— Да.

— Если что-то не получается вспомнить, так и скажите.

— Хорошо.

— Итак, приступим. Вы помните, какой сейчас год?

— Две тысячи семьсот четвертый.

— Отлично. Хорошо. Какой сегодня день недели?

— Сегодня? — этот вопрос дался не столь легко. Я редко следила за днями недели, особенно в летний период. — Я… Простите… Не знаю. — небольшая попытка напрячь голову обернулась уже ожидаемым результатом.

— Хорошо. Какое число?

— Мм… Двадцать первое?

Что-то внутри перевернулось, какой-то комок. Информация была не верна, и я понимала это, но все же другой дать не могла.

— По крайней мере я так помню. — значительно тише добавила я, переводя взгляд в пустоту.

Белые стены успокаивали. Они, как минимум, не казались непонятным пятном. Сплошной, не раздражающий и без того воспалённый мозг, цвет позволял выровнять дыхание.

Каждый вдох отдавался болью в грудной клетке. Не сильной и притуплённой, почти незаметной на фоне всех остальных ощущений, поглощающих меня. И все же, очередную «заметку» для себя я оставила.

Проанализировать свои ощущения дальше не вышло. Очередная фраза, произнесённая врачом, вывела из раздумий, прогоняя то лёгкое чувство концентрации, что удалось поймать.

— Хорошо. Действительно неплохо. — воодушевляюще произнес Стрицких, хотя голос его оставался серьезным. — Как Вас зовут?

— Айлисия. Берентьева Айлисия Тмировна.

— Верно. Вы помните Ваше место жительства?

— Да. Граттий, проспект миллиона звёзд.

— Сколько Вам лет?

— Двадцать пять. Может быть вопросы посущественнее?

Зрение возвращалось, а вместе с ним и уверенность. Вместо неопределённого цветового пятна передо мной сидел уже вполне себе нормальный человек. По-прежнему слегка расплывчатый, но даже так нос доктора Стрицкиха легко выделялся среди других деталей лица. Прямой и длинный, пожалуй даже слишком. А вот глаза, напротив, небольшие, спрятанные за стеклами круглых очков.

Вообще врач выглядел довольно-таки неказисто, но чем-то, безусловно, располагал к себе.

Вместе со зрением стали понемногу возвращаться другие чувства. Слух обострился, из-за чего я явственно слышала встревоженные голоса за дверью. Трое, или даже четверо человек, вели активную беседу, тему которой, к сожалению, расслышать не удалось. Где-то в соседней палате запищал еще один прибор. Более протяжно и высоко, чем мой. Следом послышались топот и крики, а затем…

— Пожалуйста, не отвлекайтесь.

Мужчина явно не желал, чтобы я слышала то, что не должна была. Это напрягало даже больше, чем мое нынешнее положение.

— Вы можете рассказать последнее, что помните? Только не напрягайтесь, пожалуйста.

— Не напрягаясь? — совсем не напрягаться не получилось, даже при всём моем старании. Но, к удивлению, головной боли не последовало, словно это была реакция лишь на какие-то «закрытые темы». — Дайте подумать…

Глаза Стрицкиха неустанно следили за мной. Внимательно, подчеркивая каждую деталь. Это сбивало с толку, но я не решалась сказать хоть что-то.

— Помню, что Билли позвал меня на выставку робототехники. Ему как-то удалось раздобыть билеты за пару дней до мероприятия. Места уже были выкуплены, — возможно мне стоило меньше говорить, но я не могла. Слова слетали с языка как только появлялись в голове. Казалось, что если я не скажу что-то, то попросту это забуду, как-то, как я здесь оказалась. — но он постоянно мониторил сайт, и в результате кто-то отказался. Я безумно хотела попасть на нее, так что это был классный подарок.

— Подарок? — врач явно удивился, на всякий случай сверяясь с электронными заметками.

«Голограмма была открыта все это время, или он только что развернул мою карту?»

Светло-голубая табличка парила в воздухе, сантиметрах в двадцати от напряженного лица моего собеседника. Чуть более яркая окантовка заметно выделялась на фоне полупрозрачной начинки, но, к моему разочарованию, текст для меня был скрыт.

«Ну и ладно.»

