— Я ведь не утверждаю, что это именно они сделали, — я решила особенно не давить больше. — А стукнуть мог кто-нибудь просто так, из вредности. Думаешь, у них врагов мало? Вот кто-нибудь и отомстил. Момент-то какой удобный.

— Зойка! — схватилась за голову Агата. — Какие враги?

— Обыкновенные, — отозвалась я. — У каждого человека есть враги.

— У меня нет, — с уверенностью возразила она.

— Это тебе так кажется, — отрезала я. — Ну, и наивный же ты человек! Разуй глаза! Да у тебя-то как раз куча врагов! Гораздо больше, чем у меня.

— Больше, чем у тебя? — Теперь глаза у Агаты вообще стали как блюдца. — Откуда у меня враги? Я никогда никому ничего плохого не делала.

— Ха-ха-ха! — воскликнула я. — Думаешь, враги бывают только у тех, кто кому-нибудь плохое делает?

— Ну-у, — совсем растерялась Агата.

— Чтобы ты знала, в жизни все как раз наоборот, — продолжала я вразумлять ее. — У тех, кто делает плохое, врагов практически нет. Они их вовремя уничтожают. А вот у тебя их полно. Из-за Клима.

— Из-за Клима? — голос Агаты прозвучал, как эхо.

— Именно, — кивнула я. — По твоему Климу полшколы сохнет. А он только на тебя смотрит. Другим — завидно. Вот и прикинь, подруга, что они все с тобой хотят сделать?

Агата несколько раз моргнула. Видимо, ей самой такие мысли ни разу в голову не приходили.

— И как же мне теперь быть? — жалобно пролепетала она.

— Жить дальше, — пожала плечами я. — Не упускать своего и привыкать, что не все вокруг такие хорошие, белые и пушистые, как ты сама.

— Я не белая и пушистая, а просто нормальная и обычная, — совсем стушевалась Агата.

— Это неважно, — отмахнулась я. — Большинство все равно гораздо хуже. И с этим надо смириться.

На сей раз Агата промолчала. Сказать ей было нечего. Внезапно лицо ее просветлело.

— Мальчишки идут!

Я обернулась. По коридору мрачно брела вся троица.

— Ну как? — подлетели мы к ним.

— Плохо, — сердито буркнул Сидоров.

— На нас эту штуку повесили, — пояснил Клим.

А Будка с тяжелым вздохом добавил:

— Они говорят, что про других, может, и не поверили бы, а у нас репутация соответствующая.

Уверена: про репутацию — это Ника сказал. Мы у него с самого первого сентября «на особой заметке».

— И шарики мне припомнили, — снова вздохнул Будка.

— Ребята, но ведь это нельзя так оставлять! — возмутилась Агата. — Почему вы должны отдуваться за чужие ошибки? Вас, значит, накажут, а повариха, которая это сделала, будет продолжать в том же духе.

— Повариха тут ни при чем, — сказал Будка. — Выяснилось, что эти пирожки в нашу школу привозят с какой-то фабрики уже готовыми и замороженными, а у нас только пекут.

— Значит, — подхватил Клим, — шпилька в пирожок попала на фабрике, но как мы это докажем?

— Никак, — сквозь зубы процедил Тимка. — Уверен: этот директор фабрики какой-нибудь Никин друг. И если, к примеру, они когда-нибудь нам пришлют замороженный торт с крокодилом, то крокодила тоже нам припишут.

Будка вздохнул, как ослик Иа-Иа в день рождения. А Агата решительнее прежнего продолжала:

— Знаете, раз вы этого действительно не делали, надо бороться и доказывать свою правоту.

— Бороться — это я запросто, — сжал кулаки Тимур. — Только как?

— Действительно, как? — уныло подхватил Будка. — Они ведь уже все решили. Свидетелей, что ли, с фабрики приводить?

— В таком никто не признается, — сказал Клим.

— Естественно, — поддержала его я. — Кто же на свою голову будет искать приключений?

— Но нельзя же все так оставить, — снова заговорила Агата.

— Вот это уж точно! Оставить нельзя! — с трагическим видом воскликнул Митька. — Они ведь наших предков собираются в школу вызвать. А мои... они еще от шариков не очухались.

— Ну ты, Будка, все-таки молодец, — вырвалось у меня. — Закупить на пятьдесят баксов вторсырья, которому цена от силы пять копеек за тонну.

