— Ты один такой был? — спросил я спокойно. — В смысле, спонсор?
— Нет! Несли, кто что мог! Кстати, не вздумай по городу шастать — опасно. На их стороне — милиция, на нашей — красные генералы, это сила!
— Кто там говорил, что жить в эпоху перемен — проклятье? — не выдержал я. — Что-то множественные у нас перемены, от одних еще лихорадить не перестало, и вот опять…
— Пацан, ты ворчишь, как дед, — буркнул мужик с пробитой головой. — Я ваще не понял, кто из вас дед?
Он заржал, сотряс и так ушибленные мозги и схватился за голову. Обрадовавшись единомышленнику, дед спросил у ушибленного:
— Когда начнется, как думаешь?
— Контрреволюция-то? Завтра, — ответил мужик, поморщился.
— В выходные, — сказал я. — Когда на площади будет наибольшее количество народа. Закончится за пару дней. Готов поспорить на сто баксов.
— Ха! В нашу пользу? — спросил мужик.
— Увы, нет, — ответил я и подмигнул ему. — Спорим?
— А у тебя есть сто баксов?
— Паша, прекрати, я запрещаю! — сказал дед строгим тон, я обратился к нему:
— Где ты запчасти берешь? Дядь Леша, ну, продавец, интересуется.
— Южный порт, там находится авторынок. Сам попрешься, что ли⁈ Что бы ты понимал! Тебя обманут!
— Не я, дядя Леша приедет! — успокоил его я. — Просто вечером что-то надо ему сказать.
— Самый большой авторынок в Южном порту, а дальше надо ходить по рядам и спрашивать, у кого дешевле. Еще можно в газете по объявлению найти разборку и купить с рук бывшее в употреблении. Леша справится, он хороший мастер, ты — нет. Гнилье подсунут нерабочее.
В палату вошла медсестра с капельницей, куда она заправила лекарства, которые я только что купил, улыбнулась.
— Шевкет Эдемович, я по ваше тело.
— Дед, до завтра! — Я пожал его сильную руку, не выдержал и добавил: — Как же я боялся, что ты загремел сюда с инсультом! И как же я рад, что ты… Ну, в общем, все поправимо.
Вместо того, чтобы разжать пальцы, дед стиснул их сильнее, поднялся рывком и привлек меня к себе, обнял так, что аж ребра хрустнули.
— Пашка! Это я рад, что… у меня внук, которым можно гордиться. Но больше рад тому, что просто кто-то есть, кому небезразлично, что со мной случилось. Я ведь был совсем один, как драный волк, которого выгнали из стаи. И вот — ты, и Наташка, и Боря.
У медсестры, что ошалело за нами наблюдала, навернулись слезы, и она тактично ретировалась.
— Спасибо, внук, — закончил дед и отпустил меня, посмотрел, прищурившись. — Другому я дал бы напутствие, но почему-то знаю, что ты не пропадешь, не заблудишься. В школу-то когда?
— Пока тебя не выпишут, я точно буду здесь. Дальше — посмотрим, как ты справишься, ходить-то тебе нельзя. У меня с директором хорошие отношения, он прикроет, а к урокам тут подготовлюсь. Все, я пошел.
Я сам расчувствовался, аж в горле заскребло. Уходил будто во сне и очнулся на скамейке возле больницы. Нахлынуло ощущение нереальности происходящего. Так не должно быть! Не должен я сидеть тут. Не должен быть в Москве!
Но это происходит здесь, сейчас, со мной. Это — я. Пришлось ущипнуть себя за руку. Совсем тронулся — от усталости, наверное. Надо немного поспать и…
Рот растянулся в зевке.
…и поехать к Чуме. Все равно, когда проснусь, будет уже вечер, непонятно, работает ли авторынок, возможно, что и нет. Те авторынки, что застал я-взрослый, открывались на рассвете, а к обеду все уже разъезжались.
Да, так сделать правильнее. И со списком сверюсь, узнаю у Канальи, что в первую очередь нужно, что может подождать.
У деда в квартире я принял душ, в очередной раз удивившись горячей воде, льющейся из крана круглосуточно, из последних сил набрал Илью, не дождался ответа, сменил белье на чистое, скинул одежду прямо на пол, упал и вырубился. Перед глазами, быстро угасая, закрутился калейдоскоп недавних событий.
