— Наш послесвадебный праздничный обед.

Ее рот открывается, а глаза поднимаются к моим.

— Ты это спланировал?

— Я знаю, что это не настоящий день свадьбы, но хотел сделать что-то… особенное, — я пожимаю плечами, внезапно чувствуя себя глупо из-за того, что считал это хорошей идеей. — Это глупо, но…

— Перестань, — она бросается к одеялу и вытаскивает из корзины бутылку шампанского. — Мы притворяемся, верно? Так почему бы не притвориться, что мы новобрачные, у которых пикник под Эйфелевой башней в Париже?

Я смеюсь, опускаясь на одеяло рядом с ней.

— Ладно, подыграю. Я буду Энтони Спинелли, основателем и генеральным директором технологической компании стоимостью в миллиард долларов.

Ее глаза загораются.

— Тогда я — Реджина Спинелли, всемирно известный дизайнер одежды.

Я открываю пробку и наливаю нам по бокалу шампанского.

— За мою прекрасную жену. Спасибо тебе за то, что вышла за меня замуж и сделала самым счастливым человеком на свете.

Она хихикает, чокаясь бокалом с моим.

— И за моего красивого мужа, спасибо тебе за то, что взял меня в медовый месяц моей мечты на Лазурном берегу.

— Все для тебя, лапуля.

Она запрокидывает голову назад и смеется, а мое сердце замирает от этого зрелища. Ария будет ухмыляться или время от времени улыбаться мне. Но звук ее смеха — это то, что я не принимаю как должное.

И после того странного утра, так хорошо побыть немного глупыми и расслабиться.

После того, как мы съедаем приготовленные бутерброды, я протягиваю ей салфетку.

— Ну, каково это — быть замужней женщиной?

Ария протягивает левую руку перед собой, глядя на сверкающий бриллиант на пальце — теперь он сочетается с тонким обручальным кольцом матери.

— Знаешь, дорогой, все говорят, что не чувствуют себя по-другому, когда вступают в брак, но я не знаю. Я чувствую себя по-другому. Как будто стала более зрелой. Более элегантной.

Я сдерживаю смех, изо всех сил стараясь подыграть этому нелепому фарсу.

— Ты очень элегантна, моя сладкая булочка.

Я целую ее в тыльную сторону ладони, прежде чем откусить бутерброд.

— Я так рада, что ты смог вырваться из офиса, дорогой, — она надувает губы. — Ненавижу, когда ты работаешь так долго.

Я поднимаю большой палец к ее пухлой нижней губе.

— Прости, сладкая. Я бы очень хотел быть дома с тобой.

Она кусает мой большой палец, глядя своими соблазнительными темными глазами.

— Я так одинока в этом большом доме.

Мой взгляд падает на ее рот, и я не могу заставить себя убрать руку.

— Мне стоит приложить больше усилий, чтобы проводить с тобой время.

— Стоит, — ее язык выскальзывает и касается кончика моего большого пальца. — Я бы заставила это стоить твоего времени.

— Не сомневаюсь, — мой член пульсирует в штанах, когда воспоминание о Греции снова вспыхивает в сознании. — Одна ночь любви с тобой стоит всех чертовых денег в мире.

Она обхватывает губами мой большой палец, и я проталкиваю его глубже в ее рот.

— С каждым днем, что провожу с тобой, мне все труднее сопротивляться, — шепчу я, позволяя правде вырваться наружу.

Она вытаскивает палец изо рта и притягивает меня ближе, обхватив руками затылок.

— Ты не должен сопротивляться своей жене.

Не должен.

Я не хочу этого делать.

Весь этот фальшивый антураж имеет реальные последствия, но я не могу заставить себя заботиться об этом, когда она так смотрит на меня, надев кольцо на свой палец, после того, как взяла мою фамилию.

И после того, как увидел ее раскинувшейся на кровати в Греции, отмеченной моей спермой, я, кажется, потерял весь самоконтроль.

Неожиданно я беру ее на руки и уношу от пледа для пикника. Здесь мы слишком открыты для посторонних глаз, и любой прохожий может застать нас врасплох. Поэтому подхожу к своему мотоциклу, припаркованному и спрятанному за участком деревьев, и боком усаживаю ее на сиденье лицом ко мне.

