного агентства? Беречь покой нашей республики?

— Вы говорите как продажный политик, — поморщился мужчина и все же отпил воды. Он почти сразу же понял, что Пак Сумин пытается играть с ним в игры, вопрос только в том, какого результата добивается девушка.

— Мне просто интересно, что вы думаете о нашей стране.

— Я люблю свою страну, — серьезно ответил Гю Чон.

— Вы женаты?

— Не совсем.

— Как можно быть не совсем женатым? — удивилась Пак Сумин.

— Я работаю в NIS, это почти брак, — ответил с улыбкой мужчина. — Но достаточно, госпожа Пак Сумин. Я вижу, что вы что-то задумали, но не решаетесь сказать, что именно.

Чеболька замерла, внимательно глядя контрразведчику в глаза. Будто бы решая, может она доверять этому человеку или нет.

— Скажите, вы ненавидите чеболей? — спросила наконец девушка.

— Если вы про свою семью, то могу сказать…

— Нет, — перебила мужчину Пак Сумин. — Я конкретно про чеболей, как явление. Знаете, как меня называли в лондонской закрытой школе?

— И как же?

— Nouveau riche, — произнесла с французским выговором девушка. — В буквальном переводе «скоробогач». Так французские аристократы называли молодых капиталистов, которые выбились из низов и быстро сколотили состояние. А потом термин прижился по всей Европе.

— Очень интересный исторический экскурс, — хмыкнул Гю Чон.

— И знаете, и мои одноклассники, и французские аристократы в своем пренебрежении были совершенно правы, — не обращая внимания на реплику агента, продолжила Пак Сумин. — Чеболи почему-то возомнили себя новой корейской аристократией, хотя мы чистой воды нувориши. Мой дед убирал лопатой коровье дерьмо в юности, а теперь считает себя всемогущим правителем бизнес-империи.

— Его достижения на ниве бизнеса и вправду впечатляют, — заметил Гю Чон. — Чеболи — национальное достояние Корейской Республики, они…

— Давайте без этого дерьма, — выругалась Пак Сумин. — Я по вашим глазам вижу, что вы считаете чеболей раковой опухолью нашей экономики.

— Не экономики, а нашего общества, — спокойно поправил Гю Чон девушку. — Вы удивительно проницательны, госпожа Пак Сумин.

— Вы очень быстро поменяли свое мнение.

— Я государственный служащий. Я обязан думать так, как думает государство.

— Вы обязаны следить за тем, чтобы те, кто считают себя государством, не думали о себе лишнего, — заметила Пак Сумин.

Гю Чон с удивлением посмотрел на молодую чебольку, которая сейчас сверлила его взглядом.

— Чеболи должны заниматься бизнесом, — продолжила девушка, — создавать рабочие места, поднимать экономику и престиж нашей страны. Но они — не новая аристократия времен Чосона. Они просто нувориши. Мне это доходчиво объяснили, когда я жила в Европе.