Опубликовано в 1910 Мучительный сонет Едва пчелиное гуденье замолчало, Уж ноющий комар приблизился, звеня… Каких обманов ты, о сердце, не прощало Тревожной пустоте оконченного дня? Мне нужен талый снег под желтизной огня, Сквозь потное стекло светящего устало, И чтобы прядь волос так близко от меня, Так близко от меня, развившись, трепетала. Мне надо дымных туч с померкшей высоты, Круженья дымных туч, в которых нет былого, Полузакрытых глаз и музыки мечты, И музыки мечты, еще не знавшей слова… О, дай мне только миг, но в жизни, не во сне, Чтоб мог я стать огнем или сгореть в огне! Опубликовано в 1910
Невозможно Есть слова. Их дыханье что цвет: Так же нежно и бело-тревожно; Но меж них ни печальнее нет, Ни нежнее тебя, невозможно. Не познав, я в тебе уж любил Эти в бархат ушедшие звуки: Мне являлись мерцанья могил И сквозь сумрак белевшие руки. Но лишь в белом венце хризантем, Перед первой угрозой забвенья, Этих вэ, этих зэ, этих эм Различить я сумел дуновенья. И, запомнив, невестой в саду, Как в апреле, тебя разубрали, — У забитой калитки я жду, Позвонить к сторожам не пора ли. Если слово за словом, что цвет, Упадает, белея тревожно, Не печальных меж павшими нет, Но люблю я одно – невозможно. Не позднее 12 января 1907 Бабочка газа Скажите, что сталось со мной? Что сердце так жарко забилось? Какое безумье волной Сквозь камень привычки пробилось? В нем сила иль мука моя, В волненьи не чувствую сразу: С мерцающих строк бытия Ловлю я забытую фразу… Фонарь свой не водит ли тать По скопищу литер унылых? Мне фразы нельзя не читать, Но к ней я вернуться не в силах… Не вспыхнуть ей было невмочь, Но мрак она только тревожит: Так бабочка газа всю ночь Дрожит, а сорваться не может… Опубликовано в 1910 Петербург Желтый пар петербургской зимы, Желтый снег, облипающий плиты… Я не знаю, где вы и где мы, Только знаю, что крепко мы слиты. Сочинил ли нас царский указ? Потопить ли нас шведы забыли? Вместо сказки в прошедшем у нас Только камни да страшные были. Только камни нам дал чародей, Да Неву буро-желтого цвета, Да пустыни немых площадей, Где казнили людей до рассвета. А что было у нас на земле, Чем вознесся орёл наш двуглавый, В темных лаврах гигант на скале, — Завтра станет ребячьей забавой. Уж на что был он грозен и смел, Да скакун его бешеный выдал, Царь змеи́ раздавить не сумел, И прижатая стала наш идол. Ни кремлей, ни чудес, ни святынь, Ни мира́жей, ни слез, ни улыбки… Только камни из мерзлых пустынь Да сознанье проклятой ошибки. Даже в мае, когда разлиты́ Белой ночи над волнами тени, Там не чары весенней мечты, Там отрава бесплодных хотений. Опубликовано в 1910 Что счастье? Что счастье? Чад безумной речи? Одна минута на пути, Где с поцелуем жадной встречи Слилось неслышное «прости»? Или оно в дожде осеннем? В возврате дня? В смыканьи вежд? В благах, которых мы не ценим За неприглядность их одежд? Ты говоришь… Вот счастья бьется К цветку прильнувшее крыло, Но миг – и ввысь оно взовьется Невозвратимо и светло. А сердцу, может быть, милей Высокомерие сознанья, Милее мука, если в ней Есть тонкий яд воспоминанья. Опубликовано в 1911 Юргис Балтрушайтис Silenzio Молчанье! Забвенье без срока… Свой жребий, пустынник, мечи… Пусть зыблется жизнь одиноко, Как пламя ночное свечи… Безмолвие грани последней Мой дух просветленный зовёт… И глухо на башне соседней Пустынное время поёт… Ни страха, ни ропота в бое Вещающих утро часов… Лишь молится сердце живое Восходу светающих снов… Молчание! С гордым упорством, Пустынник, таи свой простор… Пусть люди о хлебе их черством Ведут нескончаемый спор… Всем жаром души своевольной Будь предан иному труду, — Ты слишком упорно и больно Метался в бесплодном бреду! Опубликовано в 1911
Забвение Смыкая две ели, То быстро, то плавно, Мелькают качели В игре своенравной… То вправо, то влево, Со скрипом подбросят, И юношу с девой Из мира уносят… Светло и раздольно Паденье с размаха… И сладко и больно От счастья, от страха… В волне заповедной Грудь девы чуть дышит, И юноша бледный Не видит, не слышит… Их носят качели И в вихре и в дыме — И солнце средь елей Качается с ними… |