- И почему ты здесь? Почему домой не поехала?

- Боюсь. Вдруг он там ждёт меня со своими друзьями. Я же все-таки сбежала.

И зачем я всё это ему говорю? Будто ему это может быть интересно.

- Идём, - резко встал Мирон Александрович и взял меня за руку, потянув за собой. – Рука-то какая холодная! Дурочка маленькая! Нашла где сидеть и прятаться!

- Куда вы меня ведете? – вяло сопротивлялась я, пока Мирон Александрович волок меня за собой к машине, припаркованной недалеко от площади.

- Домой тебя провожу. До квартиры. Или ты хочешь всю ночь здесь просидеть? – остановился он и строго посмотрел на меня сверху вниз. Руку мою не выпустил, наоборот – сильнее сжал и почти полностью запрятал кисть в своей теплой ладони.

- Я не хочу пока домой, - осмотрела его с головы до ног и удивилась. – Кроссовки? Вы на пробежке были?

- Я был с братьями. Когда я не на работе, я одеваюсь как все нормальные люди, когда они не на работе. Не делай из меня робота.

- А я-то что? Природа… - буркнула я себе под нос.

- Я сейчас верну тебя на качели и уеду.

- Нет-нет! – спохватилась я и второй рукой вцепилась в его ладонь, которой он грел мои пальцы. – Раз уж приехали, то не оставляйте меня одну.

- Поехали, - бросил он строго и снова пошёл в сторону своей машины. В этот раз покорно пошла за ним. – А где Тимка? – спросила я у машины.

- Дома у старшего брата.

Мирон Александрович открыл для меня переднюю пассажирскую дверцу машины и молча ждал, когда я займу место.

- Можно я сяду сзади?

- Зачем? – нетерпеливо вздохнул мужчина.

- Я рассталась с парнем. Хочу ехать сзади и слушать грустную музыку, будто я героиня клипа. Можно?

Демоня застопорился. Долго смотрел в мои глаза, словно пытался понять, насколько серьёзна я в том, что сейчас говорю. Резко растер лицо ладонью, хотя походило всё его действо на рука-лицо.

- Ладно, - согласился он, но в мыслях его явно было нечто иное. Закрыл переднюю дверь и открыл для меня заднюю. – Теперь сядешь или еще пожелания будут?

- Музыку выбираю я.

- Ну конечно, - фыркнул мужчина и хлопнул дверцей, когда я устроилась на сидении. – Пристегнись.

Послушно щелкнула ремнем безопасности и прижалась лбом к стеклу. Двигатель завелся, постепенно в салоне становилось все теплее, спокойная музыка заполнила пространство.

- Оставьте эту. Мне нравится.

- Куда едем? Сразу домой?

Домой? И буду я там сидеть и бояться, так как времени прошло немного, и Илья с друзьями еще может приехать.

- А давайте на каток. Оставите меня там и поедете к Тимке. А я покатаюсь, послушаю грустную музыку в наушниках. Может, повезет и я ударюсь головой – мозги на место встанут, чтобы больше не велась на всяких там… в косухах, - порассуждала я уже сама с собой и понуро опустила голову. Снова захотелось плакать из-за собственной глупости и наивности.

Мирон Александрович ничего не ответил на мое самоедство. Машина тронулась с места и влилась в ленивый городской поток. Ехали мы медленно. Под грустную мелодию смотреть на дома за окном быстро наскучило. К счастью, ближайший каток был недалеко от площади.

- Приехали, - резюмировал Мирон Александрович. Заглушил двигатель и тоже вышел из машины вслед за мной.

- А вы куда?

- На каток, - просто ответил он. – Не часто мне удается быть свидетелем того, как мои сотрудники разбивают головы. Любопытно узнать, есть ли в их головах хоть что-то или всё ровно так, как я думаю.

- А вы кататься-то умеете?

- Я был чемпионом и непревзойденной звездой катка, когда ты только ходить училась, - самоуверенно заявил мужчина и с пафосом крутого парня, будто за его спиной что-то взорвалось, а он не обернулся, первым пошел ко входу в ледовый дворец.

- Позёр, - закатила я глаза и пошла за Его Демоничеством.

