— Сказать им? — спрашивает глазами.

— Только без имён. — отбиваю мысленно.

Уточнения не требуются.

— И вы все его тоже знаете. Он неплохой парень. Но самое главное — он никогда не обидит Даню.

— И ты молчал? — подбегает Макс.

— Кто он? — сечёт Никита.

— И мы с ним тоже знакомы? — округляет глаза мама.

— Иди, Дань. — игнорируя остальных, обращается ко мне. Подходит и обнимает за плечи. — Я скажу только то, что им стоит сейчас услышать. — сипит в ухо. — Беги, Форест, беги. Я прикрою.

— Спасибо. — целую брата в щёку.

— Я тебя не отпускал, Диана. — отрезает папа.

Я никогда не напоминала ни ему, ни маме о событиях тринадцатилетней давности. Пусть и винила их, но никогда не упрекала. Но сейчас я должна поехать к любимому человеку любой ценой.

— Останови меня, пап. Останови так же, как маму в ту ночь. — мама охает, закрывая рот ладонью. Отец даже моргать перестаёт, но меня уже понесло. Братья непонимающе смотрят то на меня, то на родителей. — Я всё равно уеду, нравится тебе это или нет, потому что я должна сейчас быть с ним.

— Что это значит? — прохладно интересуется Андрюха.

— Диана, как ты так можешь? — едва не плачет мама.

Зажмуриваюсь и выдыхаю:

— Просто дайте мне уехать.

— Только если скажешь, куда едешь. — упирается отец.

Перевожу взгляд на близнецов и понимаю, что нельзя сейчас ничего говорить. Они сразу сорвутся к Егору, и никакие мои слова не смогут их убедить.

Божечки… Ну почему я не могу заставить себя просто признаться? Рассказать всё как есть. Стоит только назвать имя, и я прыгну на мот и поеду к нему. Позвоню, чтобы предупредить. Этого всё равно не избежать. Но в таком состоянии Северов просто не сможет защищаться.

Зло стираю выступившие на ресницах слёзы и смотрю чётко в глаза отцу.

— Спасибо за доверие, папа. — выталкиваю едко.

Забив на гул семейства, разворачиваюсь и плетусь в сторону кухни.

— Ты куда собралась, Диана? — снова окликает отец.

— Воды попить. Или этого мне тоже сделать нельзя?

Вместо кухни захожу в гостевую ванную и умываюсь ледяной водой. Сердце долбится, оставляя на рёбрах паутинки трещин. Слёзы катятся по щекам, и я даже не делаю попыток их сдержать. Дышу урывками, раздувая крылья носа. Кто-то стучит в дверь, но я не реагирую. Даже когда к маминому голосу добавляется Андрей.

— Данечка, открой. Давай поговорим спокойно.

— Оставьте меня в покое! — кричу со всхлипами, которые вырываются из груди вместе со словами.

Они этого, конечно же, не делают. Спустя почти час уговоров всё же вынуждаю себя успокоиться и выйти из ванной.

— Ну, наконец-то. — восклицает мама, предпринимая попытку меня обнять, но я сбрасываю её руки.

— Не трогай меня сейчас, мама.

Игнорирую всех, шагая к лестнице.

— Диана! — рявкает отец. — Хватит вести себя, как ребёнок.

— Хватит относиться ко мне, как к ребёнку!

— Дань, хватит уже. — устало просит Андрей.

— Да оставьте меня в покое! Я никого не хочу видеть! — ору, не оборачиваясь.

— Даже меня?

Этот голос срывает меня со ступенек и вынуждает обернуться и замереть.

— Егор? — выталкиваю беззвучно.

Его фигура виднеется в дверном проёме. Тимоха стоит чуть позади, улыбаясь. У всех остальных глаза вываливаются из орбит. Даже НикМак ни звука не воспроизводят.

— Просил же подождать. — с ухмылкой выталкивает Гора и раскрывает объятия.

С разбегу бросаюсь к нему. От силы и скорости, с которой я влетаю в его тело, парень отшатывается на пару шагов назад. Обнимая за торс, утыкаюсь носом в грудную клетку. Он коротко прикасается губами к макушке.

— Зачем ты приехал, Егор? — шепчу, тратя все силы, что не заплакать и не умереть от страха.

— Потому что люблю тебя. — гладит ладонями спину и голову, а потом смотрит на близнецов. — Соррян, друзья, но я люблю вашу сестру. — перебрасывает взгляд сначала на маму, а потом задерживает на папе. — Я люблю вашу дочь.

