Волна паники и жара прокатилась по телу. Мне действительно было жарко: с одной стороны грело тепло Тима, а с другой – ко мне всем телом прижимался его отец, с которым мы лежали как слипшиеся ложки.
Мужская рука ладонью покоилась на моем животе. Радовало только то, что лежала она поверх футболки, иначе я бы уже врезала кое-кому затылком прямо в нос.
Плавно вытянула руку из-под Тима и прокрутила в голове план того, как выбраться из плена мужских рук. Нужно всего-то гусеничкой уползти вниз под одеяло и слизнем соскользнуть с кровати. Идеальный план.
Подобравшись, начала медленный спуск вниз, с облегчением чувствуя, как мужская рука начала соскальзывать с моего живота, но вместе с тем задирать футболку. Пофиг. Неприятность эту я переживу.
Приходилось двигать плечами, изображая вялую «цыганочку». При этом нужно было руками прикрывать грудь, так как ладонь Мирона Александровича по мере моего спуска ниже оказывалась всё выше от живота и все ближе к моей груди.
Словно почувствовав во сне, что что-то изменилось, мужская рука дрогнула и резко вжала меня в мужское тело.
- Уральцева? – хриплый ото сна голос прошелестел над макушкой. – Я подумал, что Тимка какает, а это ты кряхтишь. Ты там случайно не…
- Нет, - выронила я пискляво. Голос после сна у меня тоже был так себе. – Я пытаюсь незаметно ускользнуть отсюда.
- Время… - куда-то в сторону глянул Демоня и устало уронил голову на подушку. - Шесть утра, Уральцева, - страдальчески и вяло проговорил мужчина, а рука его сильнее обвила меня и рывком вернула в исходное положение, из которого я минут пять «выкряхтывалась». – Можно еще целый час спать.
- Я выспалась, - как маленькая постучала по мужской руке, обнимающей меня. – И хватит меня трогать! У меня парень, вообще-то, есть.
- С нами есть еще кто-то? – будто уже сквозь сон спросил Мирон Александрович.
- Вы не помните?
- М? – вопросительно мыкнул Демоня и приподнял голову. – Кто?
- Мой любимчик, - демонстративно обняла Тима, который сразу повернулся на бочок и положил свою ручку на мою голову. В итоге, я оказалась уткнута носом в мягкий животик. – Видите? У нас тут любовь. А третий – лишний.
- Не смею конкурировать, - мужская рука тут же исчезла с моей талии. По просевшему матрасу почувствовала, как мужчина перекатился на спину и, судя по дыханию, снова уснул.
Молодцы, блин! Классно устроились! А мне не уснуть, не сбежать. Окружили, демоны…
Через несколько минут беззвучного лежания не сдержалась и начала поглаживать Тимура по спине. Аккуратно высвободилась из-под его ручки и мягко чмокнула в пухлые-пухлые щечки, улыбаясь как дурочка. Наверное, примерно так и чувствуют себя настоящие мамочки своих деток, когда целуют их спящих? Всепоглощающее тепло внутри за долю секунды растопило воспоминания о бессонной ночи и потраченных нервах. Хотя, наверное, мои чувства нельзя сравнить с материнством. Я просто нянька, которая скоро исчезнет из жизни малыша, а он обо мне даже никогда не вспомнит и вряд ли узнает, вообще, о том, что я когда-то была в его жизни.
Возможно, я слишком увлеклась, поглаживая Тима, так как очень скоро он проснулся и, растерянно оглядевшись вокруг себя, сфокусировал на мне взгляд.
- Доброе утро, бандит. Кто не давал сегодня Майке спать? - шепнула ему, улыбнувшись, и тут же получила широкую улыбку в ответ, и рассмеялась, когда Тима решил с ходу укусить меня за нос, притянув к себе за щеки. – Ладно. Я всё тебе прощаю. Умеешь ты, конечно, извиняться.
- Па-па-па… - тихий голосок ласково проговорил имя самого дорого для него человека.
- Конечно, папа, - чмокнула я малыша в носик. – Пойдем пока в кухню. Пусть твой папа еще немного поспит, да? Идём, сладкий.
Села в постели, взяла Тима на руки и перед уходом машинально поправила на спящем Демоне одеяло.
В кухне усадила Тима на его стул для кормления. Развлекая малыша болтовней и погремушками, приготовила для него завтрак, а себе заварила свежий чай. На макушке пришлось собрать неопознанное гнездо из волос, чтобы они не лезли мне в глаза и не привлекали внимание Тима, который норовил поймать меня за локон, пока я его кормила.
Через несколько минут после того, как Тим позавтракал, из комнаты лениво и сонно вышел его отец. Нахмурившись от света лампочек, он влез в свою футболку и прошлепал до графина с водой.
- Доброе утро, - буркнул он, осушив стакан.
- Доброе, - выключила я воду, закончив мытье Тимкиной посуды. – Как спалось?
- Бывало и лучше, - выдавил Мирон Александрович недовольно. Коснулся рукой чайника и сразу ее одернул, убедившись в том, что он горячий. – Ты как? Выспалась? – хмуро глянул он на меня.
- Бывало и лучше, - вернула ему его же ответ. – Мне пора ехать домой. Нужно еще успеть принять душ и переодеться перед парами.
- Я тебя подвезу. Минут через десять приедет моя мама, так что ты всё успеешь, - наливал он себе кофе, глядя в кружку так, будто сильнее в жизни ничего ненавидел. Его лицо можно смело отождествлять с утром – такое же хмурое, злое и лучше бы его не видеть.
- Ничего, что ваша мама узнает, что я у вас ночевала?
- Ты – моя невеста. Думаю, она и так догадывается, что мы не стихи под луной читаем.
- Фу! – поморщилась я. – А может, я до свадьбы ни-ни?
- Уже лет сто не существует тех, кто до свадьбы ни-ни, - цинично заявил Мирон Александрович, а я подумала о том, что готова вернуться в эту ночь, где он был заботливым и почти даже милым. Утро ему, явно, не к лицу.
- Тогда меня, похоже, лет сто назад кто-то забыл об этом предупредить, - вздохнула я и пошла в комнату, в которой должна была сегодня ночевать, чтобы переодеться в свои вещи. По пути чмокнула Тимку в макушку и уловила кое-какой запах. – Папа, работа не ждёт.
- До работы еще два часа. Подождёт, - буркнул он раздраженно.
- Тимка покакал. Я про эту работу.
Нервозность в серых глазах тут же сменилась легкой паникой и почти даже мольбой.
- Может, ты его переоденешь?
- Нет, Мирон Александрович. Моя смена начнётся только в шесть вечера, а сейчас поработайте вы. А я посмотрю, - злорадно ухмыльнулась я, видя с какой обреченностью Демоня отставил кружку со своим кофе и подхватил сына на руки.
- Что вы делаете? – подперев плечом дверной косяк, с легкой улыбкой наблюдала за тем, как Демоня разминал плечи и руки, а перед ним на пеленальном столике лежал его сын.
- Подгузник собираюсь поменять. Разве не видно? - выронил мужчина недовольно и глубоко вдохнул, будто собрался погружаться на большую глубину.
- Больше похоже, что вы разминаетесь для того, чтобы основательно втащить своему сыну за то, что он обкакался.
- Уральцева! – с моей фамилией Мирон Александрович выпустил весь накопленный в легких воздух. – Не хочешь помогать – не мешай.
- Молчу-молчу.
Показательно закрыла рот на замок и скрестила руки на груди, с весельем наблюдая за тем, как Мирон Александрович снова набрал в легкие побольше воздуха и склонился над Тимом, который всё это время терпеливо развлекался с плюшевым ежиком.
Разорвав сбоку шов на подгузнике-трусиках, Мирон Александрович явно подавил приступ тошноты, стоило ему увидеть кучку, «слепленую» его сыном.
- Я думала, вы делаете это каждый день, - хмыкнула я.
- Каждый. Но до сих пор не могу привыкнуть.
Лицо босса комично сморщилось, когда разорвал второй шов подгузника.
Я бы помогла, но наблюдать гораздо интереснее.
Мирон Александрович аккуратно приподнял за ножки сына и вытянул из-под него подгузник. Нелепо свернул его одной рукой и отложил в сторону. Сразу потянулся за пачкой салфеток и достал из нее, наверное, половину содержимого, стараясь сделать всё как можно быстрее. Едва касаясь и почти не глядя, стал обтирать сына.
- Серьёзно? – округлились мои глаза. – Тимка покакал, а вы его просто салфеточками протрёте?
- А как еще? Я всегда так делаю, - заявил всезнайка, который очень сильно старался не дышать.
- Вот представьте, что вы обделались, а вам дали только влажные салфетки, чтобы вы там все себе довели до гигиенической чистоты и блеска.