Проснулся я засветло от звука перфоратора, вгрызающегося в стену справа. Нет, это не справа, а этажом выше, или двумя этажами. Кроме родительского дома, во всех многоэтажках, где доводилось жить, водился сосед-сверлильщик — что-то типа домового, которого обнаружить сложно, если вдруг он начинал проявлять активность ночью. Мне представлялся дядька-мизантроп, седой, но непременно с черными усами, мохнатыми смоляными бровями и носом-картошкой.
Но в этот раз спасибо, сверлильщик, вовремя разбудит! Илья, наверное, извелся в ожидании моего звонка. Набрал его я сразу же, как встал с постели, даже не одевшись.
Трубку сняли мгновенно, словно возле телефона кто-то стоял.
— Да! — звонко крикнул Ян.
— Привет, Ян…
— Ура-а-а! — Он так заорал, что я чуть не оглох и отодвинул трубку от уха. — Я дежурю у телефона, тебя жду, Илья на базе. А ваще Эльза Марковна звонила, сказала, что с тобой все в порядке, но…
— Это межгород, — напомнил я. — Звонки дорогие. Сходи за Ильей, можешь не спешить, я перезвоню ровно через пять минут.
— Ладно.
Донеслись гудки, и я представил, с каким рвением Ян ринулся выполнять поручение, а сам посмотрел на календарь: сегодня последний день сентября, завтра пятница, октябрь. Ну и неделька выдалась! Осталось пережить мини-революцию. Комендантский час введут, это точно, будут ли ограничивать перемещения граждан в светлое время суток — вопрос. Но в любом случае спокойная пятница у меня есть.
Выждав положенное время, я снова набрал Илью, и теперь ответил уже он:
— Ну ты, Мартынов, говнюк! Обещал же сразу позвонить!
— Сперва неоткуда было, потом ты был в школе, — оправдался я и задним умом понял, что сегодня от недосыпа я — король туканов: в аэропорту должны быть переговорные пункты, я просто об этом не подумал.
Отогнав мысли, не касающиеся дела, я рассказал о своих приключениях, о том, что дед (оказывается, о нем жутко волновались все мои друзья, его ученики) поправится. Если бы он знал, сколько людей о нем переживает, точно прослезился бы. Затем я поделился планами на ближайшее будущее: поскольку дед не может ходить, мне придется остаться за ним присматривать, как долго, сказать не могу. Еще надо бы переговорить с мамой, чтобы не волновалась за меня, и Лидии передать денег, а то пообещал помогать сиротам и слился — нехорошо, сделать это лучше всего через бабушку: занять у нее десять тысяч и по три-четыре выдавать каждую неделю.
— Сегодня думаю к тетке Чумы съездить, да и с ним поговорить, если получится, он же ведь в дурочке. Вдруг получится его убедить? — закончил я.
Помолчав немного, Илья сказал:
— Инна все еще в больнице. Ей лучше, но видеть она никого не хочет.
— Это хорошо…
— Но мы всем классом пойдем к ней вечером, пусть знает, что не одна.
— Наверное, не стоит, — посоветовал я. — Вдруг побыть одной ей — именно то, что ей нужно сейчас? Вдруг ей стыдно за свой поступок?
Повисла пауза. Молчание нарушил Илья, сменив тему:
— Хотелось бы в Москву, к тебе. Вместе поездить, посмотреть все. Завидую… Ты не переживай, все сделаю, все всем передам, на дачу схожу, денег твоим подопечным занесу. Не забывай держать в курсе, что у тебя и как.
— Звонить буду каждый день, но сегодня — отбой тревога.
Я повесил трубку, оделся и собрался ехать к тетке Чумы в Ясенево, благо адрес помнил. Правда, не помнил, где и как пересаживаться в метро, но там были схемы, по которым легко ориентироваться, даже если вообще ничего не знаешь.
Перед выходом я взял дедову куртку — сейчас полшестого, возвращаться я точно буду затемно, замерзну. Уже спускаясь по лестнице, вспомнил, что тут постоянно дожди, вернулся за зонтом и вдруг понял, что снова возглавляю стаю туканов. Что, если тетки нет дома, и я попрусь в такую даль напрасно? Я же знаю ее адрес, а значит, могу узнать и телефон! Достаточно просто позвонить 09.
Через две минуты я уже записывал номер телефона, а спустя еще минуту набирал его, не особо рассчитывая на ответ — будний день, рабочее время…
Однако трубку сняли, и командным женским голосом сказали:
— Да.