Однако учительница все хорошо оттерла, и я, успокоившись, вернулась к столу. Вижу: Мити́чкина на месте, а вот булочки моей нет. Оказалось, Танька съела ее и уже дожевывает свою собственную. От обиды у меня сами собой брызнули из глаз слезы. А Танька спокойно так говорит:

— Значит, это твоя была булка? Я думала: просто на тарелке лишняя осталась.

Увидав, что я плачу, наша учительница разобралась, в чем дело, пошла к поварихам добывать мне новую булочку. Но, оказалось, их все уже съели, и мне принесли бутерброд с засохшим куском сыра. Потом учительница заставила меня это съесть, да еще запить омерзительным молоком с пенкой. А Мити́чкина сидела и, хихикая, наблюдала, как я давлюсь. Хотите верьте, хотите нет, но мне это даже сейчас вспоминать обидно. Она-то от пенки на своем молоке избавилась, да еще к тому же съела целых две булочки. А меня мало того, что лишили вкусного, так еще прочитали нотацию, что нехорошо капризничать. Может, капризничать и впрямь нехорошо, но почему же учительница не сказала Мити́чкиной, что еще хуже тырить чужие булочки?

А в третьем классе Танька сдула у меня контрольное изложение. Нас тогда на несколько дней посадили вместе, потому что Мити́чкина подралась с Будкой, а мой сосед болел. Вот мы и очутились за одной партой. Я писала, а Танька списывала. Только в результате мне поставили за изложение двойку, а ей пятерку. Потому что она исправила несколько моих ошибок, но мне ничего не сказала.

На следующем уроке по русскому учительница вызвала меня к доске и заявила:

— Вот вам, ребята, пример абсолютно глупого и бесполезного списывания.

Я прямо обалдела. А учительница продолжает:

— Адаскина, мало того, что ты слово в слово списала контрольное изложение у Мити́чкиной, так еще с грамматическими ошибками.

Класс заржал. В том числе и Мити́чкина. По-моему, она веселилась больше других. Учительница брезгливо протянула мне листок с изложением, под которым стояла жирная двойка красного цвета.

— Возьми и больше никогда так не делай, — с назидательным видом произнесла она. — А ты, — совсем другим тоном обратилась она к Мити́чкиной, — молодец. Очень хорошее изложение. Только в следующий раз не давай, пожалуйста, никому списывать. Конечно, я понимаю, что ты искренне хотела помочь подруге. Но в результате оказала Адаскиной медвежью услугу.

Со мной началась настоящая истерика. Я понимала: слезами горю не поможешь. Надо как-то доказать, что это мое изложение, а совсем не Мити́чкиной. Но ошибки-то у меня, и никто мне не поверит, что случилось все ровно наоборот. А учительница продолжала меня добивать:

— Нечего плакать, Адаскина. Лучше в следующий раз сама думай и как следует готовься к контрольным работам.

Услыхав это, я просто убежала из класса. А Агата еще у меня все время спрашивает, почему я не люблю Мити́чкину!

А с Театральной студией в начале этого года что вышло! Изольда устроила отбор, как в настоящий театр. И, конечно же, Танька умудрилась с ходу пролезть в актрисы. Уж не знаю, куда там смотрела Изольда вместе со своим жюри! Это же подумать только: Мити́чкина — актриса! А меня приняли только в костюмеры. Но я им доказала! Теперь я тоже играю во всех спектаклях. И роли мне достаются лучше, чем Мити́чкиной. Есть, в конце концов, справедливость на этом свете. Хотя это как сказать. От размышлений я вернулась к печальной действительности. Танька продолжала трепаться с новеньким. А он по-прежнему улыбался. И куда только эти мужики смотрят!

— Слушай, Адаскина, — потеребил меня за рукав Будка. — Выходит, Танька-то знает новенького? Интересно, откуда?

— С чего ты взял, что знает? — Заявление Будки повергло меня в большие сомнения. Может, Мити́чкина и Артур действительно знакомы? Это в корне меняет дело, обязательно нужно выяснить. — Так с чего ты взял, что она знает его? — повторила я.

Будка уставился на меня, как баран на новые ворота.

— Ну, ведь они разговаривают.

— Подумаешь, — возразила я. — Ты вот с ним ним раньше не был знаком, а на первой перемене тоже разговаривал.

