— Держись от меня подальше, снайпер. Потому что, если увижу тебя, учую тебя в дуновении ветерка, я найду тебя и всажу тебе пулю между глаз.

— Джулио...

— Оставь свои оправдания. Ты мертв для меня, Алессандро Риччи.

Алессио

Я знал, что будет дальше, и приготовился к худшему едва меня привели в подземелье.

Трое людей Раваццани под руководством Марко по очереди наносили мне удары. Сначала в ход пошли кулаки, а когда я уже не мог стоять, принялись пинать. Я свернулся клубком в попытке защитить голову, но это оказалось бессмысленным. Боль разливалась по всему телу, каждый вдох - агония. Наверняка сломаны несколько ребер.

И мне некого винить, кроме себя. Я разрушил самое дорогое в моей жизни, предал доверие единственного желанного человека. Величайшую любовь всей моей жизни. Я заслужил гораздо большее наказание, чем избиение.

«Что не так с этим мальчиком?» — голос отца эхом отдался в голове.

Отец всегда был рядом и искал возможности напомнить мне, как я сломлен, что меня никто не любил, кроме Нонны. Я молился, чтобы меня поглотила черная тьма, и жаждал забвения, которое в конце концов должно было наступить.

Тогда, возможно, смогу забыть. Его улыбку, его неспешные прикосновения. Его обещания, его поцелуи. Те ласковые слова, которые говорил мне Джулио, те планы, которые мы строили. Все это осталось в прошлом, и мне хотелось бы всё забыть.

Голова кружилась, и я едва заметил, как меня подвесили к крюку над потолком. Я обмяк, с трудом мог сделать глоток воздуха.

На мгновение показалось, что меня сейчас вырвет, но Марко Раваццани схватил меня за лицо. Я задыхался от мучительной боли и был уверен, что у меня сломана челюсть.

— Джулио спас твою жалкую жизнь. Если бы это зависело от нас, ты бы сейчас лежал мертвым на этом холодном каменном полу.

После этого я потерял счет времени, проваливаясь в дымку боли и забвения, когда висел, едва касаясь пальцами ног пола. Я не мог сосредоточиться или держать глаза открытыми, кровь стекала по лицу, плечи горели огнем.

Я пришел в себя, когда упал ничком на пол, боль лишила меня возможности дышать. Я застонал, кровь снова прилила к рукам, ощущение было такое, будто под кожу втыкают иголки.

Словно издалека я услышал голос Марко.

— Затащите его в машину.

Меня подхватили под руки и перед глазами все поплыло. Я не знал, куда меня везут, и мне было все равно. Я хотел вернуться в беспамятство.

Видимо мое желание было услышано, потому что следующее что помню, как очутился на полу частного самолета. Вибрации от двигателя были настоящей пыткой для моего избитого тела. Я задыхался от боли. Правая рука подо мной лежала под неестественным углом, и знал, что она сломана. Несомненно, подарок от людей Раваццани.

Знал ли Джулио, что они сделали со мной в подземелье? Или ему все равно?

«Ты мертв для меня, Алессандро Риччи».

Не Алессио. Не любимый. Даже не убийца.

Я то проваливался, то приходил в сознание, сердечная мука было гораздо сильнее физической боли. Как я должен был держаться от него подальше? Как не попытаться все объяснить? Я не чувствовал уверенности, что смогу вынести будущее без него. Я бы предпочел, чтобы Джулио убил меня.

Я очнулся, когда самолет приземлился. Колеса подпрыгивали на взлетной полосе, каждая заминка и провал словно удар ножом по костям. Пот выступил на коже, сломанная рука пульсировала подо мной.

Мы остановились. Спустя несколько минут услышал, как открыли дверь самолета. Шаги приблизились, затем меня понесли. Скорее, потащили волоком. Я услышал свой крик, когда сломанная рука вывернулась, и я прижал ее к телу.

Кто-то дотащил меня до подножия лестницы, а затем отпустил. Открыть глаза я не мог, сконцентрировался на том, чтобы меня не стошнило. Когда тошнота прошла, взглянул сквозь опухшие веки и увидел, что самолет Раваццани медленно удаляется. Над головой протиралось голубое небо, подо мной раскаленный асфальт.

