Джей выпускал новые облигации по мере необходимости в течение восемнадцати месяцев, как для поддержки улучшения инфраструктуры линии, так и для финансирования заработной платы в краткосрочной перспективе. Чарльз Фрост — уроженец Салема, которому предстояло сделать долгую карьеру в качестве багажного служащего и кондуктора на дороге (впоследствии ставшей филиалом Delaware & Hudson Railroad) — начал работать у Гулда в качестве конторщика в 1864 году. «Обязанности, которые на него возлагались, были не слишком многочисленными и напряженными, — писал историк города Салем Уильям А. Кормье, — а получал он взамен пятьдесят центов в день. Он поддерживал чистоту в офисе, выполнял поручения, а иногда отправлялся в дорогу со своим начальником». Фрост вспоминал Гулда «как человека небольшого роста с суровыми и властными чертами лица, которые значительно усиливала аккуратная и тщательно подстриженная борода. Большую часть времени, пока он находился в Ратленде, он предпочитал уединяться в своем личном кабинете…Он был человеком быстрых суждений, резким в высказываниях и требовательным. Действие всегда было его увлечением, и он был неутомим в своих усилиях по достижению тех целей, которые он ставил перед собой».
Однажды, когда Фрост попросил увеличить зарплату, ему отказали, сославшись на то, что пятьдесят центов в день — «большая плата для мужчины». В другой раз, когда Фрост сопровождал Гулда в соседний городок Уэст-Руперт, штат Вермонт, для измерения древесины, доставленной для топлива локомотива, голодный мальчик сначала обрадовался, когда в разгар поездки Гулд предложил остановиться на обед. Однако вскоре после этого наступило разочарование. Вместо того чтобы отвести своего помощника в таверну и посидеть там, Гулд взял свой небольшой кожаный ранец («такой, какие он привык носить с собой») и достал из него ассорти из крекеров и сушеного чернослива, которое он дружелюбно разделил с Фростом.[173]
Другая местная жительница — Элизабет Хьюз, с которой мы беседовали в 1937 году, — вспоминала, что вскоре после того, как Гулд стал сотрудничать с R&W, он также сделал небольшое вложение в развивающуюся сланцевую промышленность региона (возможно, надеясь стимулировать грузоперевозки). «Бен Уильямс был начальником каменоломни Джея Гулда, — вспоминает миссис Хьюз, которая в то время была еще маленькой девочкой, — и каждый раз, когда Джей Гулд приезжал в Мидл-Грэнвилл (штат Вермонт), дети выбегали его поприветствовать. Увидев нас, он говорил: „Поднимите сарафан“, и Джей Гулд всегда опускал нам в фартуки несколько медных монет. Я вижу его сейчас. Он был одним из самых красивых мужчин, которых я когда-либо видел. Он всегда был полон бодрости и так хорошо одевался». Он также — как ясно из рассказа миссис Хьюз и как она сама отметила — «всегда любил детей».[174]
В начале своей карьеры в компании R&W Гулд продемонстрировал свое нежелание отделять себя от семьи. Он всегда возвращался в свою Элли каждые выходные, ездил на собственных поездах между Вермонтом и Игл-Бриджем, а затем продолжал путь до реки Гудзон по линии Rensselaer & Saratoga. Часто он предпочитал стоять в переднем локомотиве с различными экипажами, с которыми познакомился по имени-отчеству. По некоторой иронии судьбы, учитывая то, что ему предстояло, большинство его поездок по Гудзону между Олбани и Манхэттеном, похоже, были на пароходе «Дэниел Дрю». Проплывая мимо речных городков на западном берегу ниже Олбани, Гулд регулярно получал хороший, хотя и отдаленный вид на свои родные Катскиллы. Но дом и очаг Джея теперь сильно отличались от того, что он знал в этих горах.
