Зверь медленно развернулся. В его жёлтых глазах отражались жёлтый песок арены и сотни боёв не на жизнь, а на смерть…

Мы мерялись взглядами лишь пару ударов сердца, но этого, как ни странно, хватило, чтобы понять: умений, полученных на хуторе Алмы, я не потерял.

Не сумевший помочь хозяйке Бузу́н, но помогший мне отомстить за неё, собаки в Больших Лисавах, признавшие меня вожаком, смирняшка Байта, на которой мы с Рейной держали путь в Пустоград, любитель чёрствого хлебушка Мыш, ставший мне другом на каторге в Драконьем урочище…

Собаки, лошади, кошки, мелкие грызуны… со всеми я, так или иначе, находил общий язык. Понимал их мысли, а с некоторыми мог даже общаться. Но ещё никогда у меня не получалось общаться так, как с этим тигрокотом…

Этот — владел настоящей магией. Реальной, а вовсе не той «кошачьей», с девятью жизнями и прочей белибердой, про которую пишут в мистических книгах.

Священный зверь ларантийцев потому и назывался священным, что хотя он не обладал человеческим разумом, но в реакциях на опасность, умении принимать правильные решения в непростой ситуации, способности маскироваться и предугадывать мысли и действия оппонентов мог дать сто очков вперёд большинству хомо сапиенс. А кроме того он мог, как и я, отбивать направленное на него колдовство. Но только не по причине иммунности к магическому воздействию, а вследствие идеальной магозащиты.

Всё это я узнал, благодаря серебристому обручу, надетому на его шею. Типичный антимагический артефакт, по принципу действия похожий на те, что мы с Балием изготавливали в Пустограде, и те, что использовал Пирапалус. У последнего, правда, они получались варварские, готовые в любой момент переполниться и взорваться, а мои, от которых потом отказались из-за непредсказуемости и недостаточной безопасности, были явно «сырыми» и требовали многочисленных испытаний и долгой доводки.

Здешний негатор выглядел настоящим произведением искусства и образцом магических технологий. Он не просто поглощал маг-энергию — он свёртывал её в тугую спираль и упаковывал, я подозреваю, во времени. Судя по разговорам знающих (Шимис, Гурсан и тот же, м-мать, Пирапалус), на Западном континенте, вообще, всё было завязано на магии «темпорального» сжатия — и пирамидки мольфаров, и заклинания жриц, и природная магия священных животных. В отличие от Восточного, где в ходу были руны и уже исчезающая драконья волшба, основанная на противостоянии жизни и смерти.

Для меня, к счастью, форма используемой маг-энергии значения не имела. Я мог отражать или поглощать любую из них.

Ошейник на кототигре излучал её излишки в пространство. Их было мало, а плотность не превышала того порога, при котором «обычные» маги могли сотворить из них какое-нибудь колдунство. Собрать их в «кубышку» смогла бы только Алина. Однако Алины здесь не было, а излишки имелись. Плюс имелся единственный в этом мире иммунный…

Нет, преобразовать изрядно разреженные клочки маг-энергии во что-то серьёзное я не сумел, но вот отшвырнуть их от зверя и просочиться разумом сквозь защиту негатора у меня таки получилось.

«Хочешь избавиться от этой дряни?» — ударил я кототигра мыслью, как шпагой.

Уже изготовившийся для прыжка, тот переступил лапами, затем мотнул головой и оскалился.

Ответ он передавал не словами, а образами.

Лес. Ручей. Обрывистый берег. Лапы шуршат по песку. Сквозь ветви кустов проступают очертания припавшей к воде добычи — не то оленя, не то антилопы. Желудок сводит от голода. Томительное ожидание, когда олень перестанет вскидывать голову и нервно оглядываться. Осторожный шажок, другой. Теперь замереть. Слиться с землёй и кустами. Ещё один короткий шажок. Добыча уже совсем близко… Прыжок… Выпущенные из лап когти уже готовы вонзиться в оленью шкуру… Откуда сверху падает блестящая сеть… Жжётся огнём… Больно… Тело не слушается… Горло внезапно сдавливает чем-то тугим и жгучим… Мир вокруг внезапно становится серым… Хочется отодрать охватившую шею удавку… Но лапы отдёргиваются обратно… Они словно натыкаются на колючки, и эти колючки жалят. Безжалостно. Как злобные шершни, живущих на запретных лугах… Убежать! Спрятаться! Скрыться в высокой траве!.. Но мерзкий ошейник сжимается так, что нельзя дышать…

«Я помогу. Я могу снять его».