— Не сыпь мне соль на раны! — взвыл Будка. — Ребята, что делать будем? Учтите, второго вызова предков в школу я не переживу.

Вот так всегда: Митька делает глупости, а мы отдувайся и придумывай, как бороться. И что его дернуло угостить этого дурацкого иностранца? Предоставил бы все Макарке В.В. и Нике. Тогда пускай бы мистер Смит хоть сто пирожков со шпильками слопал. Но какой смысл думать о том, чего не случилось? Факт налицо: ребята в опасности. Если срочно не доказать, что это сделали не они, их ждут крупные неприятности. Вплоть до исключения из школы.

Ника и так нам все уши прожужжал: какая для нас честь, что мы учимся в таком первоклассном и современном учебном заведении. А какая, собственно, честь, когда мы учимся здесь с первого класса, когда наша школа у Сретенских ворот считалась самой обыкновенной районной школой. Потом здание признали аварийным, снесли, и за два года на его месте выросла великолепная новая школа, оборудованная по последнему слову техники. Вот после этого она стала жутко престижной. Теперь в нее стремятся пристроить своих детей все жители нашего района. А так как их гораздо больше, чем мест в нашей школе, то вылететь отсюда ничего не стоит. О чем Ника не устает нам напоминать.

В общем, ситуация складывалась критическая. И сколько мы ни ломали головы, никак не могли придумать, как из нее выпутаться. Единственная радость, что на сей раз хоть я ни при чем. И моих родителей вызывать не будут. Это и впрямь редкостная удача. Обычно я попадаю в неприятности вместе со всей компанией. Хорошо, что мы с Агатой не успели тогда подойти к мальчишкам. А то и мы бы обязательно влипли. Конечно, мальчишек жалко. Однако сочувствовать им все-таки легче, чем самой отдуваться за то, чего не делала.

Правда, у Агаты был такой расстроенный вид, будто ее собственных родителей тоже должны вызвать в школу. Это она, конечно, из-за Клима. Да и вообще у нее какое-то чересчур обостренное чувство справедливости.

На последней перемене Сидоров сказал Климу:

— Слушай, Круглый, по-моему, есть единственный способ вывести этих типов с фабрики на чистую воду.

— Какой? — разом оживились Клим и Будка.

— Очень простой, — с важностью продолжал Тимур. Он всегда, как что-нибудь придумает, начинает жутко воображать. — Мы с тобой, Круглый, выясняем адрес фабрики, берем видеокамеру твоего предка...

В этом весь Сидоров. Распоряжается чужими вещами, как своими собственными.

— И едем туда, — продолжал Тимур.

— И что дальше? — не понял Клим.

— Дальше — все проще пареной репы, — развивал свою мысль Сидоров. — Находим цех пирожков и запечатлеваем на видеопленку весь производственный процесс.

— Отлично! — расплылся в широкой улыбке Будченко. — А потом являемся к Макарке В.В. и Нике и кладем им кассету на стол: «Вот! Полюбуйтесь, откуда шпильки».

Я покачала головой:

— Тимурчик, ты что, решил, они специально во все пирожки шпильки подкладывают? Или собираешься поселиться в этом цеху и ждать, пока у какой-нибудь поварихи опять из головы шпилька угодит в тесто? И учти: при этом голова у нее не должна быть покрыта ни платком, ни поварским колпаком. Вероятнее всего, тебе придется там провести пол жизни. И из школы тебя все равно выгонят. За прогулы.

Как он на меня посмотрел! Вы бы только видели этот взгляд! Полный ярости и затаенной ненависти. Я испугалась, что он мне как следует двинет, и даже на всякий случай немного попятилась. Но Сидоров лишь процедил сквозь зубы:

— Ну, конечно, Адаскина, твоих-то родителей в школу не вызывают.

— Знаешь, Тимка, Зойка ведь права, — с грустью изрек Клим. — Полный бесполезняк. Если, конечно, случайно не повезет, но это вряд ли. А идти туда, чтобы заснять процесс изготовления нормальных пирожков, нам нет никакого смысла.

— Тогда придумывайте сами, — с таким видом изрек Сидоров, будто у него и впрямь родился замечательный план, а мы отвергли его просто по чистой тупости своих мозгов.

Он никогда не признает свои ошибки. Тоже мне, Джордано Бруно без костра. Послушать его, так он, Тимка, — гений. Удивляюсь, как только ему еще Нобелевскую премию не дали.