Правильно дед поступил, что сделал запасы продовольствия, паникёры из магазинов все выгребли, вон, ларек атакуют.

И снова я закончил за час, спросил у Алекса:

— Можно с вами потренироваться? А то атрофируюсь тут совсем.

— Не вопрос, — улыбнулся он. — Мы каждый день на турниках, когда не дождь.

Дома я включил радио, разогрел плов, и, пересчитав деньги (получилось тридцать девять тысяч –шесть ваучеров, если брать их за шесть тысяч), услышал, что сегодня военные и омоновцы снова попытались разогнать митинг, но получили отпор, есть пострадавшие среди силовиков. Протестующие построили баррикаду, зажгли покрышки. Против них попытались применить водометы, но наводчиков побили камнями. Пришлось им договариваться с людьми, которые пообещали разойтись в одиннадцать вечера.

По телеку говорили то же самое, но с другой риторикой. Не «протестующие», а «обезумевшая толпа». Никаких предпосылок для того, что бойня начнется до одиннадцати, не было, и я отправился в школу на турники.

Парни уже были там, включая корейца, который в этот раз мне обрадовался и представился. Звали его Егор Иванов. Совсем не разбираюсь в азиатах, спутал с корейцем чукотского юношу, а может, и бурята.

Не было только Лёхи. Я принялся разминаться. Егор и Олег, утомившись подтягиваться, спрыгнули и, даже не отдышавшись, встали друг напротив друга, будто собирались подраться.

— А нефиг было лупить людей, — прошипел Егор, еще больше прищурившись. — Они трогали кого-то?

— Да блин, менты же люди подневольные! — возразил Олег. — У них приказ! Батя рассказывал, толпа первая напала. Его сотруднику голову пробили. Не кожу, а череп, там аж дырка была, и мозги видны.

— От кого приказ? От собак этих? Они не-ле-ги-тим-ны! — начал яриться Егор.

— От начальства! — Олег постучал себя по лбу. — Ты представляешь себе, что такое служба⁈

— Пусть переходят на сторону народа! — Егор воинственно вскинул голову и сжал кулаки.

Был бы здесь Лёха, он бы рассказал, что не все народ, кто на Баррикадной, есть еще другой народ, и он против беспорядков.

— Парни, ша! — крикнул Алекс, повиснув вниз головой на лестнице — он качал пресс.

Старшего никто не послушал. Егор продолжал, наступая на Олега:

— Милиция должна служить народу! А она народ лупит и охраняет интересы богатых, когда мы тут гопников по району гоняем! Их работу делаем, пока они шустрят по карманам! Так им и надо.

Крепыш Лекс не обращал на них внимания, отжимаясь, и отжимаясь, и отжимаясь.

— Это мой отец по карманам шарит? — взбеленился Олег, толкнул оппонента. — Ты за слова ответишь! Мой отец честный мент!

Егор сообразил, что невольно оскорбил невиновного, и попятился.

— Не о твоем бате речь, а о большинстве ментов.

Закончив приседать, я встал между ссорящимися.

— Парни, только не надо собачиться, ладно? Они там власть делят и плевали на вас с высокой колокольни. Вы для них расходники: и силовики, и восставший народ. Они если и думают о народе, то как его использовать. Так какого черта вы из-за них драться собрались? Это тупо.

Олег, красный, как рак, с прыщами, проступившими еще ярче, переключил гнев на меня, брызнул на меня слюной:

— Он оскорбил моего отца! И я дам ему в рыло!

— Неправда! — крикнул Егор из-за моей спины. — Про твоего батю никто не говорил! Руцкой — крутой мужик, честный! Я читал.

Видя, что в команде назревает раскол, Алекс слез с лестницы и подошел ко мне.

— Ну в самом деле, угомонитесь! Пашка прав, не стоят они того, чтобы из-за них ссориться.

— А Ельцин — говно продажное! Я бы его своими руками! — Егор сделал движение, как когда сворачивают шею курице. — И, будь ментом, перешел бы на сторону народа, а не был цепным псом!

Олег рванул к нему, но его перехвалил Алекс, крикнув:

— Ша! Егор, заткнись!

Коротышка сплюнул себе под ноги и, бросив: «Да пошли вы!» — зашагал прочь с гордо поднятой головой.

— Мы еще встретимся! — крикнул ему вдогонку Олег, сел на вмурованную в бетон зеленую покрышку и сцепил пальцы.

