Ворон не удержался от нахальной усмешки. Он вальяжно устроился на стуле, вытянув вперед ноги и положив руку на стол. Иван побарабанил пальцами по столешнице, оглядел Горелова с ног до головы и скривился. И этот субтильный, тощий, бледный и уже совсем немолодой мужик — маньяк, лишивший жизни восемь женщин? И почему все душегубы такие… никакие? Будто из пособия по психоанализу, из глав про трудное детство и сексуальную неудовлетворенность.

— Ну привет, Горелов.

— Добрый день, — выдавил из себя хозяин квартиры. — С кем имею честь?

— Воронов Иван Иванович. Следователь Седьмого отдела.

— Что же вы не предупредили? Я бы это… встретил как полагается.

— А мы обычно приходим без предупреждения. Вдруг ты тут очередную жертву пытаешь.

— С чего вы взяли? — будто обиделся Горелов. — Я свое отсидел. В Солянку больше не хочу. Жизнь без подпитки для акудзина — это не жизнь.

— Вот как? А ты знаешь, мы тут недавно упекли на пожизненное одного маньяка. У него правда жертв поболее было, но боюсь, если возьмёшься за старое, вернешься в Солянку и уже не выйдешь из нее, — оскалился Ворон, и Горелов сглотнул вязкую слюну.

Он выключил плиту и сел за стол, сложив перед собой руки. Поднял на Ивана мутные серые глаза и спросил:

— Так зачем вы здесь?

— Хочу узнать, где ты был в ночь с шестого августа на седьмое и с двадцать восьмого августа на двадцать девятое?

— Я вернулся из Солянки только десятого, так что в первом случае еще был там. А двадцать восьмого… — Горелов поднял взгляд к потолку и задумался. — Не помню, если честно. Я немного того…

— Чего «того»? — грубо спросил Ворон.

— Друг мой, я очень и очень болен,

Я-то знаю (и ты) откуда взялась эта боль!

Жизнь крахмальна, — поступим крамольно

И лекарством войдем в алкоголь!*

— Мог бы просто сказать, что ушел в запой, — скривился далекий от поэзии Ворон.

— Не то, чтобы в запой… Просто немного устал, — словно оправдываясь отвечал Горелов.

— Я изучил твое дело… Вот скажи мне, Аркадий, зачем восемь девушек загубил? Только стихами не отвечай.

— Не знаю. У меня не все дома, мне таблетки в Солянке прописали. Я слышал голос… — прошептал Горелов, глядя в одну точку.

— Голос? — опешил Ворон, осознав, что перед ним очередной шизофреник.

— Ага. Ведь сущность несмотря на то, что дает нам лошадиное здоровье, не спасает от ментальных болезней.

— Я в курсе. Только вот не могу понять одного… Как ты вообще додумался до такого… подвешивать вниз головой, чтобы они умирали как бы от естественных причин?

— Голос сказал.

— Голос ему сказал, — зло передразнил Иван. — А он тебе не сказал убрать свидетеля? Если бы не тот мужик с доберманами, ты бы не увидел застенки Солянки.

— Я бы не справился тогда даже с человеком. Сил было мало… очень мало, — словно сожалея проговорил Горелов, и Ворон вскочил, понимая, что находится на грани убийства.

— Я вызову тебя в Седьмой отдел на официальный допрос под камеру. Будь добр, никуда не уезжай из города. Пожалеешь, — процедил Иван и направился на выход.

Этот акудзин вызывал у него лишь отвращение, а отвращение у Ивана быстро перерастало в ненависть, так что лучше было уйти, пока не убил на месте. Несмотря на пренебрежительное отношение к людишкам, Ворон считал, что никто в этой жизни не может решать кому жить, а кому нет.

*Отрывок из стихотворения Геннадия Шпаликова «Друг мой, я очень и очень болен…»

Кирилл Альбертович Калинин, он же Ищейка, раздав всем указания, прошел в свой кабинет, но, прежде чем приступить к изучению дела, прикрыл глаза и расслабился, выгоняя все лишнее из головы.

В последнее время столько всего навалилось, что сосредоточиться на работе было нереально. И как Константинов его до сих пор не уволил? Кирилл будь на его месте, уволил бы сам себя, не раздумывая.

