Меня охватило беспокойство: нужно, чтобы гость ушел до возвращения папы.

Папина машина вот-вот свернет на подъездную аллею, обогнет дом и заедет в гараж. Он поставит автомобиль рядом с «Вольво» М., к которому никто не прикасался с апреля. Когда я услышу – если услышу – стук дверцы машины в гараже, будет поздно…

– Простите, Джорджина, можно воспользоваться ванной? Я быстро.

Элк встал со стула. Его пошатывало. Змеиные глазки лихорадочно блестели. О, почему я не выпроводила Элка десятью минутами раньше?! Виски ударило мне в голову. Затуманило разум.

Мне ничего не оставалось, как отвести Элка к одной из гостевых уборных на нижнем этаже, рядом с кухней. Он покачивался на ногах с этакой залихватской бесшабашностью, будто большой пьяный ребенок. Меня это приводило в замешательство. Я поспешила в холл, нервно высматривая папину машину.

Небо темнело. Вдалеке зажглись уличные фонари. По Кайюга-авеню приближались светящиеся фары какой-то машины. Я затаила дыхание. Фары повернули в другую сторону.

Казалось, Элк торчит в туалете целую вечность. Заснул, что ли, на унитазе?! Сумею ли я его разбудить? Я представила, как мы с Линой пытаемся растормошить пузатого художника, чтобы успеть выпроводить его из дома до прибытия папы.

На Кайюга-авеню появилась еще одна пара фар, двигавшихся в направлении нашего дома. И опять в самый последний момент машина свернула в другую сторону…

Я старалась не отчаиваться. Не терять самообладание. Предположила, что Элк уже вышел из туалета и теперь бродит по дому. Возможно, заблудился. Я не хотела думать, что слышу шаги на лестнице – шаги над головой. Крадущиеся шаги.

Он ищет комнату М., несмотря на мой запрет.

– Я ничего не услышу. Я ничего не слышу.

Я зажала уши (потными) ладонями.

Элк не ведал, что комната М. заперта. Ключ был спрятан в папиной спальне. Это было необходимо, иначе кто-нибудь мог ночью вломиться в наш дом и перерыть комнату М., а мы бы и не знали.

Как же он будет удивлен! Повернет дверную ручку, а дверь не откроется.

Я не заметила света фар, но внезапно услышала – или подумала, что услышала, – рокот мотора за домом. В следующую секунду двигатель заглушили. Затем загремели опускающиеся вниз гаражные ворота. Я понимала, что сильно рискую, и оттого сердце в груди бешено заколотилось.

Я кинулась в коридор, окликнула Элка. Тот внезапно вырос передо мной. Вид у него был встревоженный. Краснота на лице стала гуще, змеиные глазки немного затуманились. Если он был наверху и остался с носом, у него хватило ума не выдать своего разочарования.

Теперь уж папа точно был дома. Сквозь шум в ушах я услышала, пусть и очень тихо, как хлопнула дверца машины в гараже. Я схватила Элка за руку и потащила его к выходу.

– Простите, вы должны уйти.

– Должен?! – рассмеялся Элк, неуклюже вышагивая рядом со мной, словно поднявшийся на задние лапы медведь.

– Папа уже дома…

– Дома?

Элк потешался надо мной, над моим отчаянием, но потом смилостивился, видя беспокойство в моем лице, мою корчащуюся от страха душу, которую я редко обнажаю перед другими людьми. Должно быть, она отливала рдеющим блеском, как некий отвратительный внутренний орган, на который только стоит взглянуть, тотчас же отворачиваешься.

У входной двери Элк схватил мою руку, стиснул до боли, так сильно, что я поморщилась.

– Спасибо, дорогая Джорджина! Позвольте снова навестить вас в скором времени? Я позвоню.

Неожиданно Элк поднес мою руку к губам и поцеловал, обслюнявив костяшки пальцев. Я оторопела.

Чувствуя небывалую легкость в голове, я решительно закрыла за Элком дверь. Папа тем временем уже входил в дом через кухню, брюзгливо крича:

– Лина! Джорджина! Почему в доме не горит свет?

Кавалер.

