На мгновенье мне показалось, что земля перестала вращаться.
— В подземелье?
— Ты думаешь, что кто-то может обидеть моего ребенка, а я не заставлю заплатить его кровью? Ma dai, figlio mio, — Фаусто отпустил меня и вернулся обратно, прислонившись к забору.
— Я сказал тебе оставить его в живых.
— И мы это сделали. Он дышит, Джулио. Он жив.
— Куда его отвезли?
— В Тунис.
Cristo santo. Я выдохнул, непрошеное чувство облегчения пронеслось сквозь меня. Меня не должно было волновать, жив Алессио или умер... и все же волновало.
— Я знаю, что ты рассказал Зие и Фрэнки о том, что произошло.
— Ты хочешь скрыть это от своей семьи? От людей, которые любят тебя больше всех, безоговорочно?
— Если честно, я хочу притвориться, что этого никогда не было.
— Нет, никогда не делай так. Ты всегда был очень строг к себе, даже в детстве. Но никто из нас не проходит через жизнь невредимым, да и не должен этого хотеть. Именно в самом жарком огне выковываются самые сильные из нас.
Я обдумывал его слова, пока мы стояли напротив друг друга, и насекомые жужжали вокруг нас. Я часто забывал, насколько мудр Фаусто. Но боль и унижение ничуть не ослабевали. Я не был уверен, что когда-нибудь оправлюсь от предательства Алессио.
— Ты знаешь, кто нанял его, чтобы убить тебя? — спросил мой отец.
— Да. Д'Агостино.
— Этот testa di cazzо (гавнюк). Нужно было убить его, когда у меня была возможность, — со злостью сказал отец.
— Если честно, это произошло до того, как Д'Агостино и Джиа начали встречаться.
— Мне плевать, когда речь идет об этом человеке, — он выдохнул, словно пытаясь сохранить спокойствие. — К счастью для нас, Риччи был настолько некомпетентен в тот день в Сидерно.
— Он промахнулся не из-за некомпетентности.
— Что это значит?
— Забудь. Это было то, что он сказал, но сейчас это не имеет значения.
Отец наклонился ко мне, опираясь одной рукой на забор.
— Dimmi, (Скажи мне).
— Он увидел меня на улице с тобой в тот день. Он сказал, что был потрясен и взволнован, и из-за этого промахнулся.
— Потрясен?
Отец говорил так, будто это самое нелепое, что он когда-либо слышал. Может быть, так оно и было. Но кто, черт возьми, теперь знает? Но я не мог говорить об Алессио. О нем было слишком больно вспоминать.
— Я не хочу больше это обсуждать. Лучше я вернусь в Малагу и к Николаю Кузнецову.
— Мы решили, что этому не бывать.
— Нет, это ты решил. Я очень даже за то, чтобы это произошло.
— Почему?
— Что ты имеешь в виду? Чтобы заработать много денег.
Папа мне не поверил. Долго и пристально смотрел мне в глаза, как будто пытался разгадать какую-то загадку.
— Я могу дать тебе много денег, и тебе не придется ради них работать. Скажи мне настоящую причину.
— Я же сказал тебе, хочу что-то свое.
— Бизнес? Или империю?
Если я собирался стремиться, почему бы не стремиться высоко? Мне уже нечего было терять.
— Империю.
— Va bene. Хорошо. Империя. Я понимаю твое желание. Но зачем нам делать деньги Братве? Они используют их для торговли женщинами и финансирования детской порнографии. Ты должен зарабатывать деньги для нашей ндрины. Нашей семьи.
В этом был смысл, я полагаю. Но я должен был сделать это по-своему.
— Мне нужны силовики в Малаге. У тебя нет мужчин в Испании.
Папа провел рукой по челюсти и потер
— Но это не значит, что я не могу найти их.
Это звучало так, словно мой отец собирался взять все на себя.
— Я хочу сделать все сам, папа. Если ты сделаешь это за меня, как тогда все будет моим?
— Не будь таким упрямым. Это будут твои люди. Ты будешь руководить ими и нести за них ответственность. Но тебе нужны люди, преданные нам.
— Так что ты предлагаешь?
— Позволь мне обсудить это с Марко. Но я думаю, что мы пошлем тебя в Малагу с несколькими людьми и некоторым количеством оружия, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Ты хочешь построить там империю, figlio mio? Тогда тебе придется потрудиться для этого.
