– Яна, все хорошо. Даже если проиграем, то поборемся. Верно?

Я смотрю себе в колени и бубню:

– Да.

– Это же не кубок вселенной. Просто матч с соседней школой.

Конечно, она права. Но все случилось очень быстро, и мне кажется, я не готова к такой ответственности. И такому вниманию. На игры у нас ходят смотреть все. Конечно, в основном из-за Яна и Глеба, но все же. Ладно, мне действительно нужно собраться. Хотя бы в прямом смысле.

Так что я переодеваюсь и какое-то время просто наблюдаю за собой в зеркало. На мне короткие облегающие спортивные шорты, майка, гетры до колена. Я выгляжу хорошо. Как настоящая спортсменка. Кажется, это придает мне немного уверенности. В конце концов, я и есть настоящая спортсменка, разве нет?

– Вау! – Манкова смотрит с неподдельным восхищением. – Выглядишь еще круче, чем вчера!

– Спасибо, – выдавливаю улыбку и начинаю надевать наколенники.

– Последний штрих, и ты точно как из сборной страны.

– Ой, а сама-то! – я наконец улыбаюсь искренне.

– Ну что, идем разгромим их по-быстрому и двинем отмечать в «Четыре кота»? Кстати, ты же идешь? Это вроде как традиция.

Я неопределенно пожимаю плечами, и Света продолжает:

– Слушай, я бы сказала, что они чмошники, но это не совсем так. Парни хороши, а вот девчонки нулевые. Так что работай на них, поняла?

Киваю и, сделав глубокий вдох, выныриваю в зал. Там останавливаюсь у ближайшей скамейки и начинаю тейпировать пальцы. Ко мне подходит Ян со своей обычной широкой улыбкой:

– Привет! Помочь?

Я отдаю ему пластырь:

– Да, если не сложно. Вот этот палец у меня травмирован, надо зафиксировать через ладонь, вот так.

Ян кивает и сосредоточенно отматывает пластырь.

Я нервничаю и волнуюсь. Это из-за игры или из-за близости Яна? Я смотрю на его изогнутые черные ресницы. Он перехватывает мой взгляд и снова улыбается:

– Правильно делаю?

– Да, тут вот так. Еще протяни от сустава вниз, пожалуйста.

– Как настрой? Готова?

– Да. Но очень нервничаю, – признаюсь честно.

Парень понимающе кивает:

– Перед своей первой игрой я минут сорок проторчал на коленях перед унитазом.

– Серьезно? – я с облегчением смеюсь. – Меня весь день тошнит от стресса.

И тут, чуть повернув голову, я наталкиваюсь на взгляд Глеба. Сжав челюсти, он смотрит на нас пристально, даже как-то неприязненно. Улыбка тут же слетает с моего лица, а сердце делает непонятный кульбит. А вот это уже интересно. Сбившись дыханием, я пытаюсь понять свою реакцию.

– Что такое? Тебе плохо? – беспокоится Ян.

Кажется, на моем лице написано смятение.

– Да, – выдавливаю я и понимаю, что он все еще держит мою руку, – мы же закончили? Спасибо тебе. Пойду… э-э-э… как ты и говорил.

Бормочу что-то несвязное и пячусь к двери в раздевалку. Ян снова улыбается. Удивительно, как выглядит при этом его лицо. Открытым, светлым, добрым. Он машет мне рукой, мол, беги скорее, говорит:

– Все в порядке, я такой же.

И я скрываюсь в спасительной темноте и пустоте женской раздевалки. Там включаю воду в раковине и упираюсь руками в ее холодные белые края. Сердце колотится. Я умываюсь и мокрыми руками собираю волосы в высокий хвост. Становится немного легче, но пугает меня уже не предстоящая игра, а мои эмоции. Это какой-то бред. Ян Барышев собственной персоной держит меня за руку и заботливо тейпирует мне больной палец. А меня это как будто не волнует! Да еще пару недель назад я бы визжала от восторга. И потом еще месяц рисовала это во всех своих учебниках. А сейчас? Я только думаю, что он удивительно добрый и отзывчивый парень. А сволочь Янковский бросает на меня один взгляд, и мое сердце уже покупает билет на американские горки. У меня что, стокгольмский синдром?

В дверь душевой, где я заперлась, стучат, и я открываю, не глядя:

– Свет, я сейчас…

Но это не Света. Это Глеб с бутылкой воды и форменной майкой. Сердце тревожно трепещет. Или это не тревога?

