Нормальная, в общем-то, ситуация. Примерно как в поезде, когда случайным попутчикам без тени сомнений выкладываешь такое, что своим даже на смертном одре не расскажешь…

Вот, собственно, из-за этого мастер Гурса́н и принял меня в караван, да ещё привечал, как доверенное лицо, которому можно поведать семейные тайны и пожалиться на тяжёлую жизнь богатея-торговца…

До границы Зелёного королевства мы добирались неделю. И каждый раз, когда караван останавливался на ночёвку, торговец звал меня к ужину для беседы. О том, что я чужестранец, он догадался быстро, но его откровенности это ничуть не мешало. Скорее, наоборот. Каждые сутки пути на меня выливались целые водопады разнообразнейшей информации. Я впитывал их, как губка. А в ответ рассказывал хозяину каравана о жизни Восточного континента, о крахе Великой империи, о Ривии, о Пустограде и Драаране, о Драконьем урочище…

Многое, конечно, приходилось придумывать, но, похоже, Гурса́н этого не замечал. Ему больше нравилось говорить, а не слушать. Для купца это выглядело достаточно странно, ведь для торговли всякая новая информация — своего рода инсайд, но его слабую заинтересованность в этом вопросе я списывал на подавленность, появившуюся у Гурса́на после гибели и предательстве родичей, которую ему хотелось преодолеть через задушевные разговоры со случайным попутчиком…

О том, что мы наконец-то прибыли к границе Ларанты, я догадался сразу, как только дорога свернула за очередной курган и глазам открылась настоящая стена из деревьев. Частокол из вздымающейся метров на двадцать растительности обозначал ту черту, где кончалась степь, а вместе с ней государство Мольфран, и начинались лесные угодья, принадлежащие ларантийцам.

Дорога утекала под зелёные своды через довольно широкий (метров пятнадцать) проход, будто бы вырубленный в древесной стене неведомыми лесорубами. Ветви и листья густо смыкались над ним молодой порослью, словно пытались скорей зарастить нанесённую лесу рану.

Когда мы подъехали ближе, из-за обрамляющих проём древесных стволов вышли трое. Одетые одинаково — мягкие кожаные сапоги, оливкового цвета плащи, накинутые на головы капюшоны… Оружие только у всех было разное. Первый держал в руках меч, второй — копьё, третий держался сзади с коротким охотничьим луком и наложенной на тетиву стрелой.

Повозки остановились. Гурса́н спрыгнул наземь и уверенным шагом направился к охраняющим проход ларантийцам. Шагов за десять до мечника он поднял вверх руки и раскрыл ладони, показывая, что в них ничего нет. Страж границы опустил клинок и прочертил на земле короткую линию. Переходить её хозяин каравана не стал. Затормозил за шаг до черты, вежливо поклонился и принялся говорить. Что именно, я не слышал, но догадаться было нетрудно. Стандартный набор заученных фраз, что мы, типа, простые торговцы, пришли сюда с миром, имеем разрешение на въезд, готовы пройти санитарный контроль, заполнить таможенную декларацию, заплатить пошлину и всё такое.

Внимательно выслушав купца-чужестранца, ларантиец с мечом кивнул, убрал клинок в ножны и махнул рукой себе за спину: мол, все формальности соблюдены, караван может двигаться в зону досмотра.

Когда повозки одна за другой втянулись в проход, я буквально всей кожей почувствовал, как из окружающей дорогу листвы в нас нацелились десятки луков и арбалетов. Ощущение, честно признаюсь, не из приятных. Лично я предпочёл бы, чтобы в нас целились магией. Магия мне привычнее, защититься от магии существенно легче.

Под смыкающимися над головами ветвями мы ехали минут двадцать, затем проход кончился и перед моими глазами предстала просторная залитая солнечным светом поляна. Практически целое поле посреди мрачной чащобы и непроходимых дебрей и зарослей.

На дальнем краю виднелись несколько домиков с красными черепичными крышами. Над самой высокой торчал длинный шпиль, увенчанный чем-то похожим на головную часть зенитной ракеты.

Вдоль проходящей через поле дороги располагался длинный дощатый помост. Почти как платформа для поездов позапрошлого века или же заменяющие тротуары мостки в деревнях и посёлках российского севера. У этой «платформы» мы и остановились. Из повозок никто не выскакивал. Все молча ждали, когда поступит команда.