«Я ужасно скучаю по своей любимой жене», — написал он очень беременной Элли в конце января, в первый месяц своего руководства R&W. «Я надеюсь, что она не чувствует себя слишком хрупкой или нездоровой. Я знаю, что она так же храбра, как и красива; и я знаю, какой великий дар она собирается преподнести».[175] Джей был на работе в Ратленде после выходных, проведенных дома в начале февраля, когда пришло известие, что Элли родила мальчика: Джордж Джей Гулд. «И как поживает маленький император?» спросил Джей из Ратленда две недели спустя, после длительного пребывания на Манхэттене, чтобы насладиться своим новым сыном. «Скажи ему, что его отец, который очень скучает и по нему, и по матери, скоро вернется домой и что добрые люди из R&W уже устали слушать о его красоте. Некоторые говорят, что Роберт Линкольн — „принц рельсов“, но мы с матерью Джорджа знаем лучше».[176] В длинном письме из Пенсильвании Джон Берр Гулд поздравлял невестку, с которой он никогда не встретится, с рождением внука, которого он никогда не увидит, но недоумевал, откуда взялось имя «Джордж». Джон Гулд сказал, что не помнит ни Талькоттов, ни Берров, ни Гулдов, которые носили бы эту марку. (Как он мог предположить, имя пришло со стороны Элли, а именно из рода Кипов). «Мальчик щебечет, как птичка», — писал Джей своей сестре Саре в мае того года. «Мы с гордостью катаем его в коляске по Юнион-сквер, потом до Мэдисон-сквер и обратно».[177]
Несмотря на то, что Гулд нечасто виделся с ними, он поддерживал близкие отношения со всеми своими братьями и сестрами, часто переписываясь. Через несколько месяцев после рождения Джорджа, когда преподобный Асахел Хоф получил известие о том, что его назначили суперинтендантом методистских миссий на территории Монтаны, Джей организовал для Абрама новое жилье, которое позволило бы ему закончить обучение коммерции в Покипси. В то же время он делал все возможное, чтобы помочь Анне, которая готовилась к отъезду в пустыню Монтаны. «В 1864 году, за день до нашего долгого путешествия в Монтану, — вспоминала она много лет спустя, — я получила от него длинное письмо, в котором он просил меня „до свидания“ и, опасаясь, что наш скудный кошелек не обеспечит нам всех удобств, необходимых в таком долгом и трудном путешествии, вложил 100-долларовую купюру. Дорогой добрый брат. Сколько раз за всю свою насыщенную жизнь он находил время написать мне несколько строк, чтобы напомнить, что я не забыт, и вместе с этим присылал щедрый подарок».[178]
Джордж Джей Гулд, которому в апреле 1865 года исполнилось четырнадцать месяцев, был малышом в солнечный день, спотыкаясь между двумя родителями, которых он держал за руки. Через квартал Джей поднял ребенка на руки и понес. Дата была 25-я, и родители, если не счастливый малыш, были необычайно мрачны, когда вышли из дома Миллеров и прошли три квартала на юг, чтобы взглянуть на историю. Стоя на углу Четырнадцатой улицы и Бродвея, недалеко от роскошного особняка К.В.С. Рузвельта, семья наблюдала, как похоронная процессия Авраама Линкольна движется по Бродвею, а затем сворачивает на запад по Четырнадцатой. «Джорджи ехал у меня на плечах и хихикал», — рассказывал Джей своей сестре Бетти, чей первый ребенок — дочь Анна — был всего на три недели старше мальчика Джея. «Он болтал на своей милой тарабарщине со всеми лошадьми и барабанщиками с каменными лицами, явно не понимая всей торжественности события. Да благословит его Бог! Конечно, все это зрелище было очень трогательным для всех, кто был достаточно взрослым, чтобы понимать. Газеты называют мистера Линкольна последней жертвой войны, и газеты не ошибаются. В этом кроется единственная хорошая новость. Мы все, и северяне, и южане, полностью избавились от этой бесполезной борьбы. Настало время похоронить нашу вражду с мертвыми и заняться конструктивными делами. Достаточно хорошего мяса было потрачено на псов войны. Настал момент для нового предприятия».[179]
Сестра, которой писал Джей, сама собиралась начать новое дело: вместе с мужем, Гилбертом Паленом, она покинула Канаденсис и отправилась в место, расположенное в пятидесяти семи милях к западу: Тунханнок, штат Пенсильвания. Здесь братья Пален — без Джорджа Нортропа, который продолжал заниматься производством в Канаденсисе, — планировали построить еще один кожевенный завод. Семейная переписка свидетельствует о том, что Гулд, возможно, вложил небольшую сумму в это новое предприятие, но только при условии, что его участие в качестве молчаливого партнера останется строго конфиденциальным — на что Палены, прекрасно знавшие о подпорченной репутации Гулда на Болоте, с готовностью согласились.[180] Кожевенный завод Пэленов в Тункханноке, в отличие от предприятия Нортропа в Канаденсисе, оставался действующим предприятием в течение десятилетий и закрылся только в 1931 году.
