Уолтер грубо потер глаза и, помолчав, добавил:

– А все потому, что я имел несчастье полюбить вашу сестру, хотя ей было плевать на меня.

– Но… это неправда. У Маргариты были к вам чувства…

– «Чувства»! Неужели?!

Вокруг сновали студенты. Хоть бы один задержал на нас взгляд. Куда там! Словно мы были невидимками. В основном это были молодые мужчины, рослые, крепкие, с разными оттенками кожи, не только белые. С рюкзаками на плечах, они все куда-то спешили.

На их фоне мы вдвоем с Уолтером Лэнгом – далеко не юные, одутловатые – казались пришельцами из другого столетия, из другой эпохи.

Мне никогда не приходило в голову, что, помимо меня, кто-то еще – хороший человек, не заслуживающий несправедливости, может пострадать из-за М. Из-за любви к М.

Мне хотелось приободрить Уолтера, но я не могла подобрать нужных слов.

– Спустя несколько лет я обручился с одной молодой женщиной. Но она, узнав, что я все еще возможный фигурант в деле Фулмер, разорвала помолвку. Вся моя жизнь полетела под откос из-за…

– Уолтер, я очень вам сочувствую!

Уолтер. Эта близость между нами, ощущение сдавленности в моей груди. По законам жанра мы должны бы сейчас качнуться навстречу друг другу, я могла бы обнять несчастного, утешить его. Но Уолтер оставался несгибаемым, стоял как вкопанный на лестнице, возвышаясь надо мной, и не думал спускаться.

– Долгое время я постоянно думал о ней, скорбел. Я ведь по-настоящему ее любил. И ничуть не ожесточился против нее, как меня ни терроризировали из-за знакомства с Маргаритой. Ее ведь признали умершей, да? Через семь лет?

– Да. Через семь лет.

– Но нет доказательств того, что она действительно… мертва…

– Нет. Доказательств нет.

Пауза. Уолтер Лэнг выглядел измученным, изнуренным. Словно воспоминания его утомили и ему отчаянно хотелось сбежать.

– Вы делали Маргарите подарки? – быстро спросила я. – Среди ее вещей были незнакомые нам предметы.

– Подарки. Вряд ли.

– Драгоценности? Одежда?

– Разве что книгу подарил. Одну или, может быть, две. Кажется, припоминаю… «Охота на Снарка» Льюиса Кэрролла. Вы это имеете в виду?

Ух ты! Совершенно новая неожиданная информация. Не зацепка, конечно. Зацепкой это трудно назвать. Скорее ложная зацепка. На мгновение я растерялась, не знала, что ответить.

– Я… не знаю. Не помню. «Охота на Снарка»?

– Возможно, я и подарил эту книжку Маргарите, но… ну да, точно… она забыла ее в моей машине… У меня не было денег на то, чтобы подарить ей что-то более солидное. Я только что защитился, жил на временную ставку научного сотрудника. Очень скоро стало ясно, что Маргарита гораздо состоятельнее меня, и это явилось камнем преткновения в наших отношениях. Если мы ходили в кафе или ресторан, она всегда платила за себя, слышать ничего не хотела. Заявляла: «Я в состоянии сама за себя заплатить». Меня это, конечно, уязвляло, но я был благодарен ей за чуткость. Позже я понял, что «М. Фулмер» была слишком особенной. Слишком особенной для меня. Я был ей не ровня. Ее скульптуры, ее жизнь для меня были вне досягаемости. Я взлетел слишком высоко, как Икар. И меня прихлопнули, словно муху.

– О, не говорите так!

У меня защемило сердце, и я прижала ладонь к груди.

Уолтер Лэнг пострадал из-за моей сестры. Побочная жертва в драме ее жизни. Бедняга придумал утешительное объяснение собственной трагедии, утраченным возможностям.

На мой взгляд, объяснение не совсем верное. Однако я не сумела бы убедить его в том, что он во многом заблуждается.

– Уолтер, вы стали жертвой случайности. Вы не взлетели «слишком высоко». Папе вы понравились…

– Понравился? Правда?

– Он назвал вас «сынок». Разве не помните?

– Нет…

Странно, что я это помню, а сам Уолтер Лэнг – нет. Разве что я сама запомнила неточно от избытка чувств.

И вот сейчас он спросит: как поживает ваш отец? Можно его снова навестить?

