— Если вдруг завтра не удастся его забрать, тогда, значит наша встреча продлится, — сказала Ира. — Ты хочешь этого?

Она уже закончила приготовления ко сну и я притянул ее к себе:

— А ты сомневаешься?

— В тебе — нет, — сказала Ира. — Ты ведь был влюблен в меня? — она сказала это и стала снимать с себя платье. — Делай, как я, — подала она мне команду, когда снимала платье через голову, и я тут же скинул с себя свою рубашку. — Ведь был влюблен? — повторила Ира, расстегивая бюстгальтер.

— Очень, — сказал я. — Мне казалось, что ты не догадывалась. И Рудька мой друг. Я страшно стыдился этого… — говорил я, снимая брюки.

— И вот мы сейчас сольемся в экстазе!

Ира скинула с себя трусы и стояла передо мной абсолютно голая. Фигурка у нее почти не изменилась — мы ведь как-то две недели жили всей компанией в палатке на берегу моря в Бильгя и я хорошо помнил, как выглядит иркино тело. Но тут же пронеслось у меня в мозгу: «До Людки ей далеко». А насчет «сольемся в экстазе» — эту фразу мы услышали в фильме «Мистер Питкин в тылу у врага», была такая английская не очень смешная комедия, и мы все эту фразу часто употребляли по случаю и без.

В комнате моей было светло, я смотрел на голую Ирку обалдевшим взглядом, а сам все еще стоял в трусах.

— Давай я тебя раздену!

Ира подошла и сняла с меня трусы. А дальше уже я превратился в обыкновенного самца, которым руководили только инстинкты, временами направляемые искусной партнершей в нужное русло.

А потом мы с Иркой молча курили, и каждый, наверное, думал о своем. Я думал о Людке. Честно скажу, вдруг меня начала мучить совесть. Именно после того как я совершил прелюбодеяние. До этого даже отдаленно мне такая мысль не приходила в голову. А сейчас вдруг начались угрызения совести: Людка сидит дома, думает обо мне, как я с дядькой решаю жизненно важный для меня вопрос, и даже не подозревает, какой поступок я только что совершил.

Ирка как будто угадала мои мысли.

— А твоя чувиха чем сейчас занята? — спросила она меня.

Поразительно, я давно заметил, что все женщины — хорошие телепатические приемники. Вот простой пример: представьте, что ваш взгляд вдруг остановился на вырезе женского платья, вы рассматриваете ложбинку между грудями, истоки грудей. И тут же женщина, не видя вас (вы стоите сбоку, в комнате есть еще люди, предположим, это бухгалтерия), спохватившись прикрывает вырез рукой или выпрямляется, чтобы вид стал практически неинтересным. Замечали такое? Со мной сто раз так бывало.

— Сидит дома, телевизор смотрит, — как можно беспечней ответил я и тут же сам задал вопрос, чтобы Ирка дальше не ворошила эту тему:

— А у тебя кто-нибудь есть в Чарджоу?

— Официально я считаюсь любовницей главврача-туркмена, — сказала Ира. — Хороший человек, отличный специалист и симпатичный мужчина. У нас в больнице все это знают, может, знает даже его жена. Она типичный национальный кадр, ходит в национальной одежде, в цветастых шароварах…

— Она может тебе устроить бенц? — спросил я.

— Может, — сказала Ира. — Но не захочет, я думаю. У них все же многоженство в генах заложено, так что она своего мужа понимает. Тем более, что я ни на что не претендую.

— А с тем, из-за которого ты ушла от Рульки ты поддерживаешь связь? — спросил я.

— Понимаешь, я бы с удовольствием поддерживала эту связь, несмотря на то, что он женат и имеет детей. Он меня бросил, научил всему — и хорошему, и плохому, и бросил, — сказала Ирка, затянулась глубоко сигаретой и привстала, чтобы затушить ее.

Я подставил пепельницу.

— Боялся, наверное, что отношения могут зайти слишком далеко? — спросил я.

— Куда уж дальше! — хмыкнула Ира. — Я от него три аборта сделала. Я ведь не уговаривала его, чтобы он бросил семью, детей. Мне просто хотелось быть возле него.

— А почему он ушел? — не удержался и спросил я. — Таких женщин не бросают.

— А он бросил. Потому что нашел другую. Молоденькую, такую же, как и я в свое время, — единственную и неповторимую. И будет сейчас высасывать из нее все соки. Он — типичный вампир. Давай еще по одной шарахнем? — предложила Ира.

