Ночью я лег спать в своем вэне, а перед этим с полчаса ходил вокруг дома босиком, как разведчик. Лежу, сон что-то не идет, видно, сказывается, что летели против часового пояса — я это всегда плохо переношу. И вот когда уже я в дрему провалился, вдруг услышал шаги — кто-то рядом с моим вэном прошел. Я приподнялся и успел увидеть тень — мелькнула за калиткой. «Ага! — понял я. — Явился не засветился!» — как любила говорить одна моя баба Танька, москвичка.

Взвел я свой кольт, тихо открыл дверь и босиком прокрался вслед за этой тенью во двор дома. Одновременно оглядываюсь все время, чтобы убедиться, что у того человека нет сообщников. А во дворе никого нет. Значит, или показалось мне, чего быть не может, или он уже зашел за угол и тогда или попытается проникнуть в дом через бассейн, что маловероятно, потому что там все освещено и видна видеокамера наблюдения, или попытается проникнуть через форточку окна бейсмента, в которую можно пролезть, если человек небольшого роста. Но я все же профессионал — внизу, под форточкой сделал растяжку и если он ее заденет — завоет сирена. Поэтому я спрятался за куст олеандра, что рос возле окна бейсмента, и стал ждать. Через минуту смотрю, крадется кто-то, заглядывая в окна. Подошел к окну бейсмента и прилег на землю, чтобы заглянуть в окошко. Тут я неслышно подошел к нему и приставил дуло к затылку.

— Лежать! Одно движение — стреляю! — сказал я. — Руки за спину!

Он что-то пробурчал, но руки сложил на спине. Я тут же надел ему наручники, взял за шкирку и поднял с земли. Смотрю, молодой парень, латинос с виду, наружность не отталкивающая, сразу видно, что не бандит. Значит, этот Эмилио довел парня.

— Иди! — подтолкнул я парня и повел его к своему вэну. Усадил в салон и зажег свет. — Сиди смирно! — показал я ему свой пистолет и стал его обыскивать. Нашел только нож — хороший такой военный тесак. Никаких документов у него не было. — Как тебя зовут?

Молчит. Я достаю свой мобильник и говорю ему:

— Если будешь молчать — позвоню в полицию и сдам тебя. Лучше отвечай.

— Меня зовут Айдын, — говорит он.

Странное, думаю, имя для испанца. А если решил обмануть, назвать другое имя, то такое имя надо еще придумать или откуда-то знать.

— Проспелить можешь? — спрашиваю на всякий случай.

Здесь это принято: любое слово, а имя подавно, у тебя могут попросить «проспелить», то есть назвать по буквам. У нас тоже так делали, но только по телефону, когда плохо было слышно, и то мы говорили не буквами, а словами. Например мое имя: Свердловск, Ельцин, Раиса, Житомир — получается Серж. А они следуют буквами своего алфавита и кругом все только этим и заняты, что спелают по любому поводу и не только имена, но и слова, потому что одно слово на слух звучит точно так же, как и пять других, и чтобы знать, о каком слове идет речь, тебя могут попросить проспелить его.

— Эй-ай-ди-уай-эн, Айдын, — проспелил он.

— Фамилия? — очень строго говорю я, чтобы не вздумал меня обманывать.

— Мамедьяров, — говорит он.

Тут уж мне стало ясно, что никакой он не испанец.

— Азерисян? — спрашиваю его по-азербайджански.

Он аж рот раскрыл от удивления.

— Бяли, — говорит. (В смысле, да, азербайджанец.)

Только этого мне не хватало! Задержать в Майами преступника-азербайджанца, продолжить в некотором смысле армяно-азербайджанский конфликт на этом райском полуострове Флорида?! Что теперь делать, думаю. И все из-за этого Эмилио.

— Хайес? — спрашивает он меня по-армянски и выводит из задумчивости.

Это в Москве мы для всех — люди кавказской национальности, а друг друга мы сразу узнаем везде. Я его не распознал, потому что мне даже в голову не могло прийти, что у Эмилио конфликт с азербайджанцами. Их здесь я видел всего пять-шесть человек, не больше. Поэтому и принял его за испанца. И вот он меня тоже не опознал.

— Да, — говорю ему по-азербайджански. — Я — армянин. Жил в Баку.

— Я тоже из Баку, — говорит он.

— Где там жил? — спрашиваю.

У нас, у бакинцев, принято: как встретим земляка на чужбине, обязательно спрашиваем, кто где в Баку жил, на какой улице, в каком доме, и, что интересно, всегда находим общих знакомых. И очень радуемся, что нашли общих знакомых, потому что это подтверждает тот факт, что наш город связывает нас почти что родственными узами. Так было, во всяком случае раньше.

На Наклоне, — говорит, — возле рынка.

Асю Далакян знаешь? — спрашиваю.

— А кто ее не знал! Их три сестры, верно?

— Верно, — обрадовался я. — А я жил на Хагани, возле Молоканского сада.

Ему сейчас не до того было, чтобы общих знакомых на улице Хагани искать, совсем другое настроение у человека, когда он в наручниках. Да еще попал в руки врага, так он думает, я уверен.

— И что ты со мной теперь сделаешь? — спрашивает он, понимая, что в принципе, я могу его даже убить: нож есть при нем, а почему он здесь оказался, следствие установит, а я буду говорить, что он оказывал мне сопротивление при задержании, своими действиями угрожал моей жизни.

— Пока не знаю, — говорю.

— А когда узнаешь? — спрашивает он.

— Когда ты расскажешь мне, зачем ты сюда пришел.

— Я тебе ничего не расскажу, — говорит он.

— Тогда я вызову полицию, — говорю я и достаю мобильник.

— Твое дело, — говорит он, — звони.

Решил видно, что лучше ему иметь дело с полицией, чем с армянином.

— Даю тебе пять минут на размышление, — говорю ему и в этот момент вижу, что открывается дверь дома и оттуда высовывается Эмилио, меня, видно ищет. А выйти полностью из дома боится.

— Сиди тихо, — сказал я азербайджанцу, снял с него один наручник и пристегнул к дверной ручке. — В твоих это интересах, — И вышел к Эмилио.

— Как дела? — спрашивает Эмилио.

— Все спокойно, — говорю ему. — Спи. У меня все под контролем.

— Ладно, только знай, что я время от времени буду вставать, проверять, чтоб ты бабу сюда не привел.

— Вставай, если охота, — говорю ему. — Но я из-за тебя импотентом становиться не собираюсь. Прерванный секс приводит к ранней импотенции, слыхал?

— Меня твои проблемы не волнуют, у меня своих хватает, — сказал он и захлопнул дверь.

А я вернулся в свой вэн.

— Ну что, земляк, будешь говорить или молчать, как Зоя Космодемьянская?

— А что я должен говорить? — смотрит он на меня исподлобья.

— Что ты хочешь от этого чатлаха[8]? — говорю и показываю на дом.

— Это ты правильно сказал, говорит он. — Человек, которого ты охраняешь, тот еще чатлах.

— А что он тебе сделал? — спрашиваю.

— Мне ничего не сделал, — говорит он. Моего брата в тюрьму посадил.

— За что?

— За то, что брат отпиздил его, как собаку, — говорит он.

— А за что он его отпиздил? — спрашиваю.

— Долго рассказывать, — говорит он.

— А куда мы торопимся? — говорю ему. — До утра времени полно. Расскажи, если это не секрет.

— Ты посторонний человек, что я тебя буду нагружать нашими делами?

— Ада, — говорю ему, — какой я тебе посторонний? Мы столько лет в Баку рядом жили — армяне, азербайджанцы, видишь, я с тобой на твоем языке говорю.

— И я могу на твоем говорить, — говорит он мне и переходит на армянский. Поверь, нет желания рассказывать про этого чатлаха. Он не стоит этого.

— Я знаю, — отвечаю ему по-азербайджански. — Я только из-за бабок согласился у него дежурить. Платит 250 долларов в сутки. А я без работы был. Так бы ни за что не согласился. Как на него посмотрел в первый раз, понял, что говно, а не человек.

— Тогда поверь мне на слово, что моему брату было за что его метелить, — говорит он.

— Верю, — говорю ему. — Сам бы отметелил с удовольствием. Ты слышал, что он мне сейчас говорил?

— Слышал, — говорит он.

— Ладно, — говорю, — я тебя сейчас отстегну, но ты не вздумай делать глупости. У меня лайзенсы секьюрити, а в Баку я был кандидатом в мастера по классической борьбе. Понял?