Я был более чем готов. Мне нужна была работа, чтобы быть занятым, чтобы отвлечься от пустоты в груди и от чувства вины, которое я носил в себе.
Мне нужно было забыть о том, что я когда-либо знал Алессандро Риччи.
— Пойдем, — папа хлопнул меня по спине. — Давай вернемся в замок. Сегодня ничего не будет решено, а твои братья и сестры очень хотят тебя видеть.
Глава 25
Алессио
Шордитч, Восточный Лондон
— Ты все еще выглядишь как дерьмо.
Я моргнул спросонья и обнаружил, что Саша склонилась надо мной. Должно быть, я заснул на ее диване. Опять.
— Спасибо.
— Не упоминай об этом, — она сунула леденец в рот и ушла.
Я жил здесь три недели, и лечился. После того как Саша прилетела за мной в Тунис, она настояла, чтобы я переехал в ее лондонскую квартиру, вместо того чтобы оставить меня одного в одном из моих домов Я был благодарен ей за упрямство. В то время я еще не понимал, насколько мне больно.
Я закрыл глаза. Большинство телесных травм уже зажили. Рука все еще была в гипсе, но синяки исчезали. Ребра болели только тогда, когда я делал очень глубокий вдох.
А сердце? Это уже другой вопрос. Я никогда не смогу оправиться от потери Джулио. В моей груди образовалась пустота, пропала часть меня. Я был несчастен без него, и мне ничего не оставалось делать, как сидеть здесь и думать.
Мне нужна была работа, чтобы занять себя.
— Ищи работу, — крикнул я Саше.
— Когда твоя рука заживет.
— Нет, сейчас, — я сойду с ума, если буду сидеть здесь и дальше.
— Алессио, — я услышал, как она села в кресло напротив меня. Затем она с чавканьем вынула леденец изо рта. — Ты не готов. Если ты пойдешь сейчас, тебя убьют.
— Тогда ты сможешь жить где-нибудь на пляже и нанять красивого чистильщика бассейна.
— Вообще-то, я бы предпочла бизнесмена постарше. В костюме. Может быть, немного седины на висках.
— Саша, у тебя фетиш на папочек? — я приоткрыл веки, чтобы посмотреть на нее.
— Заткнись, придурок. Мы обсуждаем тебя, — ее светлая кожа слегка порозовела.
— У меня точно нет папочкиного фетиша, — закрыл глаза и сложил руки на животе.
— Нет, у тебя фетиш на Джулио Раваццани. Мне просто хотелось бы знать, как тебя вылечить.
Как и мне. Я бы отдал все за таблетку или укол, чтобы вывести его из системы. Мне было очень тяжело Головные боли становились все сильнее, словно у меня открытая рана. Я не мог полноценно отдохнуть и спал урывками.
Каждый раз, когда засыпал, он приходил. Злой и с ненавистью в глазах. Преследовал меня по улицам Палермо или Санторини. Издевался надо мной, обещая убить. Хуже были сны, когда он любил меня и смотрел на меня любящими, добрыми глазами.
Поскольку я всегда просыпался, то вспоминал, что его нет, и мое сердце разбивалось снова и снова.
— Найди другую работу, — пробурчал я. — У тебя кто-то есть в списке ожидания?
— Нет и никто.
— Не верю тебе, —нахмурился в ответ.
— Почему бы тебе не поехать к себе домой во Францию, не съесть немного сыра и не дождаться от меня звонка? За это время твоя рука как следует заживет.
— Я не могу, — тихо ответил я, но в словах слышалась боль, которую пытался скрыть. — Пожалуйста, Саша.
Ее светло-русые волосы были собраны в строгий хвост, и ничто не могло смягчить выражение неодобрения на ее лице. Она покрутила леденец во рту.
— Я начинаю беспокоиться о тебе.
— Потому что я плачу тебе за то, чтобы ты беспокоилась обо мне.
— Нет, это не имеет ничего общего с моей зарплатой. Как подруга, возможно, твоя единственная подруга… я беспокоюсь.
— Принято к сведению. Найди мне работу.
— Нет.
— Нет? — я посмотрел на нее.
Саша вскочила на ноги и указала на меня.
— Прямо детский сад. Отправляйся в Сидерно и извинись. Поцелуйтесь и помиритесь!