— Не. Они по-другому разговаривают, — мотнул коротко стриженной головой Будченко.

Вот тут он был совершенно прав. Мити́чкина вовсю строила Потемкину глазки.

— Все равно это еще не значит, что они раньше были знакомы, — высказала свою точку зрения я. — Скорее даже наоборот.

— Почему наоборот? — выкатил шары Будка.

— Потому, — огрызнулась я. — Не будь таким глупым, Дмитрий.

— Ты на что намекаешь? — обиделся Будка.

— А я и не думаю намекать, — искренне заявила я.

Артур и Танька в это время двинулись в сторону библиотеки. Весь мой старательно разработанный план окончательно рухнул.

— А куда это они пошли? — спросил глупый Будченко.

— В библиотеку, Митя, — сердито ответила я. — Понимаешь, книжки читать, учебники получать.

К нам подбежала Агата:

— Зойка, ты куда делась?

— Да вот, просто стою, — я решила сделать вид, что ничем не расстроена.

Хотя прикидываться беззаботной мне было трудно. Ибо вместе с Агатой ко мне подошли Клим и Тимур. Против Клима-то я ничего не имела, а вот против Сидорова... Думаю, дальше объяснять не надо. А он еще, гад такой, стоит и ухмыляется.

Конечно, Тимка это вам не Мити́чкина. Хотя иногда он, по-моему, бывает даже противнее. Если вообще можно быть противнее Таньки, в чем я, лично, сомневаюсь.

— Ну что, девчонки, в столовую? — как ни в чем не бывало осведомился Сидоров.

— Конечно, в столовую! — горячо поддержал его Будка, хотя и не был девчонкой.

Тут меня и клюнуло. Вытащив из кошелька деньги, я сунула их Климу. Потому что он единственный из этой троицы надежный.

— Купи мне булочку и сок. А у нас с Агатой еще есть одно дело. Мы позже подойдем.

Агата очень удивилась, но возражать не стала, а тоже вручила Климу деньги:

— Мне тоже возьми сок и булочку.

— Могу и я взять, — предложил Будка.

— Обойдешься, — и я отпихнула его руку.

Он и Тимка совершенно ненадежные люди. То есть, если их попросить, купят, но потом сами и сожрут.

— Приходите скорее, — сказал Клим, и они унеслись в столовую.

— Зойка, — внимательно посмотрела на меня Агата. — Тебе что, в туалет приспичило?

— Неправдочка ваша — в библиотеку, — постаралась как можно равнодушней произнести я.

— В библиотеку? — пуще прежнего удивилась моя подруга. — Зачем именно сейчас?

— Сейчас — потому что она работает, — не моргнув глазом, откликнулась я. — А зачем, разве сама не помнишь?

— Не помню, — по-прежнему недоумевала Агата.

— Что нам Изольда велела в самом конце урока? — снова заговорила я. — Прочитать «Алые паруса» Грина. А у меня их дома нет. Значит, надо скорее брать, пока другие не взяли. Она ведь на Грине чокнутая и к тому же обещала посвятить «Алым парусам» весь следующий урок.

— Зойка, да я «Алые паруса» читала, и дома они у меня есть.

— Ты читала, а я — нет, — не собиралась сдаваться я. — И хочу сегодня после занятий прочесть. Потому что завтра у нас репетиция и будет некогда.

— Ладно, — махнула рукой Агата. — Если уж тебе так приспичило...

И она двинулась к библиотеке. Мне действительно приспичило, однако «Алые паруса» были лишь предлогом. Удачно, что я запомнила слова Изольды по поводу Грина. Иначе пришлось бы объяснять Агате про новенького и Мити́чкину.

Едва войдя туда, мы сразу их увидели. Наша библиотекарша Нонна Аристарховна сидела за компьютером. Мити́чкина и Артур, стоя по обе стороны от нее, смотрели на светящийся экран, а тетя Нонна отмечала учебники, которых у новенького не было.

Хорошо, что я догадалась взять с собой Агату и к тому же заранее изобрела убедительный предлог, зачем мы пришли. Потому что Мити́чкина бросила на меня такой взгляд! Артур тоже скользнул по мне глазами, но рассеянно, и вновь уставился на экран компьютера, а Танька взахлеб начала ему тараторить по поводу нового учебника экологии. Можно подумать, ее больше всего на свете волнуют проблемы окружающей среды.