«Моя мама умерла, когда мне было двадцать два. Прошло одиннадцать лет, а я все еще скучаю по ней каждый день», — говорит она со вздохом.

«Хм», — бормочу я, не отрывая взгляда от экрана.

«Но твой отец умер всего пару лет назад, верно? Вот почему вы продали свой семейный дом?»

Господи Иисусе, блядь. «Мия!» Я тут же пожалел, что поднял глаза, когда увидел, как ее прекрасная улыбка дрогнула. Всего на секунду. Но этого достаточно, чтобы я почувствовал себя полным придурком.

«Извини. Ты занят. Разговоры — это мое. Из-за них у меня всегда неприятности». Опустив взгляд на книги на коленях, она вздыхает. «Я оставлю тебя с твоей работой. Обещаю». Она оглядывается на меня с извиняющейся улыбкой, которой я не заслуживаю.

Чувствуя себя виноватым, я возвращаюсь к экрану и открываю полицейский отчет, который я получил несколько минут назад, в котором подробно описывается обыск одного из наших складов вчера вечером. Согласно отчету, копы получили анонимную наводку, что мы перевозим оружие через него. Как будто мы настолько глупы, чтобы использовать наш законный бизнес для перевозки оружия. Это бы разрушило весь смысл законного бизнеса.

Почему они действовали по этому конкретному сигналу? У нас есть негласное соглашение, что пока мы не устроим хаос на улицах Чикаго или не будем ходить и причинять боль «невинным» гражданам, полиция не будет нас беспокоить. Я смотрю на экран, ища зацепку. Новые копы пытаются укрепить свою репутацию? Но нет, я не узнаю имена перечисленных офицеров.

Постоянный шум с другой стороны комнаты мешает сосредоточиться, и я бросаю взгляд на Мию. Она с удовольствием сортирует книги и бормочет себе под нос мелодию — одну и ту же песню снова и снова.

«Что, черт возьми, ты поешь?»

Она озадаченно смотрит на меня. «Светлая сторона дороги».

Я кручу головой взад-вперед на плечах, пытаясь отогнать надвигающуюся мигрень от напряжения. «Ты не знаешь других песен? Ты поешь эту уже десять минут, и она раздражает».

Она сжимает губы, словно пытаясь сдержать улыбку. «У тебя есть какие-то особые пожелания?»

Я кручу головой из стороны в сторону. «А как насчет тишины?»

«Как насчет того, чтобы я осмотрела твою шею?» Прежде чем я успеваю отказаться, она уже вскочила на ноги, отряхивая пыль с джинсов.

«Со мной все в порядке», — уверяю я ее.

Игнорируя меня, она подходит ближе. «Похоже, ты немного скован и напряжен».

«Я же сказал, что все в порядке. Мне есть чем заняться», — рявкаю я, надеясь, что мой тон отпугнет ее. Обычно этого достаточно, чтобы взрослые мужики обосрались. Но не она. Нет, она продолжает идти на меня, улыбка на ее лице такая же яркая, как ее желтая майка. Какого хрена?

«Я полностью квалифицированный массажист. Это займет у меня пять минут, а ты можешь продолжать работу. Я обещаю не смотреть ни на что, что мне не положено».

Ее запах жасмина и лимона сбивает меня с толку. «Что?» На что, черт возьми, она не собирается смотреть? Капля пота скатывается по моему лбу. Она ведь не ждет, что я сниму одежду для этого массажа, не так ли?

Смеясь, она кивает головой в сторону моего стола. «Я не буду ничего смотреть на твоем компьютере».

Конечно, это то, что она, блядь, имела в виду. Ради всего святого, Лоренцо. Соберись!

Она подходит ко мне сзади, и все мое тело напрягается. «Кажется, с левой стороны хуже, насколько я заметила?» Ее теплые, мягкие пальцы касаются моего затылка.

Я вздрагиваю от ее прикосновения.

«Чувствительное место?» — в ее голосе слышна тревога.

«Нет», — огрызаюсь я, злясь на себя за то, как я отреагировал. Она просто женщина — нет, профессиональный массажист, делающий мне массаж шеи. Нечего так пугаться.

«Понимаю», — тихо говорит она. Что она видит? Что она первая женщина, которая не является моей родственницей, которой я позволил прикоснуться к своей коже за последние два года?

«Это просто затекшая шея».

«Я знаю. Дай мне пять минут, и даже если тебе не станет легче, ты просто передохнешь немного. И ты заставишь меня почувствовать себя полезной».

