— Понимаю, — кивнул Итачи. — Обращайся тогда, если что.

25 февраля 60 года от начала Эпохи Какурезато

Ветви огромного дерева шелестели распускающейся листвой в порывах неспокойного, влажного и холодного весеннего ветра. Мне сложно было сказать, к какому виду оно относится, к какому отделу. И к отделу ли? Может, к типу. Согласно последней запомненной мною в прошлой жизни классификации живых организмов, царства в зоологии делились на типы, а в ботанике — на отделы. Но в случае с этим деревом я не уверен даже в том, к какому царству оно относится. Например, клетки имеют клеточную стенку, что у животных не случается, но стенка эта белковая, как у некоторых архей, а не полисахаридная, как у тех же растений или грибов, и возникающая лишь в определенных условиях.

Внешне дерево похоже на вяз какой-нибудь, листья складчатые, словно гофрированные, но это совершенно ни о чем не говорит. Его можно, наверное, назвать чахлым саженцем Шинджу, потому что выросло оно из разросшихся клеток владельца Мокутона. Одна большая раковая опухоль. Но в виде дерева. Живой памятник моему клону. Гигантская, раскидистая крона, широченный ствол, обхватом метров в пять — натуральный гигант, который, кажется, не остановился в своем росте. Для меня это был любопытный феномен последствия смерти организма, носителя кеккей генкай Мокутона. Давно подозревал, что Хашираму не смогли найти, просто потому что он превратился в дерево. Учитывая размеры выросшего вокруг Охеми экземпляра, надо полагать, из Первого Хокаге тоже не кустик появился.

Дерево деревни Водопада? Не исключено. Или Дерево Жизни в деревне возле Хрустальной пещеры, в которой был заточен Кагебоши? Учитывая, что деревце в Водопаде старое, о нем упоминалось еще до рождения Хаширамы, а Кагебоши — та еще паскудная и хитрая тварь, то Хокаге при определенной доле невезения мог стать его жертвой. С другой стороны, Первый был не первым обладателем Мокутона, так что и Водопад мог образоваться вокруг чьей-то могилы. Асуры, например.

Любопытная идея. Любопытно еще и то, что Дерево в Такигакуре производит Воду Героев, мощнейший стимулятор для шиноби, способный увеличить их чакру, но со смертельными побочными эффектами. Листья Дерева Жизни же способны исцелять почти любую болезнь, но растут очень медленно. А есть ли какие-то чудесные свойства у этого дерева? Интересный вопрос, и об ответе на него я даже догадываюсь, но подобные отвлеченные мысли при виде выросшего после смерти Охеми лесного гиганта возникали только у меня. Для многих он стал значить больше, чем того заслуживал.

— Охеми, — едва слышно прошептала Анко, протянув руку к шершавой коре, но боясь к ней прикоснуться, словно остановленная обвитой вокруг ствола веревкой.

Пока шла война шиноби, мирные жители пытались жить своей обычной жизнью, если это позволяли обстоятельства. Мое сражение, по счастью, почти не задело установленного на вершине холма святилища, но это не помешало местным его доработать, присовокупив к небольшой статуэтке Тендзё но Шинсена еще и появившееся возле него дерево, обнеся его толстенной шименавой. Добросовестно выкрашенной в недешевый пурпурный цвет — все согласно канонам Рюджинкё.

— Ты знал, что «хеми» в имени Охеми — это северное название ябудемари, складчатой калины? — сложив руки на груди и глядя, как просвечивает солнце сквозь юные листья в нависающей над нами кроне дерева, спросил меня Кизаши. — Охеми — большая калина. Всегда считал его имя забавным. Калина та — маленький декоративный кустик. Но… Он и в самом деле оказался большим деревом.

Я запрокинул голову, разглядывая листья, и был вынужден согласиться со своим учеником. Как я уже отмечал ранее, листья этого дерева были складчатыми, подобно листьям вяза. Или ябудемари, хеми, разросшейся до размеров векового дуба. И в самом деле — Охеми. Символично. Вот только «хеми» в имени моего клона означало змею.

— Охеми! Ты не мог умереть! — Анко рухнула на колени перед деревом. — Ты не мог! Ты, придурок! Как с твоим геномом ты смог умереть?!

Плечи двушки поникли, а крики прервались всхлипами.

— Ты не мог… Только не ты. Почему я снова одна?.. Почему… близкие мне… всегда уходят… моя семья….