Еда. Мясо… Удар кнутом… За еду надо драться… Не будешь драться — умрёшь… С кем драться — направляют кнутом. Острыми копьями… И снова давит ошейник… Не будешь драться, он просто задушит…

«Делай вид, что дерёшься!»

Клетка… Острые колья… Шипы… Что-то грохочет и лязгает… Шипы придвигаются ближе… Всё ближе и ближе… От них нельзя увернуться… Наказание… Боль… Злость… Боль… Кровь… Боль… Гнев… Боль… Боль… Боль… Красная пелена… Не будешь драться — умрёшь…

«Прыгай! Решайся! Я сниму эту дрянь. А не сниму, ты просто убьёшь меня».

Рык. Рёв. Ярость…

Его прыжок был великолепен. Мощное тело взвилось в воздух и через миг ударило меня лапами в грудь. Когти, впрочем, остались в подушечках, так что открытых ран удалось избежать. Но от ушиба при падении на песок это не спасло. Хотя про ушибы я в это мгновение и не думал. Шарил руками, стараясь поймать ошейник.

Кототигр рычал, скалился, бил по земле хвостом, подпрыгивал задними лапами и, типа, трепал мою тушку передними, изображая борьбу или даже, наверное, потрошение повергнутого человека.

Трибуны неистовствовали. Зрители, как высокопоставленные, так и из простонародья, жаждали крови… Ущербные, мать их за ногу!.. Вместе, блин, со своим уродским Советом и чокнутой королевой…

Есть! Пальцы наконец-то коснулись металла, и в этот момент меня словно током пробило. Накопленная в негаторе магия начала медленно растекаться вокруг моей головы.

Первым делом, я запустил в себя магическим импульсом «Исцели себя сам», наверное, лучшим из заклинаний, что было придумано магами этого мира, вне зависимости от континента и способа использования энергии.

Лечилка сработала замечательно. Буквально секунда, и раны, как старые, так и новые, затянулись, синяки и ушибы прошли, кости срослись, мышцы налились силой…

Сила! Она сейчас требовалась больше всего.

Облака халявной энергии втянулись в меня без остатка.

Кр-р-рак! Серебряный обруч-ошейник треснул под пальцами и распался на две половинки.

Запертая в них магия рванулась наружу уже не слабенькими ручейками, а ревущим потоком, прорвавшимся наконец сквозь разрушенную плотину и сметающим теперь на своём пути всё и вся.

Левый обломок рассыпался у меня в ладони серебряной пылью. Всё, что я смог из него зачерпнуть, я влил в кототигра. Поскольку увидел, до какой степени он изорван ментально. Два года, что он находился в неволе, его ломали физически и морально, жаждали приручить, превратить в послушную машину убийства тех, на кого укажет хозяин, отнять природную магию, заставить забыть о прошлом и лишить будущего, вырезать из генетической памяти мечту о свободе…

Тем более что по сути этот «священный зверь» был пока что подростком. Три года без малого — в таком возрасте даже земные тигры ещё не считаются взрослыми, а здешние и пода́вно. Ведь уметь колдовать и общаться с другими разумными… или почти разумными требует немалого опыта, который у всякого существа приходит только со временем…

Опыт, а заодно и умения, я попробовал передать ему через заклятье познания и развития, усилив его флюидами горящего за грудиной камня Байаль.

Тигр и дракон. Они ведь и вправду похожи. Оба — вершины своих ветвей эволюции. Оба способны обладать настоящим разумом, не уступающим человеческому или даже превосходящим его…

«Я снял его! Теперь ты свободен… Малыш», — отправил я мысленное послание ошалевшему от случившегося кототигру.

«Спас-сибо, Др-р-руг», — прорычало в сознании.

Что⁈ Он говорит словами⁈ Не образами?

Косматая морда с оскаленными клыками склонилась у меня над лицом. Шершавый язык прошёлся по физиономии туда и обратно.