Я прижимаю к себе дрожащее тельце и глажу мягкую меховую мордочку.

– Думаю, надо подождать. Хотя бы минут двадцать, – подруга подмигивает, – так он будет больше нам благодарен.

Я машинально продолжаю гладить собаку по голове и оглядываюсь вокруг. Честное слово, вообще не помню, как сюда добежала.

– Сейчас, Беня, потерпи немного и вернешься домой.

Пес явно растерян, и мне его жалко. Я расстегиваю куртку и сажаю его внутрь. Так надежнее. Если он и правда убежит, я не переживу.

Через двадцать минут Настя достает телефон и наконец говорит:

– Ну все, думаю можно.

Она начинает набирать сообщение, какое-то время я наблюдаю за ней, а потом спрашиваю:

– А что, ты будешь ему писать?

– Ну да, а ты хотела сама?

Я почему-то смущаюсь.

– Да нет, разницы нет, пиши ты, раз уже начала.

Мы замолкаем, склонившись над Настиным новым телефоном. Ее пальцы с нюдовым маникюром быстро бегают по экрану. Ян отвечает почти сразу, и мы договариваемся, что принесем собаку к нему домой.

– А если бы он попросил встретиться на улице? – говорю я, пока мы шагаем в сумерках к большому ЖК.

– Тогда пришлось бы прибегнуть к плану Б.

– А у нас такой есть?

– Конечно. Бегство в Мексику, – беспечно улыбается Настя.

И мы обе смеемся. Я чуть более нервно. От напряжения меня вот-вот вырвет, но я держусь. Не время расслабляться.

Мы минуем шлагбаум, внутренний двор, кодовый замок, дотошную консьержку, двадцать этажей, и, как два хоббита после утомительного путешествия, останавливаемся перед белой дверью.

Я оглядываю коридор. Все входные двери на этаже светлые, в тон стенам.

– Тут все двери белые, – снова зачем-то говорю вслух.

– Правила такие, – пожимает плечами Оливка, – чтоб красиво было.

Я киваю. Понятно. В нашей пятиэтажке всем пофиг на двери.

– Помнишь? Я отвлекаю, ты меняешь учебники.

Я снова киваю. Книгу я достала заранее и заткнула за пояс штанов, прикрыв сзади курткой.

Настя нажимает на кнопку звонка. Ян открывает быстро, лицо взволнованное, вьющиеся волосы падают на лоб, и он убирает их раздраженным жестом.

– Привет, – говорит Оливка, пока я завороженно смотрю на парня.

– Девчонки, спасибо большое! – облегченно говорит Ян, выхватывая собаку у меня из рук, коснувшись моих пальцев.

Внутри все переворачивается, и я могу только кивнуть.

– Да не за что. Я Настя, это Яна.

Кажется, подруга поняла, что я онемела, и взяла на себя роль переговорщика. Особо стараться не приходится, язык у нее хорошо подвешен. Я с благодарностью слушаю, как Оливка трещит о том, что мы увидели собаку во дворах и сразу подумали, что она домашняя, а потом вспомнили, что она похожа на питомца Барышева. Ян жестом приглашает нас зайти, пока Бенедикт сходит с ума от восторга и вылизывает ему лицо.

Внезапно Настя заходится лающим кашлем. Достоверность высшего уровня.

– Воды, – между приступами выдавливает она, – можно воды?

Ян обеспокоенно хмурится и, все еще держа собаку на руках, уходит на кухню. Оливка семафорит мне глазами, но я и так уже скидываю ботинки и бегу в комнату, за дверьми которой играет Скриптонит. Это точно его спальня. В комнате горит только настольная лампа, но я сразу вижу рюкзак у стола, кидаюсь к нему и роюсь внутри. Молния расстегнута. Не то, не то, не то. Я нервно перебираю содержимое. Русский, история, тетради, ежедневник, господи, где же эта долбаная физика?!

– Полагаю, ты это ищешь? – раздается из угла комнаты.

Я тихонько вскрикиваю и от неожиданности сажусь на пол. Медленно поворачиваю голову.

Там стоит синее кресло с широкими подлокотниками, а в нем сидит Глеб. У него в руках книга. Я не хочу, но читаю название на обложке – физика.

На секунду мне кажется, что я умерла. Не дышу, и сердце мое не бьется.

Глеб тем временем встает с кресла, пересекает комнату и присаживается передо мной на корточках. Все внутри сжимается. У него красивые голубые глаза, но взгляд колючий.