Команда поступила минут через пять, когда со стороны домиков с красными крышами подъехали десятка два всадников. Часть их рассредоточилась вдоль нашей кавалькады, следя за тем, чтобы никто никуда не выпрыгивал и не пытался сбежать. Другая часть, меньшая, состоящая всего из пяти человек, взошла на помост. Все они так же, как стражники на границе, были одеты в одинаковые оливковые плащи с капюшонами. Кто под ними скрывался, женщины или мужчины, сходу определить было трудно. Ну, разве что по походке…

— Жрица, — пробормотал наш возничий, когда первый из поднявшихся на «платформу» откинул закрывающий лицо капюшон. — На артефакты сейчас начнут проверять…

По поводу открытого лица я, конечно, погорячился. Лицо у жрицы, несмотря на откинутый капюшон, оставалось закрытым. Эдакой половинчатой «балаклавой», натянутой на подбородок и нос, но оставляющей на виду глаза, брови и лоб… Лоб, правда, частично. Он, как и волосы, прятался под платком, завязанным сзади, как мусульманский тюрбан. Расцветка — бледно-сиреневая. Цвет «балаклавы» — серо-оливково-синий, как городской камуфляж у стражей правопорядка…

— Считается, что открывать им лица опасно, — шёпотом пояснил возничий. — Опасно для окружающих. Что, мол, от такой красоты мужчины сразу сойдут с ума и начнут убивать друг друга за право служить этой женщине.

Я мысленно хмыкнул, но спорить не стал. Во всяком обществе свои предрассудки. И чтобы их как-то поддерживать, власти придумывают разные небылицы. Вот как, к примеру, такие — об убивающей красоте здешних жриц…

Следом за жрицей капюшоны откинули сопровождающие. А потом и плащи с себя сняли. Двое из них оказались мужчинами, двое женщинами. Последние «балаклав» не носили, как и платков…

— Вот это крали! — восхищённо присвистнул возничий. — От таких я бы точно не отказался.

Я снова не стал с ним спорить. Девицы и вправду выглядели неплохо. До Рей им, конечно, было, как до Луны, но, в общем и целом, да — в сравнении с большинством тех женщин, каких я встречал в этом мире, эти могли считаться красавицами.

Но уши у них были «нормальными». Ну, в смысле, не острыми, как у эльфов из фэнтези-книжек и фильмов. Да и мужики-ларантийцы, что касается внешности, тоже не отличались какой-то особенной «утончённостью». Единственное совпадение с фэнтезийными эльфами — обитатели Зелёного королевства любили свои леса и хорошо стреляли из лука.

Хотя последнее спорно, да к тому же из луков тут много кто умеет стрелять, а не одни только ларантийцы. И лес в этом мире тоже много кто любит и чувствует в нём себя, как рыба в воде. Тот же Тур, например… Или охотница Лика, которая и из лука стреляет… ну, в смысле, стреляла так, что любой книжный эльф обзавидуется…

Блин! Только вспомнил про них, и сразу же на душе́ защемило.

Что с ними стало после арладарского взрыва — бог весть. Но я всё же надеюсь, что как и Хруст, они не погибли. А вот куда и когда их выбросило из той мясорубки — это вопрос. И ответ на него, уверен, я всё-таки получу. Вот только Алину домой отправлю, Рейну найду, а там и до прочих секретов дойдёт — я не я буду, если не размотаю этот клубок до конца, и никакие бесформенные и их прихвостни мне в этом деле не помешают…

Едва закончил раздумывать, раздался приказ выходить из повозок на «магическую проверку».

— На артефакты проверять будут, — уверенно повторил наш возничий и ухмыльнулся. — Ну, да и ладно. Главное, чтобы когда обратно поедем, не слишком усердствовали.

— А что, были случаи? — поинтересовался я с нарочитой небрежностью.

— Не-е-е, такого, чтоб что-то нашли, ещё не было, — засмеялся возничий. — Да и на выезде они, в основном, не лютуют. Им главное, чтобы чужое магическое к ним не ввозили, а что своё отсюда вывозят, их заботит несильно. И если разрешение к вывозу есть, то и ладно.