Понятия не имею, сколько я пролежал, но мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем кто-то подошел ко мне. Я сразу же узнал арабское восклицание.

Мужчина склонился надо мной и спросил.

— Вам нужен врач?

Я облизал свои пересохшие губы. В ответ я ответил на его родном языке.

— Телефон, пожалуйста.

Глава 24

Джулио

Я не гордился тем, как провел следующие несколько дней.

В огромном поместье Раваццани полно мест, где можно было спрятаться. Я знал это с детства, когда хотел убежать от своих обязанностей. Мое любимое место всегда было на винодельне, в комнате, которую винодел использовал как жилое помещение. У нашего нынешнего винодела был свой дом, поэтому это крошечное помещение давно не использовали. Оно не было изысканным, но у меня имелся доступ к вину и возможность уединиться. Это все, в чем я нуждался.

Фрэнки однажды пыталась поговорить со мной, но я ее прогнал. Сказал, что не готов к разговору. Вместо этого провел почти два дня, напиваясь и жалея себя. Злость и горечь оставались моими постоянными спутниками. На третий день наступило жуткое похмелье, и я поклялся завязать с вином «Раваццани» на всю оставшуюся жизнь.

Я прекрасно понимал, что должен вернуться в реальный мир. Должен встретиться со своей семьей, что бы ни ждало меня впереди. Как только смогу, уеду куда-нибудь далеко-далеко и начну строить свое будущее. Один.

Засунув руки в карманы, направился к замку. Я не поднимал головы, не желая вступать в разговор с кем-либо из работников поместья, большинство из которых я знал всю жизнь. У меня не получится притвориться вежливым или создать у них впечатление, что все в порядке, когда это было не так.

Я проскользнул через заднюю дверь на кухню Зии. Она, конечно, была там, помешивая что-то на плите. Зия собрала на макушке свои седые волосы, и на ней, как обычно, было черное платье. Вечная вдова, как и многие из ее поколения. Я ничего не сказал, просто подошел к стойке и сел на табурет.

Не оборачиваясь, она достала из буфета миску и стала накладывать в нее что-то ложкой. Затем поставила миску передо мной.

— Кушай, малыш.

Как она узнала, что это я?

Я уставился на еду, это пастина ⁵с яйцом и хрустящим прошутто. Окончательное утешение, одно из моих любимых блюд в детстве.

— Спасибо, Зия.

Она налила мне газированной воды. Две таблетки обезболивающего тоже появились как по волшебству. В моем горле образовался комок. Я не хотел, чтобы Зия суетилась вокруг меня, но я был ей глубоко благодарен. Принял таблетки и начал есть.

Она не заводила разговор. Вместо этого работала у плиты и оставила меня с едой. Теплая пастина прогнала тошноту и облегчила головную боль. Когда доел первую миску, на ее место поставили другую, полную. Я не стал спорить. Все равно это было бессмысленно. Еда была языком любви Зии, и она не позволяла мне отказываться от нее.

— Я не могу больше есть, — сказал я в конце второй миски. — Я наелся.

— Ты всегда был хорошим мальчиком, — она положила свою хрупкую ладонь мне на щеку. — И сейчас ты вырос в хорошего мужчину, — она начала убирать мою грязную посуду.

— Нет, Зия. Я не такой, — комок вернулся к моему горлу, и я покачал головой.

— То, что случилось с твоим ragazzо (парнем), не твоя вина. Твой отец не идеален. Он тоже совершал ошибки, поэтому не позволяй этому снова оттолкнуть тебя от дома, — неодобрительно произнесла она.

Думаю, она прочитала мои мысли. Зия всегда знала меня лучше, чем кто-либо другой.

— Я не могу остаться. Особенно после этого.

— Да будет тебе, не принимай решений, пока все не обдумаешь.

— Ti voglio bene, Зиа, (Я люблю тебя, Зия) — поднявшись, я обошел стол и крепко обнял ее. Она немного похудела и стала ниже ростом с тех пор, как я обнимал ее в последний раз.

— Ti voglio bene, ometto, (Я тоже люблю тебя, молодой человек) — она прижалась ко мне еще на одну долгую секунду, затем оттолкнула меня. — Теперь иди и прими душ. От тебя воняет.