Мне хватает минуты чтобы ополоснуться. Волосы я, конечно, не мочу, на улице холод, а они у меня не такие короткие, как у Манковой. Пока вытираюсь, в дверь стучит Света и что-то глухо бубнит в щель.

– Не слышу, – ворчу я, – выйду и скажешь.

Но когда открываю дверь, то и сама все вижу. В раздевалке сидят наши парни. Раскрасневшиеся и довольные. Все уже переодетые и с вещами. Только Попова нет. Видимо, как самый младший, попал в душ последним.

Я замираю, стоя в джинсах с высокой талией и ярко-розовом лифчике. Секунда, и я соображаю прижать полотенце к груди. Раздевалка взрывается хохотом.

– Петрова, я же предупредила! – не может сдержать смех Света.

– Я тебя не слышала!

Отвечаю Манковой, но смотрю только на Глеба. Который тоже не спускает с меня взгляда. И улыбается. Немного нагло, немного с вызовом, немного (шок!) смущенно.

Ян поднимает вверх ладони:

– Яна, прости! Мы просто вам шампанское принесли!

– Да ладно уж, – ворчу я, быстро натягивая футболку, повернувшись к ним спиной, – а что отмечаем?

И они снова смеются. Ян протягивает мне бутылку шампанского. Я медлю, разглядывая этикетку. Вообще-то я не пью.

Глеб наблюдает за мной исподлобья.

– Не бойся, Яночка, мы тебя не спаиваем, сделай просто глоток за победу, – кричит Манкова, укладывая свою короткую стрижку перед зеркалом.

Янковский улыбается одним уголком губ, развалившись на скамейке рядом с моими вещами. Взгляд у него такой нахальный и снисходительный, что я непроизвольно начинаю злиться.

Поэтому, отмерев, с вызовом прислоняю горлышко к губам и делаю маленький глоток.

Глеб все еще смотрит на меня и медленно облизывает нижнюю губу. Потом протягивает руку за бутылкой. Я, как загипнотизированная, отдаю ему шампанское. Он подмигивает:

– Смотри, Янчик, считай, мы целуемся, – и он отпивает, обхватив губами горлышко.

Мне становится жарко. Может от хмельных пузырьков, а может от Янковского, который переворачивает все у меня внутри. Если он просто играется, мне явно нужно притормозить в своих эмоциях.

Мы спускаемся вниз, когда школа уже опустела. В холле караулит Оливка с моей курткой.

– Меня отпустили до одиннадцати, – говорит она, протягивая мне пуховик и смущенно добавляет, – если нас проводят.

– Не переживай, если что, я тебя провожу, – говорю я.

Подруга хмыкает:

– А тебя саму тогда кто проводит?

– Тоже я, – и не дожидаясь ее реакции, говорю остальным, – ребят, это Оливка. То есть Настя.

– Но можно все-таки Оливка, – обворожительно улыбается она.

Ребята отвечают ей тем же, называя свои имена. Взгляды у парней заинтересованные.

И я впервые смотрю на нее не как на подругу, а как на соперницу. Но в каком соревновании? Коротко встряхиваю головой, чтобы выгнать оттуда дурацкие мысли. Наверное, это все шампанское на голодный желудок.

До «Котов» мы идем долго и весело. Наперебой обсуждаем игру, постоянно останавливаемся, взрываемся хохотом. Передаем друг другу бутылку шампанского, которое на улице становится ледяным. Я чувствую себя счастливой. И на своем месте. Чувствую, как будто меня приняли. Хочется запоминать каждую мелочь – как кривляется Манкова, как Глеб и Ян затевают шутливую потасовку и валятся в снег, как Ваня изображает Вадоса, манерным жестом откидывая воображаемые пряди со лба, как Кудинов восторженно кричит «А Петрову вы видели? У нее руки краснющие, а она отбивает, мне смотреть больно было!», как Попов закидывает на плечо Оливку, и она верещит на всю аллею. И кажется, что все впереди, а моложе и счастливее нас нет никого на свете.

Когда мы заходим в бар, к нам выходит менеджер, и парни здороваются с ним за руку. Наверное, и правда бывают здесь часто. Глеб, Ян и молодой парень с бейджем «Анатолий» отходят в сторону, что-то обсуждая вполголоса. Мне интересно, о чем они говорят, но из-за музыки я совсем ничего не слышу.