– Хочешь забрать? Ну?

Я с трудом сглатываю, откашливаюсь и хрипло говорю:

– Хочу.

Тогда парень протягивает мне учебник. Я беру его непослушными пальцами. В уши будто натолкали ваты.

– А это, наверное, я могу взять? – он говорит тихо и вкрадчиво, как с идиоткой.

И я отдаю ему экземпляр физики, который принесла с собой.

– Ну что ты? Теперь можешь идти, тебя ведь подружка ждет.

Глеб поднимается первый, берет меня за локоть и ставит на ноги. Внимательно смотрит мне в глаза. Я чувствую себя безвольным кроликом, которого вот-вот сожрут. Парень наклоняется ближе ко мне и тихо говорит:

– Не надо было хамить, верно?

И, не дожидаясь ответа, подталкивает к двери.

Не знаю, сколько времени я провела в комнате, но когда я выхожу в коридор на негнущихся ногах, то вижу, что Ян уже вернулся из кухни и стоит рядом с Оливкой. Есть что-то неправильное в том, как они стоят, но я не могу понять, что именно. К тому же они оборачиваются на меня, и Ян вопросительно поднимает брови.

– Я просто… – начинаю говорить и к своему ужасу понимаю, что не знаю, как закончить фразу.

– Я попросил Яночку помочь мне, – Глеб становится за моей спиной и кладет руку мне на плечо, – с физикой. Да, Янчи?

– Да, – киваю, как тупой болванчик.

– Подзабыл программу за десятый класс, – поясняет парень, и это как будто всех устраивает.

Я обуваюсь, Ян еще раз нас благодарит, и мы наконец уходим. За нами захлопывается белоснежная дверь, и на меня наваливается такая усталость, что я едва передвигаю ноги.

– Получилось поменять учебники? – Оливка берет у меня из рук книгу, пролистывает ее. – Ну слава богу! Сделала, пока объясняла этому отморозку задачки?

Я киваю, и остаток пути мы идем молча. Только вот я полный ноль в физике, и она об этом знает.

Дома я скидываю ботинки, прямо в куртке прохожу в свою комнату и падаю на диван.

Ко мне заглядывает мама:

– Янусь, кушать будешь? Ты чего одетая?

– Очень устала. Мам, я не голодная.

– Ты же не ела в школе.

– Мам, пожалуйста.

Она недовольно вздыхает и прикрывает дверь.

Какое-то время я лежу, не двигаясь, и прислушиваюсь к своим ощущениям. Кажется, я все еще жива, но это, разумеется, не точно. Злосчастный учебник я так и сжимаю в руке.

Скоро я нахожу в себе силы встать, снять куртку и даже переодеться в домашние штаны и футболку. Подумав, надеваю старенькую серую толстовку. Есть ощущение, что меня знобит и потряхивает.

Я иду мыть руки, вешаю куртку в шкаф в коридоре, все делаю очень обстоятельно. Наконец возвращаюсь к себе, опасливо беру учебник, кладу на стол и зажигаю лампу рядом. Сажусь, открываю ноутбук и включаю популярную подборку песен. Затем делаю глубокий вдох и погружаюсь в изучение своих рисунков.

Кроме цветочков и геометрических фигур, там много скетчей. Портреты Яна, несерьезные, схематичные, но узнаваемые. Его губы, глаза, нарисованные отдельно, несколько раз глубоко прочерченные карандашом. Комиксы. Наши с ним фигуры, переплетенные пальцы. Но и это еще не все. Кое-где надписано «Ян, душа моя». В своей голове я всегда так к нему обращаюсь и мечтаю, что когда-нибудь скажу ему это вслух, а не на полях учебника. Там же строчки из популярных песен. Все про любовь. Эта книга – огромная валентинка. Это не просто признание в любви, это почти помешательство. На секунду мне даже становится противно от себя. О чем я только думала?

Дверь в комнату открывается, я вздрагиваю и тут же захлопываю учебник.

Но мама туда даже не смотрит, молча ставит мне на стол чай, тарелку со свежими булочками и выходит.

Я замечаю всплывающее окошко на ноутбуке, и глаз выхватывает сочетание двух заветных букв – «Я» и «Н», сердце замирает. Но когда я читаю полностью «Глеб Янковский», оно снова бьется, да еще как. Трепыхается в грудной клетке, как придушенный кролик. Потому что Глеб пишет мне: