И все же наших знаний вполне достаточно, чтобы сделать вывод, что цивилизация майя была самой развитой из всех, существовавших в древние времена на американской земле. «Названный одним современным антропологом «греками Нового Света» народ майя достиг... самого высокого интеллектуального развития и расцвета искусств», — отмечается в Encyclopaedia Universalis в предисловии к статье «Майя». Можно лишь сожалеть, что Запад это понял только через четыре века после «открытия» Америки Колумбом, когда ослепленная блеском золота христианская Европа уже успела по-хищнически разграбить все, что осталось от древнейшей цивилизации, оставив завершать черное дело джунглям, поглотившим монументы и произведения искуства, которые были названы европейцами «варварскими» или, другими словами, порождением дьявола. В самом деле, цивилизация майя была по-настоящему открыта только в XIX веке, когда американский дипломат Джон Л. Стефен опубликовал иллюстрированный отчет о находках, сделанных в Мексике и Гватемале. Приходится только диву даваться, восхищаясь богатым воображением коренного населения Америки, когда видишь склеп в Паленке с застывшим на огромной стеле юношей с тонким профилем, разглядывающим, словно испытывая какое-то тревожное предчувствие, крест с крылатой эмблемой верховного божества Кветцалькоатля наверху, или причудливый и роскошный скульптурный ансамбль Копана. В особенности много размышлений вызывает крест. И не случайно.
Но сколько всего утеряно!
Как и во всех древних земледельческих цивилизациях, главными в пантеоне майя были три покровительствовавшие плодородию божества: бог солнца Киничахо («Господин Кинич»), бог дождя Чак и бог кукурузы. За ними шли девять богов темноты и подземного мира и тринадцать дневных божеств, которые представляли небеса, покрывавшие землю голубым шатром. Главным среди божеств темноты был бог смерти Сицин, вызывавший весьма нередкие в этом регионе землетрясения и эпидемии. Над дневными божествами царил «великий» бог Итцамна, «Дом игуана», творец мира, отождествлявшийся с Солнцем «беззубый и морщинистый старец». Тот же Итцамна, супруг покровительницы ткачей богини Ихшебельях, появляется у майя в Юкатане в образе предвестника единого бога Хунаб Ку. Единственные в своем роде божества действовали в четырех ипостасях, словно представляя четыре стороны света, и проявляли, в зависимости от обстоятельств, добрый или злой нрав[576].
Поэтому Сицина вряд ли можно считать предтечей единого дьявола.
Бог смерти изображался ходячим скелетом с иссохшим телом и даже отождествлялся с не менее отвратным Юмсимилом, сеньором «Смерть», дальним родственником зловещего Барона Самеди из мифологии воду[577], бродившего по деревням в поисках неизлечимо больных людей. Впрочем, следует отметить, что этот миф удивительным образом напоминает легенды жителей островов Тихого океана.
Однако следует помнить, что в представлении майя Зло порождается не только двуликими богами, как во многих других религиях мира, например в ведийской, но и по-настоящему злонамеренными божествами, как Юмсимил. По правде говоря, Сицина вряд ли можно назвать дьяволом, ибо он был все-таки богом, хотя и весьма неблагожелательно настроенным к людям, и, конечно, он не выступал в роли антагониста Создателя, бога Итцамна, хотя и представлял в религии майя прообраз «нашего» дьявола: будучи богом, он обитал, как и христианский дьявол, в преисподней, то есть в подземном царстве, и выглядел чудовищем. Для полноты картины ему только недоставало выступить в роли духа протеста, что делал иногда Сатана. Его вполне можно считать дальним родственником Аримана из зороастризма или демонов Месопотамии, хотя он и не занимал такого же положения в мировоззрении людей, как они. Как бы то ни было, он вполне вписался в государственную структуру народа майя с Юкатана. В отсутствии культурных обменов у отрезанных от всего остального мира двумя океанами жрецов майя еще не созрела концепция дьявола, хотя они уже были готовы к ее восприятию.
Подобно древнему Ирану или Месопотамии, обществом майя управляла родовая знать. Однако в то же время общество было теократическим, ибо выполнение функций по управлению страной возлагалось на жрецов, что, впрочем, и привело в тысячном году к ослаблению государства майя из-за крестьянских волнений. Одряхлевшее духовенство оказалось неспособным бороться с местной «Жакерией», опустошившей империю майя; так называемый классический период расцвета цивилизации майя завершился; такие богатые поселения, как Ухмаль и Чичен-Ица опустели. Однако бунтари так и не обрели долгожданной свободы, ибо вторгшееся на их землю племя итца установило новую тиранию, а также принесло с собой практику человеческих жертвоприношений[578].
В результате неоднократной смены одной тирании на другую во времена, предшествовавшие открытию Колумба, верующие жили под постоянным гнетом вины, что не могло не сказаться на местных религиях. В самом деле, можно только удивляться числу и размаху покаянных ритуалов у народа майя. Сустель описывает скульптурную группу, на которой изображена женщина на коленях перед жрецом, которая вознамерилась проколоть язык колючкой, что, безусловно, не могло не закончиться травмой. Перед женщиной стояла корзина с набором инструментов, предназначенных для осуществления своеобразного «жертвоприношения». Люди дырявили себе не только язык, но и уши или лодыжки. Прибегая к подобным ритуалам, индейцы пытались изгнать из себя «демона». Подобное членовредительство напоминает изуверские ритуалы, характерные для религий Месопотамии. И в этом нет ничего удивительного, ибо мексиканское общество управлялось жестокими тиранами.
Хотя человеческие жертвоприношения у майя были не столь распространены, как, например, у ольмеков, они все же имели место, что подтверждают многочисленные барельефы и фрески, например, в Храме Тигров или Храме Воинов. Распростертые на алтаре тела мужчин, которых держат за руки и за ноги служители культа, в то время как главный жрец замахивается ножом, приготовившись вскрыть грудную клетку, чтобы вырвать сердце, свидетельствуют о том, что майя, по всей видимости, ни в чем не уступали ацтекам, горячим поборникам такого вида хирургического вмешательства. И никто не мог избежать ни самоистязания, ни принесения в жертву.
Возникает вопрос, как себя ощущали люди, часто наблюдая, как расчленяются и потрошатся человеческие тела, словно свиные туши. Как представитель западной культуры конца XX века должен признаться, что у меня возникли некоторые сомнения относительно способности майя к сопереживанию. Однако следует помнить: индейцы из этого народа с пренебрежением относились к жизни на земле, считая, что жертвам суицида уготовано вечное блаженство на небесах, и даже имели особую богиню, изображавшуюся повешенной с завязанными глазами. Смерть — ничто, так же как, впрочем, и жизнь. Перед нами фатализм, о котором настойчиво и зловеще напоминает фундаментальный нигилизм некоторых политических режимов нашего «прекрасного» XX века: шестнадцать миллионов жертв почившего в бозе СССР сталинской эпохи, шесть миллионов жертв Третьего Рейха, два миллиона жертв красных хмеров и десяток миллионов погибших в автокатастрофах со времен появления первого автомобиля.
Как и в Месопотамии, местному населению невозможно было вырваться из религиозного кошмара. Общество майя имело весьма жесткую структуру, очевидно, со строгой иерархией. Жизнь народа майя была подчинена суровым, одинаковым для всех ритуалам. Предводитель воинских формирований был опутан, как утверждает Сустель, «настоящей сетью табу: избиравшийся на три года, он не должен был прикасаться к женщине, употреблять в пищу мясо и пить вино. Кроме кукурузы, он питался только рыбой и игуаной из отдельной посуды...»[579] Почти как жрец! По количеству храмов и ритуалов можно предположить, что жрецы составляли многочисленную касту, куда не допускали никого, кроме своих детей. Иными словами, общество майя было авторитарным (к тому же милитаризированным) и нуждалось в мифе о злом духе, чтобы изгонять его искупительными жертвоприношениями.