В итоге нас сажают за большой столик в углу. Рядом со мной Оливка и Миша Попов, а Янковский устраивается напротив. Я хочу, чтобы он сел рядом, и злюсь на себя за такое желание. Из чувства противоречия смотрю на Яна и улыбаюсь ему.

Настя наклоняется ко мне и с чувством говорит:
– Ребята очень классные!

Глаза ее блестят, а щеки разрумянились, на улице она тоже сделала пару глотков шампанского.

– Я знаю, – отзываюсь радостно и приобнимаю Оливку за плечи.

– Даже Попов не такой дурак, как обычно, – громким шепотом говорит подруга и, перегибаясь через меня, ерошит ему волосы, – да, Миш?! Уши греешь?

– Да че, сами рядом сели, и еще хотят, чтоб я не слушал.

– Очень хотели подобраться к тебе поближе, – серьезно говорю я.

Он совсем смущается:

– Да хорош тебе.

– Не обижайся, Миш. Что хочешь, чтоб мы обсудили? Что тебе интереснее подслушать?

– Петрова, а ты такая язва, оказывается.

Я притворно хватаюсь за сердце, и он с улыбкой качает головой.

Нам за столик приносят приземистые бокалы без ножки с толстым донышком и кучу стеклянных бутылочек колы. Я смотрю на их запотевшие бока и думаю, что мне жутко хочется пить.

С другой стороны стола происходит какая-то возня, и, приглядевшись, я наблюдаю следующую цепочку. Кудинов передает бокал Яну, тот – Глебу, а Янковский опускает его под стол и что-то туда наливает. Отдает обратно и принимает новый. Испуганно смотрю на Анатолия, но он заговорщицки мне подмигивает. Ну, что ж, по крайней мере теперь понятно, о чем с ним говорили парни. Я наливаю себе просто колу. Хватит с меня шальных пузырьков.

– Тебя до скольких отпустили? – спрашивает Оливка.

Я показываю ей сообщение от мамы:

– Т. Катя? – поднимает брови Настя.

Я закатываю глаза:

– Экономит время при написании слова «тетя». Вообще у нее таких «Т.» целых три, ездят друг к другу в гости. Когда они к нам заваливаются, лучше дома не появляться. Хохот, дым коромыслом.

И, помолчав, добавляю:

– Но вообще это даже мило. Такая дружба. Они с института вместе.

– Мы тоже такие будем.

– Стопудово.

– Ага, и я с вами, – восторженно вклинивается Попов.

Мы смеемся и толкаемся, когда в бар заходят ребята из соседней школы. Там вся волейбольная сборная и еще несколько девчонок. Они садятся за соседний стол, а Вадим подходит к нам и с фирменной улыбкой говорит, наслаждаясь неловкостью, которую принес с собой:

– Салют победителям. Отмечаете?

Потом он упирается руками в спинку нашего диванчика и склоняется между мной и Оливкой:

– Привет, девчонки.

– Уже виделись, – хмурюсь я.

– Как отдыхается?

– До твоего прихода просто супер, – парирует Оливка.

Першин наклоняется еще ниже, и я чувствую отчетливый запах алкоголя:

– Девчат, расслабьтесь. Я не кусаюсь. Просто подошел поздороваться.

Я смотрю через стол на Глеба, который мрачно наблюдает за нами. Он дергает подбородком и говорит:

– Вадос, иди к своим.

– Да без проблем, Глеб. Поздравляю.

Блондин выпрямляется и, широко улыбнувшись, уходит. Над нашим столом повисает напряженная пауза.

– Какой же говнюк, – с чувством говорит Манкова, и мы смеемся. Глеб улыбается и качает головой. В такт, как обычно, движется крестик в ухе.

Оливка наклоняется ко мне и шепчет на ухо, чтобы Попов уж точно не услышал:

– Ты заметила, что Янковский с тебя глаз не сводит?

– Не говори ерунды.

– Ты что, покраснела?

– Насть, не выдумывай, – отпиваю колу в попытке скрыть смущение.

Конечно, я вижу, что Глеб на меня смотрит. Причем чем больше он пьет, тем чаще его взгляд останавливается на мне. С какой целью, это, к моему сожалению и полному смятению, до сих пор неясно.