— А ты за кого? — спросил он у Алекса, надеясь на поддержку.

— За порядок, — ответил он уклончиво.

Провожая взглядом удаляющегося Егора, я сказал, усаживаясь рядом с Олегом на другую покрышку, покрашенную красной краской:

— Алекс, как бы сделать, чтобы он к Дому Советов не поперся, там начнется стрельба, и будет много жертв.

— Пусть сдохнет! — выкрикнул Олег, выпучив глаза, и мне стало страшно, потому что он был готов рвать глотку другу, не понимая того, что кумиры его просто используют.

И Олег ведь не один такой, готовый убивать! Вот она, гражданская война!

— С чего ты взял про стрельбу? — спросил подошедший Лекс-крепыш, отряхивая ладони от бетонной крошки, приставшей во время отжиманий.

— Это логично. Военные вооружены, защитники Дома Советов тоже вооружены, — объяснил я. ­— Если у кого-то сдадут нервы, и он выстрелит, как думаете, другие просто дадут себя убивать?

— Там мой отец! — Олег сжал голову руками. — И у него нет оружия, у других милиционеров тоже! Просто дубинки, блин!

Вскочив, он заходил взад-вперед.

— Не ходите завтра в центр, — посоветовал я. — Вы ничего не измените, но можете погибнуть. И попытайтесь задержать Егора…

— Ну, это разве что если ногу ему сломать, — задумчиво проговорил Лекс.

— Сломайте. Буря уляжется, а если он погибнет, вы себе этого не простите. Вот мой дед лежит в больнице с гипсом, и я не переживаю, что он попрется воевать и получит пулю.

— Пусть его там хорошо помнут, — проворчал Олег, имея в виду Егора.

— Придумайте что-нибудь, задержите его. Скажите, надо патрулировать район.

Алекс кивнул.

— Это сложно, но постараюсь.

— По законам жанра, когда протесты начинают выходить на плато эмоционального накала, должен грянуть гром, — пустился в размышления я. — Завтра — как нельзя более подходящий день.

— Ты говоришь, как мой отец, — оценил мой спич Алекс. — Еще он говорит, что будет лучше, если все затихнет, все равно какой ценой.

Конечно будет лучше, иначе он рискует потерять должность. Но в этом случае интересы стоящих у власти совпадают с интересами простых людей.

— Людей жалко, — вздохнул Лекс-крепыш. — Там же не только придурки, там и теток много, и стариков.

— Ладно, хватит сопли жевать! — повелительным тоном сказал Алекс. — За работу!

И началась силовая. Каждый выполнял свой набор упражнений. Повторяя то, что мы делали на тренировках, я отмечал, что парни прокачаны просто отменно. Интересно, как у них с боевыми навыками? Завтра на спарринге посмотрю. Интуиция подсказывала, что они вполне справились бы с грабителями-быками.

Разошлись мы, когда стемнело, я рванул к телефону, ведь сегодня бой у Рамиля. Интересно, как он справился и дали ли ему выиграть? Его единственный шанс победить — нокаутировать противника или отправить в несколько нокдаунов.

Илью я набрал раньше, чем бабушку. У телефона, как и в прошлый раз, дежурил Ян, сказал, что Илья будет через пятнадцать минут. Спрашивать у него про Меликова я не стал, пусть Илюха сам расскажет.

Чтобы попусту не ждать, я отзвонился бабушке и отчитался, что продано все, что она передала, народ озверел, гребет, как потерпевший, и запасает гречку, а еще деда завтра выписывают, но он будет в гипсе и вряд ли сможет себя обслуживать и тем более — торговать. Потом рассказал, что обстановка в Москве ухудшилась, по центру бродят толпы вооруженных людей, потому правильнее сделать перерыв и не слать товар, подождать, пока все утихнет.

Однако следующая партия фруктов уже поехала в Москву и прибудет, как обычно, послезавтра в первой половине дня. У бабушки трубку забрал Каналья, который вчера проигнорировал переговоры, и отчитался упавшим голосом:

— У меня все хорошо. Мастерская развивается. Сегодня не разгибал спины, завтра на весь день запись, только в среду есть окно. «Мицубиши» пригнали, нужны свечи и бензонасос, как обычно. Если так дальше пойдет, скоро снова понадобятся запчасти.