— Подарок. У меня день рождения в конце августа, но выставка была, кажется, двадцать первого. А кроме неё мне никуда и не хотелось, так что мы условились о том, что это пойдет за подарок. Так что он как-раз зашёл за мной, чтобы…

— А Билли, это…

— Мой однокурсник. — поспешно сообщила я, не желая, чтоб мои слова истолковали неверно. — Мы с ним дружим еще с детства. Вернее, даже, с пеленок. Наши семьи вместе перебрались на Бревон, когда здесь обнаружили месторождение ваелитовой руды.

— Угу. Понятно.

— А где Билли?

— Я попрошу уточнить эту информацию. Сообщу Вам, как только узнаю. Давайте пока продолжим. Что еще Вы помните?

Мне не понравилось, как Стрицких перевел тему. Что-то здесь было не так. Паршивое самочувствие лишь усиливало и без того неприятные ощущения, сводя всю беседу к подозрениям с моей стороны.

Мнимое улучшение, которое последовало не то после воды, не то после поставленной капельницы, довольно быстро сходило на «нет». В теле вновь появилась вялость, потихоньку возвращалась боль, и единственное, чего мне хотелось, прилечь. Особенно сильно тянуло правый висок и нижнюю часть туловища. Ноги словно онемели и двигались с каким-то неестественным трудом.

Еще и шум за дверью. Что бы там не происходило, но он усилился! Кто-то настойчиво требовал что-то, переходя на крик.

«И почему персонал его не успокоит?»

— Айлисия Тмировна?

— Я помню, как Билли зашел ко мне домой. Мы как раз собирались…

— Пропустите! — крик все же ворвался в мою палату и врач недовольно скривился. — Вы не имеете права!

— Что там происходит? — я вновь поднялась на кровати, движимая любопытством.

Незванный гость, кем бы он ни был, явно прорывался ко мне. К этому выводу было очень просто прийти, звук его голоса только усиливался.

— Не важно. Госпожа Берентьева, лягте, пожалуйста.

— Но ведь…

Я уже села на кровати, совершенно теряя нить разговора с врачом. Любопытство звало меня к двери. Узнать, что там происходит, понять, из-за чего шум. Но в тот самый момент, когда я намеревалась скинуть с себя пододеяльник, Стрицких остановил меня.

— Если Вы не ляжете, мне придется поставить Вам капельницу, а затем пристегнуть. Не поймите неверно, но сейчас…

— Наконец! Что за беспорядок, доктор Стрицких! — мужчина был значительно крупнее врача.

Широкие плечи, широкое лицо и короткая стрижка темно-русых волос. Больше мне ничего разглядеть не удавалось. Разве что костюм, он отличался.

На незнакомце был не белый халат, как принято носить врачам, а темно-серая, почти черная одежда. На плечах и груди выделялось еще несколько небольших золотых пятен. Не слишком типичная униформа для персонала.

«Разве что уборщик.» — подумала я, и тут же себя одернула. — «Нет, уборщик не будет говорить со врачом в подобном тоне.»

Стрицких стремительно вскочил с места, уже на ходу сворачивая голограмму планшета. Мужчине хватило всего трех шагов, чтобы оказаться подле ворвавшегося посетителя.

— Я же сказал Вам! Еще слишком рано! Покиньте помещение, господин Крейнинг!

«Крейнинг.» — я попробовала мысленно произнести фамилию, но никакого ответа от своего разума так и не получила. Та же пустота, что и на Стрицких. — «С ним мы тоже не встречались?»

Меж тем атмосфера в палате накалялась. Крейнинг, кем бы он ни был, уходить не собирался. Мне удалось различить движение его рук, которые он скрестил на груди и явно недовольную усмешку.

— Я здесь ошиваюсь уже три дня! У меня приказ! Сколько можно!

— Вы нарушаете субординацию. — громким шепотом вторил ему Стрицких, явно желая понизить тему разговора.

Напрасно. Я с легкостью слышала каждое произнесенное им слово и улавливала информацию. Непонятную мне, но от этого лишь более интересную.

— Я нарушаю? Доктор Стрицких, быть может мне стоит напомнить Вам, по чьему приказу я был направлен в «Пылающие звезды»? Или Вы хотите обсудить приказ с начальством? Что же, я с удовольствием предоставлю Вам эту возможность. Одну минуту…