Глеб

Улыбаюсь и сажусь в постели. Утро с его сообщениями всегда гораздо более приятное, чем без них. Но он прав, меня уже начинает мутить.

Мне чудом удается избежать завтрака, хоть мама и оставила на столе записку крупными буквами: «ЯНУСЯ, ПОЕШЬ! Витя, проследи». Но папа на моей стороне, так что я бегу в школу голодная и готовая в любую секунду склониться над ближайшей мусоркой. Неужели всю жизнь меня будет так тошнить от нервов? А как же выпускной, публичные выступления, свадьба? От последнего предположения щеки теплеют. Об этом точно рано думать. Хотя я уже представила Глеба в драных джинсах и узком галстуке, а себя в белом платье. Хихикаю и не замечаю, как Янковский собственной персоной перехватывает меня на крыльце школы. На нем действительно джинсы с дырой на колене.

– Яна!

– Привет! – запыхавшись, отвечаю я. Снова не заметила, что бежала.

– Тебя уже тошнило? – серьезно спрашивает Глеб.

– Да, – я смеюсь, – но после этого я уже почистила зубы.

– Это меняет дело.

Он едва успевает договорить и торопливо целует меня, будто ждал этого несколько месяцев. Ощущаю привычную дрожь в коленях. Невозможно, чтобы каждый поцелуй сводил с ума, но выходит именно так.

– Янковский! – грохочет завуч, тяжело поднимаясь по ступеням.

– Да, Ирина Дмитриевна? – радостно отзывается он, оторвавшись от меня.

– Опять одет не по форме!

– Так это вентиляция, жара какая стоит, – он подает ей руку и обворожительно улыбается.

Завуч хватается за его ладонь и наконец достигает дверей, награждая Глеба улыбкой. Вот же зараза, как-то он может найти подход ко всем.

– Ну ничего, может хоть Петрова заставит тебя прийти на последний звонок без прорех на одежде.

– Постараюсь, Ирина Дмитриевна, – лепечу я, придавленная ее авторитетом.

Беспомощно смотрю на Глеба, а он улыбается и подмигивает мне.

В это момент я и замечаю Майю. Смотрит на меня отвратительно самодовольно. Медленно поднимается по лестнице, в разрезе юбки мелькает ее бедро.

– Привет, Глеб, – мурлычет она.

И хоть Янковский ее игнорирует, на меня накатывает бешенство.

– Иди, куда шла, – вырывается у меня, – и жопу не заморозь в такой юбке.

Удивленно смотрят все. Майя, которая не по возрасту пытается играть в сексуальную кошечку. Алина, которая идет за ней следом. И Глеб, который все еще прижимает меня к своему боку.

– Стерва, – шипит Майя.

Но я уже не слушаю. Смотрю на Янковского, пытаясь разгадать его эмоции.

Он спрашивает:

– Ты ревнуешь?

– Кажется, это и так понятно, – отвечаю с досадой.

– Ты же понимаешь, что это просто раздражающая подружка моей младшей сестры?

– Твоя сестра лучше, чем ты думаешь, – вдруг говорю я, – но Майя просто выводит из себя. Не хочу видеть таких девушек рядом с тобой, и мне неважно, сколько им лет.

Глеб кивает. Потом думает и кивает еще раз:

– Я понял.

– Вещи кажутся удивительно легкими, если просто о них говорить, верно?

– Что?

– Ничего, – вздыхаю и тяну его за руку, – идем, слава богу, нас освободили от уроков, надо размяться.

Я хмурюсь, но на этот раз не из-за предстоящей игры. Мы так и не обсудили эти страницы из учебника и, признаться честно, меня это ужасно гложет.

– Ян, у меня последний вопрос.

– А?

– Как можно заморозить жопу, если на улице такая жара?

Я смотрю на Глеба и вижу, что он едва сдерживает смех.

– Янковский, ты такой идиот.

Позже я выхожу из раздевалки просто зеленого цвета, когда оттягивать уже невозможно. Встречает меня Глеб.

– Воды?

Он сует мне в руку бутылку, и я благодарно улыбаюсь.

– Барышева тоже полоскает все утро, – ворчит парень, – я схожу к нему.