Я наклоняюсь и крепко целую ее, язык врывается внутрь в поисках ее языка. Она цепляется за меня, покачиваясь назад на сиденье, пока я опустошаю ее рот, облизывая, посасывая и покусывая, как человек, умирающий от голода.

Я голодаю по этой женщине.

Я голодаю по ней с того момента, как мы встретились.

Я опускаюсь на колени перед ней и скольжу руками вверх по обнаженным бедрам, под платье и зацепляя большими пальцами края ее трусиков, прежде чем стащить их вниз.

Она откидывается на сиденье мотоцикла, широко расставляя ноги.

— Черт побери, — бормочу я, глядя на нее снизу вверх, пока она с предвкушением смотрит на меня. — Я никогда не выброшу этот образ из головы.

Она задирает подбородок.

— Хорошо.

Хорошо.

Потому что она хочет быть моей так же сильно, как я хочу ее, признает это или нет.

Я провожу большим пальцем по киске, медленно кружа по клитору.

— Такая влажная для своего мужа.

Ее бедра покачиваются навстречу моему нежному прикосновению, когда Ария издает прерывистый стон.

— Пожалуйста, Алекс.

— Я здесь, детка. Я позабочусь о тебе, — я хватаю ее за бедра, дразня клитор нежными движениями. — Ты дала попробовать себя в Греции, и я не мог перестать думать о большем.

Она издает громкий стон, хватаясь одной рукой за мою голову, а другой подпирая себя на сиденье, когда двигает бедрами навстречу мне, прижимая именно туда, куда хочется.

Она хочет большего, и я намерен дать это.

— Подожди, детка, — я перекидываю ее ноги через плечи и прячу лицо между бедрами, пируя на ней, как на последней трапезе.

— Черт подери, Алекс.

Собственное имя меня и подводит. Не Крум Кейк. Не Большой Парень. Для нее я не просто знаменитый профессиональный спортсмен. Долгое время я состоял из хоккея и отцовства. Посвятил свою жизнь этим двум вещам, и хотя не променял бы их на весь мир, я хочу быть чем-то большим. Я больше, чем это.

Я хочу, чтобы кто-то любил все, что я собой представляю. Не только капитана команды, не только папу. Я хочу, чтобы кто-то увидел мое сердце и душу. Всего меня.

И хочу, чтобы этим кем-то была она.

Я просовываю палец внутрь нее, подстраиваясь под ритм языка.

Ария смотрит на меня сверху вниз, пальцы сжимают мои волосы, когда она трется о лицо.

— Прямо там, Алекс, — шепчет она. — Вот так. Стой передо мной на коленях, как хороший мальчик.

Я купаюсь в ее похвалах, громко постанывая. Я сгибаю второй палец, и тогда она разваливается на части, ноги трясутся, когда Ария выкрикивает мое имя.

Я медленно провожу языком по ее лону, когда она приходит в себя, слизывая каждую последнюю восхитительную каплю. Затем прижимаюсь нежными поцелуями к внутренней стороне бедер и каждой ноге, надевая трусики.

Она шатается, когда встает, цепляясь за меня, пока не удерживается.

На лице появляется удовлетворенная улыбка, когда Ария тянется, чтобы поцеловать меня.

— Это было… невероятно.

И я не смогу удержаться от того, чтобы не отведать ее снова. Я пристрастился.

— Я знаю, что мы должны сохранить установленные границы, но каждый раз, когда нахожусь рядом с тобой, все, чего я хочу, — это разрушить все эти чертовы границы, — признаюсь я.

— Разве это так плохо? Позволить наслаждаться друг другом, пока мы притворяемся?

Притворяемся.

Я ненавижу это слово.

— Это не притворство, — я беру ее лицо в руки и смотрю Арии в глаза. — То, что мы только что сделали? То, что случилось в Греции? Для меня это не притворство.

— Я знаю. Я… не следовало так говорить. Для меня это тоже не притворство. То, как я тебя хочу, очень реально.

Но то ли это самое?

Может быть, это потому, что мы только что поженились. Может быть, потому, что носим кольца моих родителей, а их жизни оборвались слишком рано, поэтому кажется, что я должен жить своей жизнью на полную катушку. Может быть, иметь ее на какое-то время лучше, чем не иметь вообще.