— Он в другой четверке будет, — успокоил его Алекс и обратился ко мне: — Извини, что недооценили. Пойдешь с Андрюхой? У них в группе четвертого не хватает.
И опять дилемма. Мне-юному хотелось поприключаться, я-взрослый был категорически против. Ладно, чтобы не нарушать законы равновесия, пусть в этот раз победит опыт.
— Я бы с радостью. Но деда из больницы забрал, а он не ходит, в гипсе. Домой надо, и так еле вырвался.
— Ну бывай! — улыбнулся Алекс.
— Рад был познакомиться, — сказал Андрей.
— Не забуду, не прощу! — Радостно сообщил Лёха и указал на меня пальцем. — Бойся!
— Уговорил, боюсь. Ты будешь являться мне в кошмарах.
— Двойной удар! — Лёха изобразил немыслимый кульбит и сел на шпагат. — Жан-Клод Ван Дамм!
Я убежал домой. Уже стемнело, и в разорванной рубашке было холодно. Она пропиталась кровью и липла к спине.
Дома дед смотрел телек в той же позе, как будто и не двигался все это время.
— Ну, че там? — спросил я, заглядывая в спальню.
— Да не пойми что! — всплеснул руками дед и указал на телек. — Переключи каналы, это московский, а ты «Первый» найди!
Я нашел. Канал рябил помехами и не работал, так же, как «Четвертый». Представь. Идет футбол и вдруг прерывается, и ведущий говорит… В общем, наши «Останкино» взяли!
В той реальности точно была попытка взятия «Останкино», с нее началась бойня. А здесь, что, все пойдет по-другому?
Новостей не было, и ответа я не получил. По московскому каналу шла передача «Русский дом», которую вел Крутов.
Дед был уверен, что дело за малым, и справедливость восторжествует. Мне же стоило закрыть глаза, и воображение рисовало бегущих в панике людей, ужас в распахнутых зрачках, разинутые рты. Кто-то упал, и толпа побежала по его телу. Грохотали выстрелы. Доносились крики боли, хлесткие команды военных. Новости приходили с замедлением, никто не знал, что там сейчас.
А пока их нет, я подбодрил деда и позвонил бабушке спросить про Каналью.
Мой вопрос она будто бы не услышала, затараторила про восстание в Москве, трещала минут пять, перемежая «как же ты там, как домой-то» с «вот теперь заживем». Улучив момент, когда она набиралась сил перед очередной словесной атакой, я крикнул в трубку:
— Каналья как? Не запил? Ходила ты к нему?
— Десять минут как пришла. Дома нет. Свет выключен. Еще схожу.
— Завтра отправлю товар друзьям. Сможешь забрать?
— Ты там в центр не…
— Сможешь забрать послезавтра? — проорал я и получил утвердительный ответ, бабушка что-то собралась сказать, но я ее перебил: — Дед дома! Дать его? Он больше в курсе событий, чем я. — Прикрыв трубку рукой, я прокричал: — Деда! С тобой бабушка хочет поговорить.
Он подорвался и на одной ноге прискакал к тумбе с телефоном, я принес из кухни табурет, и дед дорвался до ушей единомышленницы. Какой поднялся ор! Они фонтанировали эмоциями, материли Ельцина, строили планы, делились опасениями.
Пока они общались, я скользнул в ванную, стянул рубаху — ее будто кошки когтями исполосовали. Блин, и спину тоже! Кровь уже запеклась, можно принимать душ. Освежившись, в тумбочке нашел перекись, полил царапины, зашипел. Надеюсь, дед не обидится, если я накину его темно-синий халат.
Было без десяти восемь, я понимал, что новости будут ровно в двадцать ноль-ноль, но все равно щелкал каналы — ну а вдруг идет экстренная трансляция…
Ага, есть!
Никаких кадров с места событий. Ведущий буднично рассказал, что бандитами была совершена попытка захвата «Останкино», и президент ввел режим чрезвычайного положения. По имеющимся сведениям, атаку красно-коричневых удалось отбить. Они наконец раскрылись, открыв огонь по милиции и военным, охраняющим «Останкино», и теперь к путчистам применят самые жестокие меры.
Звук я не убавлял, и дед притих, слушая новости. Прервав связь, он прискакал к телевизору.
— Вот с-суки, — прохрипел он, разом поникнув, сделавшись маленьким и жалким. — Они же врут, правда? Как раньше врали, так и сейчас врут.
«Только бы Ельцин не вывел и не вооружил своих сторонников, — подумал я. — Тогда жертв будет гораздо больше».
— Эти врут в пользу Ельцина. Пойдем радио слушать, — предложил я.
— Ну врут же?
До чего же больно видеть человека, наблюдающего, как умирает его надежда и рушится мир!
— Не знаю, — соврал я.
Дед прискакал на кухню, я включил громкость, и мы узнали, что демократы отбили «Останкино», есть убитые и раненые, в том числе среди военных и милиционеров. Судя по тому, как изменилась риторика ведущего, я сделал вывод, что дела у протестующих плохи.
— А как же военные? — бесцветным голосом говорил дед. — Военные же переходили на нашу сторону целыми подразделениями!
Не хотел бы я оказаться на месте командира, принявшего такое решение. Наверняка не один офицер, сделавший ставку не на тех, пустит себе пулю в рот. Эти люди честны с собой и умрут с честью. Хотя что с ней делать трупу?
Я сел за стол рядом с дедом и точно так же сжал голову руками. Ни слова о жертвах среди гражданских. На экране — действительно бандиты, бомжи и уголовники. Их не жалко.
Правда, конечно, всплывет. Кривая неудобная правда о неудавшейся битве конституционности с амбициями новаторов. Подумать только, миллионы людей сейчас пожимают плечами и расходятся по кухням, а в центре Москвы грохочут взрывы, ездят танки, льется кровь.
Настораживает, что в новостях продолжают нагнетать. Рассказывать, что красно-коричневые попрали демократию. Как будто специально раскачивают несогласных с другой стороны.
Два друга, сжав кулаки, встали напротив, готовые рвать глотку оппоненту. Олег и Егор. И у каждого своя правда.
Через час стало ясно, что «Останкино» захватить не удалось.
В полдесятого по радио сказали, что у Моссовета собираются сторонники Ельцина, и их число растет.
Они все-таки призвали людей защищать демократию, чтобы прикрыться живым щитом? Твари! Да, Гайдар призывал всех, кому дороги демократические ценности. Перед собравшимися выступил народный любимец Черномырдин, безусловно, честный и бескорыстный человек. И, конечно же, с ними терся главный охранник президента, эталон достоинства, пример для подражания, который никогда никого не предавал и не предаст.
Наверное, там так гнилью воняет, что и слезоточивый газ не нужен. Вот только не чувствуют люди смрада от тех, кто гниет заживо.
Демократы окружили Моссовет и блокируют подъезжающие машины. А потом начался переполох, стрельба, трансляция горячей речи Черномырдина прервалась, и мое сердце сорвалось в галоп. Этого точно не было в той реальности! Или было?
С позволения этих людей расстреливали Белый Дом и сочувствующих…
Я закрыл глаза. Сердце тарабанило, как бешеное. Неужели мое незаконное присутствие в этой реальности начало менять глобальные события?
Я скосил глаза на деда, закрывшего лицо ладонями. Он замер, роняя слезы на расстеленную газету «Правда», словно у него на глазах расстреливали любимого человека, и никак нельзя было помочь.
Спустя полчаса сообщили, что было совершено покушение на президента, убит начальник службы охраны, который не предавал и не предаст.
Я вскинул голову. Однако, серьезно! Я отлично помнил, что конкретно этот деятель или умер в тот же день, что и я, или, если мир не сгорел в ядерном огне, и меня пережил, засветился в нескольких скандалах, пару книжек написал… Или тут какая-то ошибка?
— Твари, какие же твари, — шептал дед. — Гайдар призвал людей выходить под пули защищать их заплывшие жиром рыла! И они пошли на убой.
Взрослый я был категоричен и сказал бы, что премия Дарвина по ним плачет, раз нет мозгов, туда и дорога. У меня нынешнего знакомые, да и члены семьи оказались по разные стороны баррикад, и там, и там искренние хорошие люди, которым задурили голову. Очень не хотелось бы, чтобы кто-то из них пострадал.
У Моссовета стреляют, у «Останкино» стреляют. Что происходит вообще? Похоже, и сами участники беспорядков не понимают. Спасать Кремль едут подразделения из разных областей, военным сложно координировать действия в такой неразберихе, а еще ж милиция, ОМОН, да и вдруг подъезжают те, кто перешел на сторону Руцкого — возможен дружественный огонь.