Я киваю. Сама с трудом подавляю рвотный позыв. Пью воду и пытаюсь успокоиться. Ладно, я же знаю, как это работает, надо просто сосредоточиться на разминке.

Перед игрой мы по обыкновению собираемся в кольцо, обняв друг друга за плечи. Ян говорит:

– Без лишних душных речей, давайте просто сделаем все, что можем.

Глеб вклинивается:

– Да, не будем много говорить. Вы же и так знаете, что в этом году мы выпускаемся, и это наш единственный шанс на чемпионство?

– Да уж, зарядил, – с сомнением тянет Света Манкова.

Мы смеемся, и вдруг Ян орет:

– Хоп!

От неожиданности я взвизгиваю. Господи, ну неужели нельзя предупреждать?!

– На-най-на! – вторит ему зал.

– Хоп! – кричит Глеб и хлопает в ладоши.

– На-най-на! – подхватывают все остальные.

Я счастливо улыбаюсь и думаю, что этот момент я запомню навсегда.

Сразу же становится понятно, что команда соперников очень сильная, их уже не обмануть так просто. Они борются за каждый мяч и действуют удивительно слаженно. Всю игру мы идем вровень, и это дико выматывает. Выигрываем по две партии и под конец пятой все так же дышим друг другу в затылок. К тому же Кузнецов получает травму, и вместо него выходит Попов, и как бы я ни любила Мишку, он слабее Вани. Напряжение зашкаливает. Наверное, поэтому я сбиваюсь и делаю ошибку. Не успеваю отойти и принимаю подачу верхом. Боль пронзает указательный палец, и я вскрикиваю.

– Яна! – Глеб срывается с места.

Сквозь слезы, прижимая кисть к груди, смотрю на него. Какая же дура!

Карась просит тайм-аут и тоже спешит ко мне:

– Петрова, ты как?

– Выбила, – резюмирую с досадой.

– Не сломала?

– Думаю, нет.

– Продолжать можешь?

– Вы с ума сошли? Она же плачет! – кипятится Янковский, обнимая меня за плечи.

Но во мне нет ничего, кроме решимости. Я вытираю щеки другой рукой и говорю:

– Ничего. Все нормально. Просто примотайте этот палец к здоровому.

– Яна…

– Делай, что говорю! – рявкаю я, и тут же пугаюсь своей вспышки. – Пожалуйста, Глеб, просто сделай, как я прошу.

И я продолжаю игру, не позволяя себе концентрироваться на боли.

Мы снова идем вровень. Отыгрываем очко преимущества. Глеб подает с прыжка, мяч летит идеально, но его все равно принимают. Они что, роботы?! Парень из противоположной команды гасит в центр поля, но туда успевает Манкова, я разыгрываю, и тут Миша Попов кричит «Я!». Прыгает, прогибается и бьет с такой силой и по такой непредсказуемой траектории, что я перестаю дышать. Клянусь, это его лучший удар за все эти несколько месяцев. Когда мяч ударяется о покрытие зала совсем рядом с белой линией, мы хором орем «поле!» и поворачиваемся к судье. Свисток и жест рукой подтверждают нашу правоту. Очко наше. Мы выиграли. Обессиленно опускаю руки и, кажется, плачу. Болельщики сходят с ума, моя команда беснуется, на поле выбегает Оливка. Как раз вовремя, чтобы Ян увлек ее за руку в нашу беспорядочную кучу на полу. Сквозь смех я слышу, как Глеб кричит: «Аккуратно с Янкиной рукой!», но мне так плевать. Я счастлива. Это ощущение такое яркое, такое чистое, такое удивительно естественное.

Я натягиваю на влажное тело свои серые джинсы, когда в дверь душевой кто-то начинает барабанить и глухо кричать:

– Яна! Они меня пустили первым, прикинь! Я мылся первым! Выходи пить шампанское!

Узнаю радостный голос Попова и смеюсь. Накидываю легкую рубашку в полоску, беру кеды в руки и выхожу к своим друзьям. Можете представить? К своим друзьям. К своему парню. Своей команде. Отмечать нашу победу. Чувствую себя просто на вершине жизни.