«Ладно», — ворчу я, наклоняясь вперед.

Ловкие пальцы разминают мне затылок, удивительно сильно для человека с такими маленькими руками. Черт, на самом деле, она намного сильнее, чем выглядит. Я рычу, когда она находит чувствительное место, которое мучает меня уже несколько недель.

Она усмехается. «Не будь ребенком». Ее теплое дыхание касается моей кожи, и дрожь пробегает по всему позвоночнику.

Я пытаюсь сосредоточиться на экране передо мной, но прикосновения Мии слишком отвлекают. Она глубоко надавливает на мои мышцы, заставляя волны боли и облегчения прокатываться по моему телу. Это так чертовски больно… Я закрываю глаза и зажимаю рот, чтобы не простонать ее гребаное имя, потому что, черт возьми, ее руки волшебны.

«Значит, ты не поклонник Вана Моррисона?»

Мои глаза резко открываются. «А?»

«Песня? «Bright Side of the Road»? Тебе не нравится?»

«Нет, я не фанат».

«Это моя любимая песня», — говорит она с тихим вздохом.

Закрыв глаза, я снова сосредоточиваюсь на сладком облегчении, которое предлагают ее руки. Моя шея была напряжена так долго, что я забыл, каково было раньше.

Мия игнорирует мое молчание, не нуждаясь в приглашении продолжать говорить. «Мне просто нравятся слова. Они полны надежды, понимаешь?» Я пытаюсь не обращать на нее внимания и сосредоточиться на ее руках. Это гораздо проще, чем разговор. «Это моя песня о солнечном свете».

Ох, черт возьми. «Какая песня?»

«Моя солнечная песня», — отвечает она как ни в чем не бывало, как будто я должен знать, что это значит.

«Что, черт возьми, значит солнечная песня?»

«Ну, у меня много солнечных вещей. Солнечный фильм. Телешоу. Еда. Знаешь, такие вещи, которые всегда заставляют тебя улыбаться, независимо от того, насколько плохой выдался день? Например, солнечный свет? «Bright Side of the Road» — моя солнечная песня».

Я хмурюсь. Эта женщина явно живет в мире, который так далек от моего.

Она снова смеется. «Я, полагаю, у тебя нет солнечной песни?»

"Нет."

Ее пальцы глубже проникают в мои мышцы, и эндорфины, которые наполняют мое тело, заставляют меня стонать. Она опускает голову, и часть ее волос падает мне на плечо. «Я могу одолжить свои, если хочешь». Ее теплое дыхание танцует на моей щеке, и без предупреждения вся кровь в моем теле устремляется на юг.

Что за хрень!

Я вырываюсь из ее хватки, игнорируя протесты моей ноющей шеи и моего члена из-за потери ее рук. «Мне нужно вернуться к работе», — рявкаю я, отстраняясь от нее.

«Ладно», — беззаботно отвечает она, по-видимому, не смущенная моим резким тоном. «Но это хоть как-то помогло?»

Я вращаю шеей и плечами. На самом деле, это ощущается гораздо лучше, чем несколько минут назад. «Да. Спасибо».

«Ну, дай мне несколько минут в день, и я разберусь с этим. И, наверное, будет хорошей идеей перестать спать на диване…»

"Что?"

Ее щеки порозовели. «Кэт и Данте говорили, что ты часто спишь на диване. Разве не поэтому у тебя затекла шея?»

Кем они себя возомнили, обсуждая это с ней? Они знают, почему я сплю на диване. Они знают… Мои руки сжимаются в кулаки. «Где я сплю, это никого, кроме меня, не касается».

Мия вздрагивает. «Ты прав. Мне жаль. Я, э-э, я оставлю тебя в покое».

Я говорю себе, что я рад, что она наконец-то оставляет меня в покое, но если это правда, какого хрена я продолжаю украдкой поглядывать на нее каждые несколько минут? Купаясь в солнечном свете, она сидит под окном, низко опустив голову, и напевает себе под нос эту чертову песню, пока тщательно перебирает самые ценные вещи моей матери. Ее медово-светлые волосы ниспадают волнами на плечи. Она выглядит точь-в-точь как…

Как, придурок?

Прямо как луч солнца, мать его.

Глава 8

Лоренцо

Я иду по коридору в кабинет, раздраженный по причинам, которые не могу полностью объяснить. Это не мой обычный закипающий гнев, а глубокое раздражение, которое я не могу понять или исправить. Что, черт возьми, со мной не так в последнее время? Может, мне нужно кого-то избить до смерти.