Зазвонил телефон. Трубку сняла Лина. Я сидела на втором этаже, и она с опаской крикнула:

– Джорджина, это вас!

Нет, я не помчалась к телефону со всех ног. Не понеслась, тяжело отдуваясь, к чертовому телефону, как перевозбудившаяся тринадцатилетняя девчонка. Но я действительно ждала этого звонка.

Его звонка. Чьего именно – незачем уточнять.

Да, Лина позвала меня с опаской, деликатно учитывая перепады моего настроения, а они были непредсказуемы даже для меня самой.

И все же сердце бешено колотилось, казалось, переместилось прямо в мою ладонь, когда я взяла трубку. Ведь каждый раз, когда звонил телефон, могло оказаться, что это звонит он – подобно тому, как каждый бросок кубика мог стать счастливым, а значит, риск был ненапрасным и о нем не стоило сожалеть.

Но на этот раз звонила Дениз.

– Джорджина! – визгливо заверещала она с изумлением в голосе. – До меня дошли удивительные – поразительные – новости о тебе: что у тебя появился кавалер и что он приходил к тебе домой!

– Кто-кто?

– Кавалер.

– Кавалер? Какой еще кавалер?

Я впала в ступор. Ослепительный солнечный свет вкупе с оглушительным шумом, казалось, накрыл меня с головой.

– Поклонник. Мужчина, который ухаживает за женщиной с намерением сделать ей предложение руки и сердца.

В голосе Дениз слышались озадаченность и ирония, будто она разговаривала с несмышленым ребенком.

Я начинала понимать, в чем дело. Меня обдало жаром, словно перед моим ошеломленным взором распахнули дверцу раскаленной печи.

Всего два дня прошло после визита Элка. О котором, я была уверена, не знал никто. Ни одна живая душа.

Отец не знал, Лина не знала. Никто не знал, кроме самого Элка.

Со времени его визита, которому мне пришлось внезапно положить конец, я ни о чем другом думать не могла.

«Можно я еще приду к вам, в ближайшие дни? Я позвоню».

И вот я ждала его звонка. В любое время суток. Приходя с работы, нетерпеливо проверяла автоответчик.

С боязливым трепетом снимала трубку телефона, даже когда телефон не звонил. Как будто там могло быть каким-то образом пропущенное мной сообщение.

– Дениз, кто тебе это сказал? Кто распускает обо мне сплетни?

– Так это правда?

– Я спросила: кто распускает обо мне сплетни?

Меня всегда бесила эта ее манера игнорировать вопросы, на которые она не хотела отвечать. Но еще сильнее взбесило притворное изумление кузины: к Дж. наведался в гости какой-то мужчина – «кавалер»? Такого просто не может быть. Полнейший бред.

– Это художник-педагог из колледжа, кажется, коллега М. А ты-то как с ним познакомилась? Что все это значит, Джорджина?

Выходит, Дениз каким-то образом узнала про Элка. Аврора – городок маленький, где все обо всех знают больше, чем нужно, но я отчего-то думала, что меня это не касается.

Мысль о том, что обо мне судачат, привела меня в ярость. Несомненно, наши родственники, живущие на Кайюга-авеню, заметили возле нашего дома незнакомый автомобиль… Эти любопытные всегда сплетничали о Маргарите, потому что завидовали ей, и обо мне тоже – потому что я… что я?

У Джиджи появился кавалер, он приходил к ней домой!

Я рассмеялась. От смущения – и даже немного от гордости.

– Его зовут Элк, – услышала я свой спокойный голос. – Он не просто преподает в колледже. Он – художник, известный на всю страну, наставник Маргариты. Я с ним не знакомилась. Это он со мной познакомился. Я как-то ходила в мастерскую М., еще в апреле, он тогда представился мне и сказал, что готов оказать нам любую помощь.

Я сказала «нам» не просто так. «Нам» – это значит не только мне и отцу, но и всем Фулмерам.

– Оказывается, они дружили. Вместе работали над художественными проектами, несмотря на антитетичность во взглядах на искусство.

Я представила себе выражение лица Дениз. «Антитетичность во взглядах на искусство». Она понятие не имеет, что это может означать.

– Джорджина! То есть ты хочешь сказать, что пригласила его? Намеренно?