— Сочувствую, — безразлично бросил Марк. — С вашего позволения пойду поработаю. Мне ведь можно самому брать экземпляры?

— Конечно! Тебе, Марк Юрьевич, можно все! — разрешила Инга Бруновна и кивнула в сторону двойных дверей, за которыми скрывался читальный зал.

Марк благодарно кивнул и направился к ним. Створки распахнулись без скрипа, и он очутился в святая святых каждого ученого-акудзина. Сейчас здесь никого не было, что не могло не радовать.

Три ряда больших столов с лампами, ноутбуками и канцелярскими принадлежностями стояли на ближней ко входу половине помещения. За ними начинались ряды стеллажей, а на второй этаж вела широкая резная лестница с двумя «крыльями» балюстрады.

Марк прошел к своему излюбленному месту возле стены. Над ним висела картина, которую художник прозвал «Рождение сущности». Все знали, что сущность проявляется еще у детей. Но здесь искусный мастер изобразил обнаженного молодого мужчину. Он словно летел в облаках, смотря прямо. Глаза его пылали красным демоническим огнем, а под сердцем сверкал серебристый шар сущности, что давала им способности.

Марк включил ноутбук и сразу отправился на второй этаж. Он нырнул в узкий коридор между стеллажами и неспешно побрел по лабиринту книжного царства.

Голицын вдыхал аромат бумаги, запах пыли, водил кончиками пальцев по потрепанным корешкам. Если бы за этим занятием его застукал директор Библиотеки Евгений Михайлович Таланов, то Марк точно получил бы нагоняй. Но удержаться было решительно невозможно.

Он любил это место. Оно было для него сакральным, таким родным и значимым, что, попадая сюда каждый раз, словно открывал для себя мир заново. Другие библиотеки мира акудзин тоже впечатляли, но в них не было той магнетической таинственности, которая царила в этом месте.

Марк остановился задумавшись. Шилов задал им задачку. Ритуальное убийство. А ритуальное ли? Марк свернул направо и направился в секцию, где были собраны книги по культуре народов мира. Взял там пару книг и направился в секцию с трудами по эзотерике и прочими около мистическими трактатами. По дороге захватил несколько томов о вампирах и истории вампиризма. Так, на всякий случай.

Он вернулся за стол, разложил свои находки ровными стопками и приступил к их изучению.

В книгах о кровососах он не нашел ничего интересного кроме того, что и так знал. Вампиры в давние времена проводили множество изощренных кровавых ритуалов. Некоторые были одновременно смешны и страшны с точки зрения современных людей и акудзин, но все же ничего похожего на фото с места преступления Марк не обнаружил.

В культуре народов мира было немало примеров жертвоприношений, ритуалов для вызова темных сил, дьявола, но в большинстве из них использовались мудреные заклинания, девственницы и священные животные. Марк сделал пометку в блокноте: «Заклинания?», — и взялся за труды по мистике и эзотерике.

Ведьмы, ведьмаки, ясновидящие и прочие интересные личности в ритуалах использовали растения, части животных, иногда не гнушались жертвоприношениями, однако все это больше напоминало Марку фэнтези-книжки и фильмы, где ведьмы в треугольных шляпах варили в черных котлах детишек и зелья.

Сатанисты использовали в ритуалах пентаграммы. Впрочем, эти во все времена и во всех регионах отличались какой-то изощренный изобретательностью, пытаясь вызвать в этот мир своего темного властелина. Марк только фыркал, пролистывая страницы с их упоминанием — всем известно, что пентаграммы еще в Вавилоне служили оберегами от темных сил. В западном христианстве ее ассоциировали с ранами Христа, ее использовали рыцари-тамплиеры и только инквизиция что-то накуролесила, связав ее с темными силами. Впрочем, это было не главным проколом инквизиции — столько красивых баб сожгли, что дурно становится, как представишь.

Марк улыбнулся, вспомнив лекцию в школе, и захлопнул очередную книгу.

А вот знаком сатанистов перевернутая пятиконечная звезда стала уже в девятнадцатом веке с легкой руки французского таролога Элифаса Леви. Он утверждал, что пентаграмма с двумя восходящими лучами — знак сатаны в виде козла на ведьмовском шабаше. Тогда же прочие оккультисты подхватили эту ересь и понесли в широкие массы.