Но Константинов на удивление лояльно относился к тому, что Кирилл часто уходил раньше, а приходил позже, спал на ходу, и вообще продуктивность его была практически на нуле.

После истории с Озерками Кирилл не стал долго думать и уже через пару месяцев они с Леной сыграли свадьбу. Не сказать, что им было просто. Друзья говорили, что он слишком рано подписал себе «смертный приговор». Родители Кирилла считали, что мог найти кого получше, имея в виду степень сущности. Почему-то считали, что ему, семерке нужна ровня, а не «какая-то трешка». Он разругался с ними и не разговаривал до самого торжества, на которое они все-таки пришли и даже делали вид, что все прекрасно, и Лена лучшая невестка на свете.

Ее родители тоже были не в восторге, считая, что Лене рано замуж, а уж за сотрудника Седьмого отдела так тем более. Отец, будучи человеком, вообще считал, что дочери стоит найти себе какого-нибудь хорошего мужчину без признаков демонической сущности.

Но несмотря на психологический пресс со всех сторон, они сделали то, что считали нужным, и спустя время у них родилась прекрасная девочка, которую назвали Каролиной.

Лина была еще совсем малютка и сущность пока в ней не проявилась. Они ждали этого позже. Но зато проявился Ленин взрывной характер. Она почти не спала, и, если бы не бабушки, которые помогали нянчиться с внучкой, Кирилл с Леной давно бы сошли с ума.

Главное, что рождение Лины примирило все большое семейство и больше они не слышали о том, что сделали неправильный выбор.

Кирилл встрепенулся, подвинул к себе папку с делом нового маньяка и начал изучать документы, фотографии, отчеты.

Выходило, что жертв пока было две, но, как показывала практика, маньяки редко останавливаются по своей воле, а значит, жертв будет больше. И чем их будет больше, тем больше шанс, что маньяк где-то проколется. Главный вопрос в том, кто этот таинственный душегуб. Вариантов у Кирилла пока было три: человек, вампир, акудзин. Но вариант с человеком или группой людей казался более логичным.

Парадокс, но акудзины, обладающие самыми таинственными и малоизученными способностями, были меньше всех склонны к мистификациям, да и не помнил Кирилл, чтобы кто-то из них проводил загадочные ритуалы с жертвоприношениями. Акудзины России на девяносто процентов были представлены агностиками, а про акудзин-сатанистов он вообще ни разу не слышал.

Вампиры…

В дверь постучали, и она тут же открылась. На пороге показался Шилов.

— Можно?

— Да, проходите, пожалуйста, — кивнул Кирилл, указывая на кресло перед столом.

— Я правильно понял, что вас назначили главным в этом деле? — спросил гость, с интересом глядя на Кирилла.

— Вообще у нас не как у вас, — смущенно ответил Кирилл. — Главных нет, но почему-то меня таковым считают, когда мы втроем беремся за дело.

— Просто вам доверяют, и Олег сказал, вы очень проницательны, — улыбнулся Шилов.

— Возможно, — уклончиво ответил Кирилл.

— Мои ребята перерыли все источники информации, — Шилов подобрался и заговорил четко, по-деловому. — Нигде не встретили ничего подобного. Были отдельные элементы в сектантских обрядах, но, чтобы совпало все… нет, такого не нашли ни в нашей практике, ни в зарубежной. Поэтому я решил обратиться к вам. Вдруг вы сталкивались.

— Я тут работаю меньше двух лет, поэтому мне сложно сказать сразу. Но я увлекаюсь на досуге изучением любопытных дел прошлых лет. Такого еще не встречал. Я сомневаюсь, что это акудзин.

— Почему?

— Потому что мы несмотря на то, что являемся по сути мифическими существами с самыми неизученными способностями, прагматики. Одна из теорий нашего происхождения гласит, что мы пришли из огня, то есть из ада, то есть над нами есть некий темный господин, и мы его приспешники, но это бред чистой воды. Наши ученые думают, что мы просто отдельный вид, появившийся в ходе эволюции. Но вам Марк об этом больше расскажет, он у нас ученый.

— Вот как? Голицын не похож на ученого, — покачал головой Шилов.