Я грустно улыбнулся, слыша, как сбивчиво пытается накричать на Охеми Анко. Получалось это плохо из-за давящих девушку изнутри слез. Однако, так как я сам Охеми и есть, мне даже интересно, она так по мне плачет или по себе? Из слов выходит, что жалеет она себя, а меня ненавидит, раз, такой-сякой, я оставил ее одну. Эгоистка. Как была ею, так и осталась. Ну, это не плохо. Горе потери родного человека — это всегда больше горе по себе. В этом измерении так точно. Ушедшему в лучший из миров, в Чистый мир, горевать уже не о чем.

Подойдя к девушке, я положил руку ей на плечо, сказав:

— Ты не одна, Анко.

Банальнейшие слова, но иногда они помогают. Иногда больше нечего сказать.

— У тебя есть семья. Коноха, сангха Рюджинкё, я. Ты никогда не будешь одной. И Охеми тоже рядом. Встань, он смотрит на тебя, а ты снова пачкаешь одежду в грязи.

— Ой! — Митараши испуганно подскочила, начав быстро отряхивать колени.

На светло-бежевой ткани бридж остались зеленоватые пятна от смятой травы и пыль. Если последнюю можно было сбить руками, то сок только размазывался еще больше, въедаясь в ткань. В детстве Анко у нас с ней никогда не водилось много денег, так что я заставлял ее следить за собой и своей одеждой. Потом, конечно, Митараши стала чунином, а меня в образе Охеми повысили до командира джонинов, так что одежду-то уж можно было себе позволить, но привычки у девушки сохранились.

Анко постепенно отряхивала колени все медленнее, пока и вовсе не остановилась. Ее плечи мелко затряслись. Слезы начали перемежаться смехом, даже с помощью техники чтения мыслей было сложно понять, какие эмоции она сейчас испытывала.

— Спасибо, Рюджин-сама, — выпрямившись, поблагодарила она, посмотрев мне в глаза снизу вверх.

Лицо зареванное, щеки и глаза покраснели, но на губах слабая улыбка. Уже хорошо.

— Вот, такой ты мне нравишься больше, — удовлетворенно кивнул я девушке. — Скорби и помни, но не отдавайся этому чувству целиком. И остальным тоже.

— Остальным? — притворилась, будто не поняла меня, Анко.

— Не держи гнева и не мечтай о мести, — настойчиво произнес я, не давая Митараши увильнуть от моего взгляда.

— Но Асума… — взгляд девушки потемнел. — Он убил его. Я не смогу этого простить.

— Он шиноби, это просто его работа, Анко, — вздохнув, сказал я. — Не ищи мести и не держи зла, потому что ты тоже шиноби. Ниндзя, который отдался чувствам, долго не живет. Не теряй головы. Просто работай, как тебя учили. И если встретишь Асуму на поле боя, ты тоже просто выполнишь свою работу, как и он когда-то. Но вне боя забудь о нем.

— Я поняла, Рюджин-сама, — неохотно ответила Анко.

— Слушай, что говорит учитель, — подошел к нам Харуно. — Лучше иметь холодный разум, чем остывающее тело. Да и пойдемте уж, что ли? Нас там ждут все-таки.

— Пойдем, — согласился я, еще раз окинув взглядом дерево. — Только еще кое-что…

Прикоснувшись к холодной коре дерева, я направил в него чакру. Пусть это и раковая опухоль, но она выросла на моем клоне с родственной чакрой. И я мог ей управлять. Множество складчатых листьев затрепетали без ветра, быстро вырастая в размерах и расправляясь. Молодые зеленые побеги вытянулись, на ветвях начало образовываться нечто похожее на бутоны на длинных ножках, но вместо цветов на них появлялись сразу зеленые шарики плодов, которые быстро потемнели до коричневого цвета и начали лопаться пополам.

Похоже, моя не лицензионная копия Шинджу не цветет, а сразу плодоносит. А настоящее Божественное Древо цветет, прежде чем дать плод? То, что появилось из Десятихвостого, цвело, но оно и на дерево не походило. Заинтересованно хмыкнув, я сорвал один из великого множества плодов, чтобы лучше его рассмотреть. Чем-то напоминает физалис и каштан. Внешняя оболочка в виде коричневатого фонарика-коробочки раскололась надвое, открывая семя внутри. На вид что-то вроде ореха, на вкус тоже. Сладковатый, маслянистый. Съедобно, но ничего особенного. Ни чакры, ни природной энергии. Просто орех. Скучно.