Глава 29. Мирон

И кто меня за язык тянул? Какая я, к черту, звезда катка? Я только сегодня первый раз в жизни увидел коньки не по телевизору. Это же просто два ножа на каких-то полубабских сапожках с километровым шнурком, и на всем этом нужно суметь удержать равновесие на скользком льду.

Хотя, с равновесием у меня всё получалось. Просто я еще ни разу не отлип от бортика за все те двадцать минут, что мы находились на катке. Уральцева, едва ступив на лёд, сразу въехала в гущу людей и растворилась в ней, а я упал, ударился копчиком и как побитая собака прижался к бортику, что поскулить от боли. Серьезный и самоуверенный вид, будто я всё еще разминаюсь, делал только тогда, когда Уральцева проезжала мимо, будто вообще не касалась льда, а порхала над ним. С наушниками в ушах она даже руки из карманов не вынимала, будто на прогулку вышла, пока я тут боролся за свою жизнь.

Чтобы я еще хоть раз кого-то поддержал? Ни за что!

- А дядя боится! – посмеялся надо мной какой-то шкет, который еще даже до коленки моей не дорос, а уже рассекал по катку как профи.

Проводил малого ненавидящим взглядом и резко выпрямился, так как мимо вновь проезжала Уральцева. Махнул ей рукой и даже умудрился поставить ноги как балерина.

Стало ясно, что больше так просто стоять нельзя. Уральцева хоть и не обращала на меня особого внимания, но скоро поймет, что на коньках я держусь хуже не придумаешь. Нужно просто оттолкнуться и поехать.

Собрав последнюю волю в кулак, внимательно следил за ногами всех проезжающих мимо меня. Вроде, всё достаточно просто. Нужно просто не бояться и поверить тому, что два тонких лезвия смогут меня удержать и не войдут в ступни, пустив меня на лапшу.

Отпустил бортик, глубоко вдохнул и несмело оттолкнулся, заскользив по льду. Кажется, я растопырил всё, даже пальцы ног, лишь бы удержать равновесие. Подобной сосредоточенности я не испытывал еще никогда. Даже голова разболелась, а затем еще сильнее разболелся зад, на который я приземлился, когда мимо меня пролетел на немыслимой скорости какой-то шкет, и разрушил всю мою сосредоточенность и собранность.

- Кажется, перед входом сюда вы немного перепутали слова, Мирон Александрович, - притормозила у моей головы Уральцева и насмешливо смотрела на меня сверху вниз. – Должно было быть что-то вроде: «чемпион по непревзойденному звездежу», а не то, что вы там сказали.

- Я давно не практиковался, - если уж начал врать, то ври до последнего.

- А дядя упал! – проехали мимо меня смеющийся малой, которого я уже анчал тихо ненавидеть.

- Вам помочь? Или лежание на льду входит в вашу программу? – добивала меня Уральцева.

- Ты не сможешь мне помочь. Я для тебя тяжелый.

- Так вы на меня сильно и не надейтесь. Я помогу вам встать, поставлю раком и толкну посильнее, чтобы вы докатились до противоположного борта.

- В этой схеме всё звучит отлично, кроме того, что меня кто-то поставит раком, - кряхтел я, поднимаясь со льда.

- Не бойтесь, Мирон Александрович. Вам понравится.

- А тебе лишь бы поржать, - отмахнулся я от девчонки, которая очень плохо прятала улыбку за прикусыванием нижней губы. – И какого черта здесь так скользко?

- Это на катке-то? – уже не пыталась Майя скрыть своего веселья и рассмеялась в голос. – Возмутительно просто! Лёд и скользкий? Да как они посмели!

- Отстань, - буркнул недовольно, на четвереньках подползая к борту.

- Вы сейчас протяните руку вверх и опять упадете. Дайте я вам помогу, - подлетела ко мне Уральцева и подхватила под руку как раз в тот момент, когда я ее поднял и едва не свалился на бок, когда ноги предпочли разъехаться. – Вот так. Хватайтесь за меня и за борт.

Каким-то чудом Уральцева смогла втиснуться между мной и бортом, обнять меня за талию и удержать в вертикальном положении. Тряхнула головой, чтобы убрать от своего лица пряди волос и хитро улыбнулась, глядя на меня снизу вверх из моих же объятий, которыми я вцепился в ее плечи.

- Ну, что, Мирон Александрович, теперь рачком попробуем?

- Расскажешь кому – уволю. Раз десять.