Пока она продолжает трещать, меня от этого касания внутренней дрожью пробивает. Такое оно нежное, ласковое… Такое… Наполненное материнской заботой. Тем, что мне не знакомо, но всё равно отзывается глубоко внутри осторожным теплом. Распирает, греет, заполняет. Едва эмоции сдерживаю.

— Не переживайте. Я в порядке. — выталкиваю шёпотом.

— Оно и видно. Ты весь горишь. А глаза краснючие. Значит так, дома остаётесь одни, поэтому обязательно поешь и заставь Данечку. Она будет отказываться, но постарайся её уговорить. Я сварила лёгкий сырный супчик, сделала пюре и куриные котлетки. Она их любит. Всё на плите стоит. Больше спите, вам надо восстанавливать силы. Пейте много воды и обязательно проветрите комнату, чтобы микробов меньше было. Я сейчас принесу лекарства и чай. Может, что-то перекусишь? — прямо в глаза смотрит, цепляя мою руку. Вторую сворачиваю в кулак и прячу в карман спортивок. — Могу быстренько блинчиков или оладушек сделать. Может, бутерброд?

Сжимаю её пальцы и трясу башкой.

— Ничего не надо, тётя Наташа. Мне и так неловко. — на этих словах градус на скулах поднимается, но я продолжаю упорно выдерживать её взгляд. — Вы и без того впустили меня в свой дом. Готовите. Заботитесь. Я не привык к такому. Сам справлюсь. И о Дианке позабочусь. К тому же не хочу быть для вас обузой.

— Боже, Егор, что за глупости? — вопрошает, повышая голос. Приподнимаясь, сдавливает ладонями мои щёки, отчего за рёбрами ураган поднимается. Чётко в глаза заглядывает, будто свою уверенность впихнуть в меня пытается. — Какой ещё обузой? Ты, считай, для нас член семьи.

Пробиваю вставший в горле ком, на мгновение отведя глаза в сторону.

Блядь, да что же это так сложно? Просто принять это? Позволить ей проявить материнскую заботу? Просто сдаться этому чувству?

Шумно сглатываю и до критической отметки тяну носом воздух. Забиваю лёгкие кислородом и смотрю прямо в её карие глаза. Когда говорю, из самого сердца слова льются. Настолько искренне я разговаривал только с Ди.

— Я очень сильно люблю Диану. И хочу однажды стать частью её семьи. Я не знаю, что это такое, но… То тепло, которое есть у вас… С отцом у меня очень сложные и напряжённые отношения. Маму почти не помню, но… — блядь, тяжело то как говорить, но я заставляю себя сказать то, что горит в груди. — Надеюсь, что однажды смогу смело заявить, что и у меня есть семья. Есть настоящие мама и папа.

Сука, как же сопливо это звучит. Кажись, мозги совсем расплавились и поплыли.

Женщина прикладывает пальцы к увлажнившимся глазам и осторожно ловит капли. С коротким смешком стукает меня ладонью по плечу.

— Вот что ты наделал, негодник? — смеётся сквозь слёзы. — У меня сейчас макияж поплывёт. Мы с Витей будем рады такому сыну.

Подаваясь вперёд, обнимает меня за лопатки. Несмело оборачиваю руками её плечи, ощущая, как внутри что-то трещит и лопается. Заливает и затапливает любовью не только к Дикарке, но и к её маме. Кажется, женщины семейства Диких имеют на меня какое-то странное воздействие.

— Решил у меня всех женщин увести? — доносится весёлый голос Виктора.

Роняю руки вдоль тела, встречаясь с ним глазами, а он улыбается. Мама Ди перестаёт меня тискать и подходит к мужу.

— Витя, не издевайся. Я и так парня засмущала. Смотри, весь как рак красный.

От её замечания цвет моего бордового лица ещё ярче и насыщеннее становится. Только силой воли заставляю себя стоять на месте и удерживать зрительный контакт. Папа Дикарки в это время бросает взгляд мне за спину, на дверь её спальни, а потом чётко в глаза смотрит, давая знать, что понял, что я провёл ночь в Дианкиной постели.

Бля-ядь…

— Сделаешь ей ребёнка — женишься. — вроде и строго заявляет, но улыбка в голосе просачивается.

— Я и без ребёнка на ней женюсь. — заявляю стабильно и уверенно. Позволяю себе растянуть губы шире. — Без вариантов.

— Хорошо. — кивает он. Шагая ко мне, вытягивает руку, которую я уверенно пожимаю. — Может, это и преждевременно, но добро пожаловать в нашу семью, Егор. — придвигаясь к самому уху, предупреждает. — Я тебе единственную дочь доверяю. Не вздумай её обидеть.

Еле сдерживаюсь, чтобы глаза не закатить. Нахрена Дикарке столько защитников? Она и сама отлично справляется.

— Не переживайте об этом. — толкаю с внешним спокойствием.

Он кивает и поторапливает жену:

— Наташа, я на работу опоздаю. Ты готова?

— Да, готова. Сейчас только макияж поправлю. И принесу лекарства и травяной сбор. — смотрит на меня. — Обязательно выпей, а потом спать. — только собираюсь возразить, как она меня строгим материнским взглядом прибивает к месту. — И не спорь со мной. Я обо всех своих детях забочусь.

Исчезает на лестнице, а я так и замираю, разведя руки в стороны. Виктор повторяет моё действие и вздыхает.

— Женщины.

Переглянувшись, начинаем смеяться. Так просто и открыто. Мне на душе так легко становится, как в жизни с отцом не было. А ведь они видели меня всего-то несколько раз, а уже приняли.

Все мои слова, сказанные маме Ди, не были пустыми. Я реально хочу стать частью этого Дикого семейства. Даже несмотря на то, что все братья всё ещё косо на меня поглядывают, уверен, что рано или поздно они смирятся полностью. А её предки вообще мировые.

Пока пью чай, мечусь от одной мысли к другой. Столько всего и в голове, и в груди, и в сердце наматывается, что дышать сложно.

Говорят, что начинаешь ценить, только когда теряешь. Это не так. Ценить можно и то, чего у тебя никогда не было, а тут внезапно появилось.

Сидя на краю кровати, нащупываю вспотевшую ладошку Дианы и сплетаю наши пальцы. Она давит чуть сильнее и трепещет ресницами.

— Привет. — улыбается сонно и робко.

А меня всё больше топит. Нежность топит. Любовь. Желание всю жизнь вот так вот рядом.

— Отдыхай, малышка. Ещё рано. Тебе надо выспаться.

— Тебе тоже. — хрипит, закашливаясь.

Отставляю кружку на табурет и отодвигаю от постели. Даю Дикарке таблетки и воду. Опускаюсь рядом с ней, закутывая нас обоих в одеяло. Прижимаюсь сухими растрескавшимися губами к горячему влажному лбу. Убираю с лица волосы. Зарываюсь пальцами в пряди, поглаживая затылок. Девушка откидывает голову назад и смотрит на меня туманным взглядом.

— Всё хорошо?

— Почему ты спрашиваешь?

— Ты хмуришься. — проводит пальцами по пролёгшей на лбу складке. — Почему?

Прибиваю её ближе к себе. Носом втягиваю запах её волос.

— Просто задумался.

— О чём?

— О том, что счастливее меня нет человека на свете, Диана.

— Я делаю тебя счастливым? — выталкивает с усмешкой.

— Да, любимая девочка. Только ты.

Когда прошлое и будущее становится неразделимым, остаётся только смириться и принять

Всю неделю остаюсь в доме Диких. Большую часть времени, естественно, проводим с Дикаркой в спальне. И занимаемся совсем не тем, чем хотелось бы. Размазываем по подушкам сопли. Меня отпускает только к концу будничной недели, но Ди разболелась не на шутку. Забив на то, что самой хреново, всё равно каждый день таскается к пёселю. Выпускает его побегать по двору и разговаривает с ним. Мне остаётся только волочить ноги следом за ней и опираться на стену, чтобы не ёбнуться под тушей псины, которая вечно на меня прыгает и облизывает. Дианка каждый раз хрипло хохочет и кашляет, но потом всё равно смеётся.

С вечера вторника в её спальне поселяется ещё один житель, который, в отличии от Ареса, не разделяет восторгов от моего присутствия.

Котяра вечно норовит меня тяпнуть хоть когтями, хоть зубами. Шипит по поводу и без него. Старается улечься между нами. Спиной к Ди, выпущенными когтями мне в грудь. Диана вечно ругает его и отправляет спать в ноги, но стоит ей самой отключиться, как это мохнатое недоразумение возвращается и со злобным рычанием требует освободить ему место.

Хер тебе, морда.

Мои попытки сбросить его с постели или выставить за дверь заканчиваются исцарапанными руками. Спустя два дня, когда на руках уже живого места не осталось, а Ди заметила исцарапанную чудищем спину, сама перестала его впускать, но стоит только открыть дверь, как он бежит к ней ластиться. Пока мурчит и трётся об неё, меня взглядом на мясные куски разделывает. И, сука, уверен, сжирает без удовольствия.