Но Уолтер стушевался, от растерянности не мог произнести ни слова. Впервые он посмотрел прямо мне в лицо. Увидел меня.

И я осмелилась задать ему приготовленный вопрос:

– Вы дарили Маргарите платье от Диор?

– От Диор? Как это понимать?

– Диор – знаменитый модельер. Кажется, французский.

Уолтер покачал головой: нет. Но теперь кривил рот в улыбке.

– Сомневаюсь, что Маргарита приняла бы от меня такой подарок. Не потому, что платье дорогое. Просто это слишком интимная вещь. А Маргарита была очень щепетильна в вопросах интимности… Впрочем, я тоже. Хотя теперь вот припоминаю, что она любила ходить по комиссионкам. В магазины подержанных вещей, антикварные лавки. Любила выискивать старье. Со смехом говорила, что все думают, будто она тратит деньги на дорогие наряды, а на самом деле она покупает себе одежду за бесценок на «элитарных барахолках».

– Надо же! Я этого не знала.

(Правда, что ли, не знала? Возможно.)

Экономность и умеренность – качества, заслуживающие одобрения, а мне не хотелось думать о достоинствах М. Куда проще осуждать сестру, считая, что она тратила деньги на роскошь.

– Помнится, однажды мы шли по улице, и она завела меня в одну из комиссионок. Маргарита бывала беспечной, веселой. Как девчонка. Она стала перебирать «дизайнерскую одежду» – дорогие вещи, которые продавали лишь ненамного дешевле их первоначальной стоимости. Может быть, то платье, что она купила тогда, и было «от Диор»…

– Какое оно было? Белое?

– Пожалуй… но такое шелковисто-белое, блестяще-белое. Да.

– Платье-комбинация – очень короткое, на тоненьких лямочках.

Платье-комбинация. Тоненькие лямочки.

Странно, что в такой важный момент нашего общения на ум приходят столь тривиальные детали.

– Вы удивлены, – нерешительно констатировал Уолтер.

– Я? Ничуть, – возразила я, принужденно рассмеявшись.

Разочарована – это да. Ложная зацепка. Опять. После стольких лет.

Припорошенный снегом унылый тротуар, урбанистический кампус политехнического института. Погрузневший, постаревший Уолтер Лэнг, которого долгие годы в своем воображении я видела по-мальчишески юным и ранимым. Вспоминала, как он стоял перед нашим домом и смотрел на меня с мукой в глазах. А папа называл его «сынок».

Теперь плечи Уолтера были опущены, как у человека, потерпевшего поражение. Его тело отяжелело под грузом лет.

– Да, Маргарита любила приобретать «дешевые покупки». Обожала иногда поозорничать. Скульптуры свои обсуждать не любила, но однажды сказала мне, что ее творчество – это тоже шутка, забава. Как-то раз, помнится, она купила мне галстук в магазине на Стейт-стрит – тоже шелковый, модный. Уцененный со ста долларов до двадцати. – Уолтер печально улыбнулся, вспоминая. – Но я редко его надевал. Он для меня слишком роскошный.

Между нами возникла такая близость! Меня пробрала сладостная дрожь. Я собиралась с мужеством, чтобы тронуть Уолтера за руку, за запястье.

Нам столько всего нужно обсудить! Ведь мы только что обрели друг друга – по прошествии многих лет.

Мы могли бы серьезно побеседовать во время прогулки по парку. Поблизости протекала река Мохок, я заметила рядом эспланаду. А вечером поужинали бы вместе. Честно и откровенно поговорили бы о прошлом. Судя по всему, Уолтер Лэнг все-таки не женат. Не имеет ни жены, ни детей, которые ждали бы его дома. Мы погоревали бы вместе о красивой молодой женщине, которую оба потеряли. Утешили бы друг друга.

Племянника я отослала бы домой, а сама переночевала бы в каком-нибудь отеле Итаки.

И Уолтер бы с нежностью в голосе произнес:

– Спасибо, Джорджина. За то, что появились в моей жизни, ведь я столько лет был одинок.

А я бы ответила:

– Надеюсь, еще не поздно, Уолтер.

– Никогда не поздно найти родственную душу. Маргарита была бы рада за нас.

Но когда я предложила прогуляться вне кампуса, чтобы мы могли побеседовать в более приватной обстановке, Уолтер резко мотнул головой, отклоняя мое предложение. Ему нужно проверить два десятка лабораторных работ, сказал он.