— Давай.

Я встал и, как был голый, принес со стола бутылку коньяка и два граненых стакана — другой посуды у меня не было и этот вопрос меня тогда совсем не беспокоил — из чего пить. Разлил коньяк.

— Прости, Ира, — сказал я, когда мы выпили, — может быть тебе не стоило расставаться с Рудиком?

— Однозначно стоило, — уверенно ответила Ира. — Я еще слишком долго с ним продержалась. Ошибка молодости, клюнула на внешность — ведь он был вылитый Роберт Тейлор. А внутри пуст, как барабан.

— Опять прости, Ира, но ты такая женщина, тебе ведь ничего не стоило найти нормального мужчину и забыть своего вампира, — сказал я, закуривая вместе с Ирой еще по одной сигарете. Тогда мы все курили, как паровозы, эти болгарские сигареты «Шипка».

— Так только кажется, — сказала Ира. — Нормальных мужчин очень мало. Помнишь у Окуджавы: «На Россию одна моя мама…». Так и с моим вампиром. На весь Совьет Юнион он один.

Меня вдруг осенило: Ирка сбежала из Баку, спасаясь от своего вампира.

— Ты в Чарджоу по направлению? — спросил я.

— Нет, по зову сердца, — сказала Ира. — По направлению я должна была заниматься диссертацией на кафедре в мединституте.

Я знал, что Ирка была отличницей, получала повышенную стипендию, и потому направить ее куда-то в глубинку не могли. Это нас, сачков — Дымента, Артема, Арифа, Славку, Олега которые учились на тройки и с грехом пополам защитили дипломы, скатав их с уже существующих разработок Уралмаша и Азинмаша, отправили с удовольствием куда подальше. И мы приняли это как должное.

Ирка продолжала тем временем.

— Понимаешь, мне все вдруг показалось таким неинтересным и скучным — сидеть на кафедре, печатать на машинке, эти Ученые советы… Да и дома вдруг все стало действовать на нервы. Отец мой, ты знаешь его профессию. Надоело просыпаться под звуки отчаливающего от пристани парохода, мычания коров, трансляции футбольного матча, настраиваемого радиоприемника… Или схватится он вдруг за горячую сковородку и начинает визжать, как поросенок. А когда поест, ложится на диван и хрюкает, как большая свинья. Это так он репетирует. А меня все это вдруг доконало. И я уехала.

— А как твой брат?

— Брат молодой еще, все играет. Я как то съездила с ним повидаться в Ташкент, когда был у них матч с «Пахтакором». Соскучилась по братику.

Ирка глубоко затянулась и пустила в потолок дым. В свете лампы он хорошо заклубился. Я разлил остатки коньяка.

— У меня еще бутылка есть, — сказал я Ире.

— Ты меня успокоил, — сказала Ира. — А то я думала, последние капли. Выпьем за встречу! — предложила Ира. — Я очень рада, что повидала тебя. Все же то время, когда мы водили хороводы, было таким безоблачным, как детство.

— Не я один тебя любил, — сказал я. — Тебя любил и Ариф, я чувствовал это. Да и Славка всегда вился вокруг тебя.

— Ладно, запишем это в историю болезни, — сказала Ира. — И вы все мне очень нравились. Мне даже временами жалко было, что я уже с Рудькой. Ну, за встречу! А то напиток испаряется…

Мы выпили, и я пошел и принес из своих закромов бутылку коньяка. С Людкой мы привыкли в жару ходить по квартире голыми, а вот что при Ирке я смогу так ходить, меня это удивило. Наверное, потому, что Ирка — врач, так объяснил я тогда себе. Да и она лежала голая на кровати абсолютно спокойно.

— Будем пить до утра! — сказала Ирка, когда я разлил коньяк. — Спать все равно не получится.

— Почему? — спросил я.

— Я не могу с кем-то спать в кровати. Привычка, — сказала Ира.

— А у меня есть раскладушка, — сказал я и достал из ниши раскладушку. Провести ночь, бодрствуя, мне совсем не улыбалось. Даже с Иркой. — Я на ней отлично устроюсь.

— Испугался бдеть всю ночь? — спросила Ира.

— Нисколько, — сказал я. — Мне с тобой очень даже интересно. Просто завтра на работу. Да и тебе тоже…