Но причем тут пентаграмма и маньяк Шилова?

Марк тряхнул головой, растер лицо ладонями и откинулся на спинку кресла. Никакой пентаграммы на месте убийства не было. Но были странные икебаны, кучи камней, ямы под трупами и факелы на жердях. Если включить воображение, то можно натянуть сову на глобус, мысленно провести линии и получить некие знаки, но при всем желании там не будет никакой пентаграммы.

Ожил телефон, лежавший на краю стола. Марк разблокировал экран и прочитал сообщение от Кирилла:

«Недотрога бальзаминовая, прострел раскрытый, папоротник, ясень, дуб, осина»

— Я знал, что ты ботаник, но не в прямом же смысле, — прошептал Марк.

Он хотел было ответить на сообщение что-нибудь едкое, но не успел — пришло второе сообщение, на этот раз от Ворона:

«Горелов работал в библиотеке. Видел его? Худой хрен с лошадиным лицом»

«Видел, да и только», — ответил Марк.

«Узнай там у местных книголюбов о нем. Говорит, что убивать ему приказывал голос в голове»

На это Марк уже ничего не ответил. Задумался о том, как им везет на психов, и о том, что больно много психов развелось. Поэтому он перестал смотреть телевизор — что ни день, то очередной сюжет про психопатов на дороге, психопатов из хорошей семьи, психопатов-школьников, психопатов-маргиналов, психопатов-ученых, миллионеров, милиционеров и далее по списку, который можно продолжать бесконечно. Марк был уверен лишь в одном — если что-то распыляют, акудзины вне зоны риска. Спасибо сущности за защиту от внешних вредоносных веществ и прочих бацилл. Жаль, что она не защищает от плохой наследственности и приобретенных ментальных расстройств.

Марк встал и потянулся. Глянул на заваленный книгами стол и, махнув на него рукой, отправился обратно в холл. С ботаническими пристрастиями Ищейки разберётся позже, а разузнать про Горелова у местных деятелей науки труда не составит. И начать он решил со словоохотливой Инги Бруновны.

Женщина сидела за стойкой и читала томик Маяковского с выражением лица полным удовлетворения и одухотворения. Марк наклонился над стойкой и кашлянул, привлекая внимание старшего научного сотрудника Библиотеки.

— Да-да? — встрепенулась Томан и сняла очки в роговой оправе.

— Инга Бруновна, а вы знали Горелова? — прямо спросил Марк, подумав, что заходы издалека тут излишни.

— Аркашу-то? Конечно. Работали вместе над каталогом исторических писем и документов, — она отложила в сторонку томик и, сложив руки под подбородком, с любопытством уставилась на Голицына.

— А расскажите мне о нем подробнее? — попросил Марк, изобразив вежливую улыбку.

— Ах, Марк Юрьевич, хитрый ты лис. Не наука привела тебя сюда, а работа. Не так ли?

— Вы очень проницательны, — усмехнулся Марк. — Так что вы можете сказать о Горелове?

— Да что тут скажешь? Шок! Самый настоящий шок испытали мы все, когда его арестовали. Никогда бы не подумали, что он способен на такое. Всегда спокойный, вежливый, компанейский… А тут… — она махнула рукой и пригорюнилась.

— Никогда не замечали за ним никаких странностей?

— Да нет… — она задумалась на мгновение и будто нехотя продолжила. — Разве что за полгода до ареста он стал замкнутым каким-то что ли… Начал что-то бормотать себе под нос… Но кто из нас не разговаривает сам с собой? Я тоже разговариваю, особенно, когда вся в работе. А нам тогда доставили документы из Бостонского университета, мы работали над ними и днем, и ночью, чтобы успеть изучить их до отправки обратно!

— А с кем он больше всего общался из сотрудников? — продолжил неофициальный допрос Марк.

— Да он со всеми общался одинаково… Не скажу, что мы все были друзьями. Отмечали вместе праздники, ходили обедать, разговаривали о личном… Но чтобы назвать другом… Пожалуй, нет. У семейных людей дружба уходит на второй план.