Тетя Нонна еще что-то отметила на экране, затем повернулась к нам.

— «Алые паруса» есть? — спросила я. — Нам задали по внеклассному чтению.

— Кстати, мне тоже «Алые паруса» нужны, — мигом вмешалась Мити́чкина. — И тебе, Артур, наверно, тоже? — состроила она глазки новенькому.

— Нет, спасибо, — покачал головой тот.

— У тебя есть? — пытала его Танька.

— Наверное, да, — откликнулся Артур. — Во всяком случае, мне не надо.

И он почему-то посмотрел на часы. Кажется, он устал от навязчивой Мити́чкиной. Пустячок, а приятно.

— А мне обязательно нужны «Алые паруса», — тем временем повторила Танька.

Тетя Нонна отправилась искать книги, а я не на шутку заволновалась. Уверена: если бы «Алые паруса» оказались в единственном экземпляре, ими бы завладела Танька. Например, заявила бы, что они с Потемкиным пришли раньше нас или еще что-нибудь в этом роде. Но, к счастью, все обошлось. Тетя Нонна вынесла нам две совершенно одинаковые книги. Мы с Мити́чкиной одновременно вцепились — каждая в свой экземпляр. На сей раз мы сыграли вничью. И, напустив на себя ледяной вид, я бросила:

— Ну, пошли, Агата. Нас уже ждут.

Меня просто распирало что-нибудь сказать по поводу Танькиной наглости. Но я боялась, что тогда Агата догадается, с какой целью я потащила ее в библиотеку. Пришлось промолчать. Впрочем, подруга моя почему-то никак не прореагировала на милую парочку в библиотеке. Вероятно, ей показалось, что новенький и Танька пришли туда порознь, а уж на месте случайно встретились и невзначай разговорились. Не удивлюсь, если она так подумала. Агата вообще очень наивная. И все видит в розовом свете. Когда же я иногда пытаюсь открыть ей глаза на окружающий мир, она обычно в ответ заявляет, что у меня паранойя. Пусть думает как угодно. Сама потом разберется. Или не разберется. По-моему, ей пока просто везет в жизни.

Мы подошли к столовой, однако войти внутрь нам сразу не удалось. Возле двери стояла нарядная толпа, а с ней — наш директор Виктор Владимирович Макарихин (Макарка В.В.) и завуч Николай Иванович Камышин, которого мы сокращенно зовем Никой. Вид у нашего школьного руководства был какой-то подтянутый и приподнятый. Чувствовалось, что они не просто собираются поесть в компании нескольких дяденек и тетенек, а совершают нечто очень важное.

— Делегация! Делегация! — сквозняком пронеслось по коридору.

— Какая еще делегация? — посмотрела на меня Агата.

Мы тут же получили ответ от стоящих рядом:

— В Москве проходит Международный конгресс учителей. Пришли посмотреть нашу школу.

— Нашу школу? — удивились мы с Агатой.

Тут я вспомнила, что последние дни и впрямь ходили слухи о какой-то делегации. Их было человек десять, мужчин и женщин, разного роста, возраста и объема, но одинаково оживленных и с любопытством озирающихся по сторонам. С одной, самой старой, тетенькой с седыми, мелко завитыми волосами и румяным лицом старательно беседовал по-английски наш толстенький пухленький Ника. Видно, давалось это ему совсем нелегко, ибо лысина у него покраснела и покрылась капельками пота. Тетенька, наоборот, чувствовала себя превосходно и постоянно восклицала по-английски: «Замечательно, мистер Камышин!» Мистер Камышин при этом измученно улыбался.

С Макаркой В.В. разговаривал средних лет дядька. Кажется, он считал себя большим специалистом по русскому языку, потому что изъяснялся именно на нем, жутко при этом коверкая слова. Насколько я могла разобраться, больше всего этого дядьку интересовало, сколько стоит обучение в нашей школе. Макарка В.В. называл его мистером Смитом. Выслушав объяснение директора, что «наша школа совершенно бесплатная», мистер Смит впал в бурный восторг. Макарка В.В. решительно протолкнул его в столовую, а вслед за ними вошла и вся остальная делегация.

Путь был свободен, и мы с толпой дожидавшихся ребят тоже ворвались внутрь.

— Агата! Зойка! — немедленно окликнули нас друзья. — Давайте скорей! Перемена ведь кончится.