Он протягивает мне сначала воду.

– Спасибо, – сразу же открываю бутылку, чтобы чем-то занять руки.

– Ты в порядке? Ян сказал, тебе плохо.

– Да, просто перенервничала.

– Он тоже вечно на раковине висит перед играми, или башкой в унитазе. Зависит от степени важности матча.

Я с благодарностью улыбаюсь. Становится легче от того, что я не одна такая истеричка, но и наш капитан команды тоже.

Глеб разворачивает майку, показывая мне маленькую эмблему школы на груди, а потом надпись на спине – Петрова.

– Это что, мне?

– Ну, ты же у нас Петрова? – насмешливо отвечает он.

– Просто не ожидала.

Глеб неопределенно ведет плечом:

– Мне Карась поручил. Было не сложно. Мы же команда.

Я беру майку и прикладываю к себе:

– А как ты узнал размер?

Почти сразу понимаю, что спросила зря.

– Ты худенькая, – он улыбается, привалившись плечом к дверному косяку, – была возможность разглядеть.

Я краснею. Чувствую себя очень уязвимо, но вместе с тем мне приятно. Глеб сказал, что я худенькая! Я внутренне пищу.

Смотрю в его голубые глаза и чувствую какое-то странное притяжение. Нестерпимо хочется коснуться его. Я дышу, но воздуха не хватает. И тут Глеб поднимает руку и аккуратно проводит пальцами по моему подбородку.

– Вода, – поясняет он охрипшим голосом.

Дверь раздевалки распахивается, ударяясь об стену. Ну, это точно Манкова, она всегда заходит с ноги.

– Яна! – кричит она и вдруг видит нас. – Ой! Извините. Помешала.

Я краснею в сотый раз за сегодняшний день. И тут же начинаю сердиться. Ничего такого мы тут не делали. Другое дело, что Глеб стоит в душевой женской раздевалки. Неприлично близко ко мне. Волнующе, потрясающе, удивительно близко. Это злит меня еще сильнее.

Я стараюсь сделать вид, что мне все равно и бросаю Свете безразличное:

– Не выдумывай, Янковский просто принес мне майку, – потом перевожу вопросительный взгляд на парня, – я переоденусь?

Его взгляд холодеет.

– Не бойся, душа моя, подсматривать желания не имею.

Он давно меня так не называл, и я непроизвольно морщусь в ответ.

Глеб выходит, а Света смотрит на меня, прищурив глаза, и повторяет:

– Просто принес майку. И воду. Глеб Янковский? – а потом она хохочет, запрокинув голову. – Ладно, сами разбирайтесь. Переодевайся и пойдем разминаться, там уже народ собирается.

Я снова остаюсь одна в душевой, беспомощно сжимая в руках черно-белую форму со своей фамилией. Меня больше не тошнит, но я в полном раздрае.

Я делаю несколько глубоких вдохов и решительно отодвигаю все эмоциональные качели в своей душе. Я сейчас здесь не за этим. Нельзя попасть в сборную и опозориться на первой же игре.

Наспех переодеваюсь и возвращаюсь в зал. Манкова радостно кричит:

– Петрова! Такой же тошнотик, как наш Ян!

Все парни дружно смеются. И я с облегчением к ним присоединяюсь.

– Иди сюда, а то я задолбалась мяч об стену лупить, – говорит Света.

Тогда я наконец сосредотачиваюсь на разминке и своих движениях, только краем глаза отмечая, что народ действительно начинает собираться. Вижу Оливку, которая приходит (неожиданно) с Алей и близнецами Пашей и Андрюшей из параллельного, более странной компании я и вообразить не могла. Тут же, конечно, и Алина с подружками. Шепчутся и хихикают, глядя то на Яна, то на Глеба. Наверное, кто-то из ее свиты имеет виды и на ее брата. Егорова с загипсованной рукой и поджатыми губами тоже сидит на трибуне. Интересно, она меня ненавидит? Все эти мысли крутятся где-то на краю сознания. Я сосредоточена на мяче.

Зал притихает, когда заходят ребята из соседней школы. Лица непроницаемые, походка развязная, улыбки вызывающие. Ведет их высокий красивый блондин. Сначала я думаю, что это их физрук, но Манкова наклоняется ко мне и поясняет: