Так втроём и сосуществуем. Старшие Дикие реально ко мне как к сыну относиться стали. Тётя Наташа каждое утро и вечер заглядывает в спальню и спрашивает, как мы себя чувствуем, ничего ли нам не надо. И так раз десять.

Когда мне становится немного легче, вечером спускаюсь вниз. Братья реагируют на моё появление спокойно. Играем с Виктором в шахматы, но мозги всё ещё набекрень, поэтому я проигрываю. Впрочем, начинаем новую партию, только чтобы спокойно поговорить. Рассказываю кое-что о своей семье. О матери, об отце, о брате. Признаюсь, почему у нас такие отвратительные отношения. И почему Артём ушёл.

Внешне Виктор не меняется, но голос звенит, когда выбивает:

— Как таких земля носит? Никогда на сыновей руку не поднимал. Только в детстве и за дело мог по заднице дать и подзатыльник отпустить, но чтобы вот так. Я могу сказать, что мне жаль, но легче тебе от этого не станет. Поэтому скажу, что ты всегда может прийти к нам. Считай это своим домом. А нас всех семьёй. — потирает пальцами подбородок, а потом взгляд в глаза бросает. — У меня одноклассник майор уголовного розыска. Могу попросить его помочь с поисками брата.

— Спасибо.

Это было всё, что тогда на эмоциях вытолкнуть смог. На следующий день, правда, нормально поблагодарил и за слова о семье и доме, и за предложенную помощь. Он только отмахнулся и заявил, что родня должна держаться вместе и помогать друг другу. И да, меня опять размазало.

Я за всю жизнь столько заботы не получал, сколько за эту неделю. Понимаю, что хотел бы остаться с ними навсегда, но идея так себе. Нам с Дианкой ещё свою семью строить.

Несмотря на то, что утром в субботу я ощущаю себя полностью здоровым, решаю остаться, чтобы быть рядом с Дикаркой. В какой-то момент она вспоминает девушку, которую мы подобрали по дороге из Питера.

Я, блядь, о ней не то чтобы совсем забыл, но проведать и не думал. Пару раз звонил отцу, только чтобы узнать, что всё без изменений. Она в коме. К вечеру решаю поехать к ней. Диана не только не против, но и настаивает, чтобы я её навестил. Будто это что-то изменит. Жалеет только, что сама не в состоянии отправиться со мной. Успокаиваю её нежными поцелуями. Уговариваю поесть и выпить чай. Когда опять засыпает, одеваюсь и выхожу из дома.

Бэху Макс по моей просьбе забрал из химчистки ещё в среду. Впервые за эту неделю затягиваюсь никотином, но понимаю вдруг, что не вставляет. Тушу едва подкуренную сигарету. Болезнь или Диана тому причиной, но курить не тянуло, а сейчас до тошноты.

Сам не понимаю, почему меня как магнитом тянет к той девахе. Знаю только, что эта какая-то ненормальная тяга.

Пока поднимаюсь на третий этаж, Дианка уже звонит. Трубку поднимаю сразу и улыбаюсь, качнув головой.

— Ты чего проснулась?

— Не спится без тебя. — хрипит тихо.

Шире растягиваю лыбу. Наша наркотическая зависимость друг от друга становится непреодолимой. Я уже и сам не уверен, что смогу проводить ночи в одиночестве. Как только Ди полностью выздоровеет, сразу объявим её семейству, что она переезжает ко мне.

— Я скоро приеду, Котёнок.

— Как она?

— Я только в палату вхожу.

Как раз в этот момент смотрю на бледную блондинку, обмотанную проводами. Блеск кольца и яркость зелёного камня перетягивают на себя внимание. Чёрт пойми, отчего в груди стягивается болезненный узел. Заглядываю в больничный лист, смотрю на монитор, озвучивая Дикарке диагноз доступным человеческим языком, без сложных медицинских терминов. Нет, она не тупая, но не хочу сейчас её грузить. Заверяю, что скоро вернусь и прошу поесть. Она, естественно, капризничает. За эту неделю я понял, как ей было сложно и как она переживала, когда я вёл себя так же.

— Всё, малышка, я хочу внимательно изучить больничный лист. Буду через несколько часов. Надо ещё домой заскочить и взять кое-какие тетради и ноут. В понедельник вернусь в универ.

Сбрасываю звонок и беру в руки тонкую папку, бегая глазами от строчки к строчке. Опираюсь спиной на стену. Полностью погружаюсь в чтение, не сразу различив тихие шуршащие звуки, доносящиеся с другой стороны палаты. Отрываю глаза от бумаги и встречаюсь с перепуганными, затуманенными, неосмысленными зелёными.

Сердце сбивается с ритма, как только до меня доходит, что она очнулась. Неуверенно шагаю к ней, замирая у постели. Деваха смотрит испуганно. Суматошно бегает по мне взглядом.

— Тёма?

Скорее вижу, как её почти белые губы выталкивают это имя, а не слышу его. В ушах так кровяка хлещет, что я даже громоподобный грохот мотора не слышу. Пульс превышает дозволенную отметку.

Мне показалось. Мне точно это причудилось. Этого не может быть. Почему именно это имя? Не может же быть, что…

— Артём. — шелестит громче, но с большим сомнением.

Невозможно, чтобы она знала моего брата. Не бывает, сука, таких совпадений. У нас с братом слишком выделяющаяся внешность, чтобы можно было ошибиться. Но она только что в себя пришла. Мало того, что неделю в коме провалялась, так ещё и неизвестно, что ей до этого пришлось пережить. Скорее всего, головой двинулась. Просто бред. Уверен, что она просто привязала имя дорого человека к моей внешности, потому что я был последним, кого она видела, прежде чем отключилась, и первым, когда очухалась.

Понимаю, что жму кулаки, только когда пальцы болезненно хрустят.

— Артём? Артём Северов? Ты о нём говоришь? — раздаётся мой собственный голос.

Слова, произнесённые в бредовом состоянии. Я не соображаю, что сам несу. Мне просто хочется в это верить. Верить, что чудеса случаются.

— Почему ты так говоришь, Тём? — шуршит девчонка, всё больше теряясь.

И я, сука, тоже. Она не похожа на сумасшедшую. Напуганная, потерянная, запутавшаяся, но не умалишённая.

Из её глаз стекают прозрачные капли. Она дрожит. Нет, трясётся, как в припадке эпилепсии. Старается сжать в пальцах одеяло, но они явно не слушаются её.

А я должен знать. Должен убедиться.

Ноги прирастают к полу. Руки не шевелятся. Только губы судорожно выталкивают слова.

— Я не Артём. Меня зовут Егор. А тебя? Ты знаешь Артёма? — она ошарашено лупает глазищами, но упорно молчит. Секунды тянутся. Кажутся вечностью. Тишину разрывает только наше корявое дыхание и её тихие всхлипы. Я всё жду, что она ответит. Что скажет: да, я знаю его, но ничего не меняется. Она ползёт к другому краю постели, словно я резко обратился в монстра. Закрывает руками уши. Мой голос срывается на крик. — Да не молчи ты, блядь! — она трясёт головой, будто старается избавиться от страшного видения, прогнать морок. Срываюсь к ней, опираясь коленями в матрас, и дёргаю её руки в стороны. — Эй, посмотри на меня. — никакой реакции. — Смотри! — плескаю эмоциями. Кажется, что сердце сейчас разорвётся на миллионы ошмётков. Девчонка начинает трястись ещё больше. Понимаю, что пугаю её, поэтому судорожно перевожу дыхание, приказывая себе держать себя в руках. — Я — Егор Северов. Артём — мой брат. Если ты знаешь его, то скажи мне. Как его найти? Где он? Как с ним связаться?

Она с неожиданной силой выдирается из моего захвата и начинает визжать. Орёт, бьётся в моих руках, когда стараюсь успокоить. Чем сильнее я пытаюсь вернуть её в реальность, тем отчаяннее она старается из неё выпасть. Мне приходится вызвать подмогу. Ей вкалывают успокоительное.

Замерев каменным изваянием в самом тёмном углу, наблюдаю, как она медленно успокаивается, а глаза наполняются наркотическим спокойствием. Не знаю, сколько времени тупо пялюсь на неё. Она отрубается, а всё так же зависаю без движения. Даже, сука, не уверен, что дышу. Сердечная мышца трещит со сбоями. Чаще замирает, чем делает удары.

Пока она кричала, то всё время звала Артёма. Есть ли шанс, что это кольцо ей на палец надел мой брат? Почему она не звала родителей? В такие моменты хочешь видеть самых близких. Какова возможность, что я спас девушку брата?

Эти мысли вызывают у меня приступ неадекватного смеха. Я ржу до боли в рёбрах. До скрипа в лёгких. Хохочу, пока голос не садится до хрипа.