Это не зацепки. Я их отвергаю.

Джиджи, идем! Забудь про то.

Мы покончили со всем этим… с телами…

М. остановилась на вершине склона, дожидаясь меня. Странно, что не видно, как она дышит, ведь из моего рта то и дело вырываются облачка пара, тотчас же растворяющиеся в холодном влажном воздухе.

Незаметно для себя мы ступили на ничейную землю, принадлежащую властям Авроры. Здесь – покореженные деревья, кустарники, мусор. Я потрясена. Этот участок земли близ Драмлин-роуд превратился в общественную свалку. Когда сюда стали сносить мусор? Что за безалаберщина? Это кому же из жителей пришло на ум стаскивать сюда разбитые унитазы, грязные матрасы, сломанные велосипеды, разодранные шины? Мне жаль, что М. приходится это видеть.

Быть может, по этой причине М. ведет меня по другой тропинке, в стороне от мусорной свалки. Эта дорожка вьется между высокими покоробленными дубами и тисами, где снег глубже, куда вряд ли кто-то зайдет.

Легкие на каждый шаг отзываются болью! Хорошо бы сейчас лечь на свежевыпавший снег. Уютно устроиться под отяжелевшими от снега ветвями тиса, размашистыми, как крылья.

Как же мне одиноко! До сей минуты я этого не сознавала.

А М. уверенно идет вперед. Я безумно боюсь потерять ее из виду. Ведь мне ужасно, страшно одиноко.

Так было в моей жизни всегда? Или после исчезновения М.? С тех пор как во мне поселился страх, что М. бросит нас?

На севере штата Нью-Йорк зимние холода стоят долго, и мне всю зиму нездоровится. Давление подскочило, в ушах шумит так, что кажется, будто барабанные перепонки лопаются.

Я не такая, какой меня все считают. Толстокожая, как гиппопотам, хлесткая, как кнут.

Только ты, дорогая сестренка, знаешь, какая я. Прости меня.

О, почему М. идет так быстро, ведь знает, что я едва поспеваю за ней?! Хоть бы подождала меня. Взяла за руку. В детстве она всегда обнимала меня.

Джиджи, глупышка, ну чего ты плачешь?!

Я поскальзываюсь на обледенелом снегу. Если упаду на склоне, подверну ногу. Если упаду совсем уж неудачно, сломаю ребра. И острый конец сломанной реберной кости проткнет мне сердце.

Я буду лежать неподвижно. В небольшом углублении, что вырою для себя в снегу. Колючий ветер будет проноситься мимо, щадя меня. Кости мои скрипят, будто обшивка старого корабля; гнев истлевает в моем сердце, и оно бьется все слабее и слабее.

Медленно восходит солнце, в вышине открывается холодный синий глаз – прямо надо мной.

Сестрица, родная, подожди! Еще чуть-чуть, и я с тобой.

КОНЕЦ