Если меня спросят, как быстро я поеду, если буду нужен ЕЙ, я не отвечу, потому что буду жать газ в пол.

После шести часов сна понимаю, что меня не отпускает, а только сильнее накрывает. Температура от колёс пусть и падает, но не сбивается полностью. Кашель раздирает глотку. Сопли льются ручьём. Башка трещит так, словно у меня провода под высоким напряжением в мозгу коротят. Суставы выкручивает, а всё тело ломит.

Давно я, вашу налево, такой хернёй не страдал. И главное, блядь, именно сейчас. Когда я должен быть с Дикаркой. Рассказать её семье правду, собрать её вещи и увезти к себе.

Вынуждаю себя проглотить бутер и выпить чай, пусть в глотку нихера не лезет. Только обещание, данное Диане, и заставляет давиться едой.

Набираю её номер и всеми оставшимися силами пытаюсь уговорить не приезжать. Зная её, она уже "на чемоданах сидит". Ей похрену, что я могу её заразить. Что сейчас я буду тупо валяться овощем, чтобы скорее очухаться.

Если совсем без пиздежа, то я бы хотел, чтобы она приехала. Чтобы просто была рядом. Ощущать её тепло и вдыхать пикантный аромат её волос и тела, но всё равно прошу этого не делать.

— Дианка, я не хочу, чтобы ты видела меня в таком разобранном состоянии. И так ощущаю себя соплёй, когда ты замечаешь мои слабости. Не стоит тебе смотреть, как я сморкаюсь. — выталкиваю последний аргумент.

На самом деле мне похуй, что она знает и видит мои слабости. Моя Аномальная принимает меня со всеми недостатками.

Когда говорю о переезде, где-то глубоко в душе надеюсь, что она прямо сейчас соберёт шмот и приедет. Видимо, мозги у меня всё же подгорели.

Как только прощаемся, закидываюсь новой порцией таблеток и врубаю какую-то сопливо-розовую дичь на телеке в надежде, что мои глаза и мозги этого не выдержат и отключатся.

Спустя недолгий промежуток времени звонит мобила. Не мелодия звонка, а, блядь, адская трель. Мастерское измывательство над моими воспалёнными извилинами.

Только скользнувшая мысль, что звонит Дикарка, чтобы оповестить меня, что уже на полпути ко мне, и вынуждает взять трубку. Да, блядь, я как пиздюк хочу, чтобы она приехала и пожалела.

Сука, ненавижу болеть. Откуда эта не только физическая, но и душевная слабость? Много лет сам справлялся, но, видимо, пока сознание тухнет, контроль перехватывает заражённое любовью сердце. Оно одуревшим стуком требует, чтобы я попросил её быть рядом.

Сдаться ему? Или послать на хрен и всё же подумать о том, что вместе сопли по подушкам размазывать совсем не в кайф?

Вот только когда отвечаю на звонок, оказывается, что это не Диана. Или я всё же поделился с ней бациллами, поэтому её голос сел до самых низов.

— Гора, тут писец. — раздаётся знакомый голос.

Но я, сука, не соображаю, чей именно.

— Где тут и кто ты? — хриплю и тут же закашливаюсь.

— Тимоха. А писец у нас.

Так резко подскакиваю на постели, что в глазах лопаются капилляры, а башка идёт круговыми движениями вокруг своей оси. Сдерживая стон, скриплю зубами. Опускаю веки и шиплю:

— Что случилось?

Мотор глохнет, но кровь всё равно долбит в виски.

— Даня собралась к тебе, но папа её не отпускает. Андрей сказал, что все знают того, с кем она мутит. Короче, слушай сам, только молчи.

Судя по всему, ставит на громкую связь, и я тут же слышу крик Дикарки, от которого вместе с липким потом и болезненными мурашками ползёт озноб.

— Останови меня, пап. Останови так же, как маму в ту ночь. Я всё равно уеду, нравится тебе это или нет, потому что я должна сейчас быть с ним.

— Блядь, Диана, что же творишь? Могла потерпеть немного. — выталкиваю воздух, но без слов.

Чтобы не выдавать себя, сбрасываю вызов и тут же пишу.

Гора: Я еду.

Забив уже не на вертолёты, а на космические сверхзвуковые корабли, вызываю такси и натягиваю джинсы, носки и чёрный свитшот. На нём хоть не так кровяку видно будет.