Мы увидели, что Клим, Тимка и Будка сидели за столиком недалеко от прилавка. Однако, несмотря на внушительные размеры нашей столовой, пробиться к ним оказалось не так-то легко. Между нами, полностью перекрывая проход, стояла делегация. Не проталкиваться же сквозь них.

Послышались новые восторженные возгласы, судя по которым наша столовая международной делегации понравилась.

— О-о! Швэдский сто-олик! — замахал руками высокий дяденька, обращаясь к нашему директору. — Каждый день?

— Каждый, — энергично кивнул головой Макарка В.В.

Дяденька недоверчиво покачал головой. Кажется, он сомневался, и наш Макарка В.В. это почувствовал. Широко улыбнувшись, он вдруг сказал:

— А что это я вам все один объясняю. Вот ребята сидят, у них и спросите.

И простер руку к столу, за которым устроились Клим, Тимур и Будка. Иностранный педагог критически осмотрел их еду. В его глазах заплясал огонек подозрения.

— A-а, только булошки, — ехидно произнес он. — А швэдский сто-олик им, знашит, не полагается?

Макарка В.В. досадливо крякнул. Иностранный педагог явно подвергал сомнению престиж нашей школы, достаточно красноречиво намекая, что считает «швэдский сто-олик» либо просто показухой, специально устроенной сегодня для них, либо привилегией лишь одних педагогов. Стремясь, видимо, окончательно убедиться в своей правоте, вероломный иностранец, глядя на наших ребят, строго произнес:

— Пошему один булошка? Где салад и бельки? Детям надо питайт витамины.

Первым почему-то среагировал Будка. Вскочив на ноги, он во весь голос, словно глухому, проорал:

— Мы витамином уже питались! Больше сейчас не хотим! А это, — он поднес к самому носу иностранца тарелку, — пирожки! Третье! Сладкое! Десерт! Очень вкусно! Попробуйте! — Тут Митька, видимо, вспомнив, что учит английский, гораздо тише добавил: — Вери файн!

Он переместил тарелку от носа ко рту иностранного педагога, настаивая:

— Попробуйте! Очень вкусные пирожки!

Педагог колебался, по-видимому, испытывая сомнения, имеет ли право объедать российских школьников. Будка тем временем продолжал совершенно автоматически тыкать тарелкой, рискуя выбить ему зубы:

— Русские пирожки с вареньем.

— Берите, берите, — вмешался Макарка В.В. — Угощайтесь. А то мальчик обидится.

— Бесплатно! — воскликнул Будка.

Макарка В.В сурово сдвинул к переносице брови. В отличие от него, иностранный учитель радостно заулыбался и, схватив с тарелки верхний пирожок, впился в него крупными желтоватыми зубами.

Вдруг выражение его лица резко изменилось. Он сдавленно выкрикнул, и глаза у него полезли на лоб.

Я сразу почувствовала неладное, но другие, естественно, ничегошеньки не поняли.

— Да вы ешьте, ешьте, это варенье, вкусно, — решил подбодрить его Будка и с радостной улыбкой добавил по-английски: — Рашн джем.

Лицо у иностранца совсем вытянулось, кожа приобрела землистый оттенок. Он еще чуть-чуть с нескрываемым ужасом пожевал Будкино угощение, затем... резким движением запихнул в рот два пальца и извлек оттуда большую черную металлическую шпильку.

— Итс рашн джем? — злобно осведомился он у Будки. И куда только девалась его забота о детях. По-моему, он сейчас совершенно забыл, что им нужно кушать витамины со «швэдского сто-олика». — Итс рашн джем? — еще более свирепым тоном повторил он.

— Это... это не мое, — вжал голову в плечи Митька.

— Про-во-кация! — уже тыкал шпилькой в грудь директора иностранный педагог.

— Успокойтесь, успокойтесь, — растерянно лепетал Виктор Владимирович. — Это просто недоразумение.

— Нэдоразумений? — продолжал тыкать в него шпилькой настырный иностранец. — Не-ет. Я может умереть.

— Да ведь не умерли, — вырвалось у Будки.

Остальные участники Международного конгресса учителей, показывая на шпильку, возмущенно кудахтали на разных языках. Ситуация складывалась критическая. Ника, совершенно красный и растерянный, лишь беспомощно разводил руками, обращаясь к иностранцам с одной-единственной фразой: