Просеивая обломки филадельфийского завода, Джей и его печатник смогли спасти лишь несколько пробных листов, которые Джей отвез обратно в Роксбери. В мае и июне Гулд, которому уже исполнилось двадцать, посвятил долгие часы воссозданию своего опуса. В этой работе он в значительной степени опирался на жалкую кучку спасенных гранков, свои заметки к первоначальному варианту и несколько фрагментарных отрывков, опубликованных ранее Чемпионом в «Блумвиль Миррор». Книга наконец-то вышла в сентябре 1856 года под родной для Джея типографией Roxbury. Но он не присутствовал при этом. К тому времени он уже покинул город — место, которое он никогда больше не назовет своим домом, — намереваясь сколотить свое состояние.

Из старых друзей Джея только Джон Берроуз и Джон Чамплин — последний закончил свои дни в должности председателя Верховного суда штата Мичиган — оказались настолько подавлены дурной прессой Гулда, что не смогли поддерживать связь. (Будучи уже в преклонном возрасте, Берроуз сблизился со старшей дочерью Гулда и только тогда узнал об энергичной, часто заявляемой любви Джея к его книгам). «Я никогда не видел Джея после дней в Роксбери — даже не разговаривал с ним», — вспоминал Берроуз в 1919 году. «Наши пути разошлись. Я никогда не следил за его карьерой очень пристально». Однажды в конце 1860-х годов в министерстве финансов в Вашингтоне заместитель финансового контролера привел нескольких служащих из одного из банков Нью-Йорка и попросил будущего писателя Берроуза, который в то время работал клерком в департаменте, показать им хранилище. Среди них был и Гулд. «Он не узнал меня, хотя я сразу же узнал его. Я показал им хранилище, но не представился Джею».[109]

Двадцать лет спустя Берроуз — теперь уже известный писатель — встретился с Гулдом в последний раз. «Я шел по Пятой авеню, когда увидел на другой стороне улицы, более чем в квартале от меня, человека, идущего мне навстречу, чья походка привлекла мое внимание как нечто давно знакомое. Кто бы это мог быть? подумал я и стал рыться в памяти в поисках подсказки. Я уже видел эту походку раньше. Когда мужчина оказался напротив меня, я увидел, что это Джей Гулд. Эта походка каким-то неуловимым образом отличалась от походки любого другого человека, которого я знал. Любопытный психологический факт: два человека за пределами моей семьи, о которых я чаще всего мечтал во сне, — это Эмерсон и Джей Гулд; один, которому я многим обязан, другой — ничем; один, чье имя я почитаю, другой, чье имя ассоциируется у меня, как и у всего мира, с темным путем спекулятивных финансов.»[110]

Другие члены роксберийской толпы продолжали поддерживать связь, и раз в несколько лет каждый из них получал неожиданные визиты от Гулда. В сопровождении небольшой армии лейтенантов и, как правило, в дружеской спешке, финансист появлялся как долгожданная гроза, чаще всего проезжая мимо домов тех или иных своих старых соратников по пути к какому-нибудь более важному пункту назначения. Джеймс Оливер, переехавший в Канзас, неоднократно получал визиты от Гулда во время инспекционных поездок последнего по западным железнодорожным владениям. Кроме того, всякий раз, когда Гулд оказывался в непосредственной близости от Роксбери, он навещал Гамильтона Бурханса (который владел и управлял рядом торговых заведений после продажи фермы Гулда одному из двоюродных братьев Райса Бутона) и Питера Ван Амбурга, занимавшегося фермерством. Гулд также обратился к Саймону Чемпиону, который всю жизнь проработал редактором различных малоизвестных газет в Катскилсе, и Абелю Кросби, который добился успеха в качестве торговца скобяными изделиями, железом, сталью и мельничными принадлежностями к югу от Катскилса в Рондауте, штат Нью-Йорк.

Аналогичным образом Джей следил за Райсом Бутоном. После двухлетнего пребывания (1858–1860) на посту президента колледжа Чэпел-Хилл в Миссури Райс начал трехлетнее пребывание (1860–1863) на посту президента колледжа Мейкон в том же штате. После этого он вернулся в Роксбери, где занял место Маклаури в качестве директора Роксберийской академии и оставался им до закрытия школы в 1869 году. После этого в течение следующих пятнадцати лет Райс руководил методистскими общинами в городах Кэтскиллс — Бовине, Виндхеме, Стэмфорде, Франклине и Койманс-Холлоу. В течение этого времени Гулд и Бутон виделись от случая к случаю, но им суждено было вновь наладить более тесную связь в 1884 году, когда Райс переехал на Манхэттен, получив призвание возглавить знаменитую миссию «Файв Пойнтс» в худших из нью-йоркских трущоб. После 1884 года и до самой смерти Райса в сентябре 1891 года Джей периодически давал ему непрошеные чеки на нужды миссии и столь же периодически приглашал на ужин в свой дом на Пятой авеню.

В середине 1875 года Джон МакЛори, потерявший связь с Гулдом после того, как они оба покинули Роксбери, зашел к Джею в его манхэттенский дом. Они не виделись по меньшей мере пятнадцать лет. (За это время Маклори женился на девушке из Харперсфилда в Кэтскиллз и переехал в Северную Каролину, где возглавил кафедру математики в колледже Шарлотт, ныне Университет Северной Каролины в Шарлотт). «Джей принял меня очень радушно», — вспоминал Маклори. «Он изменился внешне, но изменения были не столь значительными, как я ожидал». Магнат настоял на том, чтобы его старый друг остался на ужин и познакомился с семьей. После этого, когда Маклаури готовился к отъезду, Гулд тихим голосом поинтересовался, все ли с ним «в порядке». «И действительно, все было в порядке», — вспоминал Маклори. «С радостью могу сказать, что от Джея мне не потребовалось ничего, кроме крепкого рукопожатия и теплых воспоминаний».[111]

За семь лет до женитьбы на Саре Гулд Джордж Нортроп начал сотрудничество в кожевенном заводе в Пенсильвании с двумя другими бизнесменами из Кэтскиллз. Гилберт и Эдвард Пален — родные братья Нортропа по его первой жене Каролине Пален — приехали из Паленвилля, деревни в Катскиллах, где их предок Джонатан Пален в 1817 году основал крупное кожевенное предприятие.[112] К середине 1856 года, после девяти лет упорных усилий, предприятие Нортропа и Палена в горах Поконо, в 160 милях к юго-западу от Роксбери, стало выглядеть успешным, и три партнера объявили о планах перевезти свои дома поближе к месту инвестиций.

Окрестности предприятия Нортроп-Пален, расположенного на восточном берегу ручья Бродхед в округе Монро штата Пенсильвания, изначально были известны как Фрогтаун. Но теперь Гилберт Пален окрестил это место более классическим именем — Канаденсис (Canadensis), по названию дерева болиголов Tsuga canadensis, кора которого содержит разновидность дубильной кислоты, особенно подходящей для превращения сырых шкурок в кожу для подошв.[113] Учитывая, с какими надеждами и предвкушением Нортроп и Палены готовились к переезду и будущему, Джей Гулд, должно быть, много слышал и видел о том, что на производстве кожи можно делать деньги.

Это было обещание, которое больше не сияло в горах Катскилл. В конце XVIII — начале XIX века Катскиллы были известны как «голубые горы». Это название произошло от густых «голубых» зарослей болиголова, которые доминировали на северных и восточных склонах региона. Действительно, на рубеже XIX века в Катскиллах было множество древних лесов, в которых росли болиголовы высотой в сто футов, шириной в четыре фута и возрастом в двести лет. Эти леса пришли в упадок всего за пять десятилетий, по мере того как росли кожаные рынки Нью-Йорка и Бостона, а целеустремленные «обдиратели коры» уничтожали все больше и больше древних насаждений. В 1835 году около 40 процентов кожевенных заводов штата Нью-Йорк работали в округах Катскиллс — Делавэр, Грин, Оранж, Шохари, Салливан и Ольстер. К тому времени, когда Нортроп и Палены открыли свое предприятие в Канаденсисе, болиголовые леса Катскиллс и питавшиеся ими кожевенные заводы были лишь воспоминаниями. (Генри Дэвид Торо, посетив Катскиллы в 1844 году, посмотрел на один из опустевших горных склонов и, позаимствовав фразу своего друга Ральфа Уолдо Эмерсона, сравнил его с «высосанным апельсином».[114]) Таким образом, такие люди, как Нортроп и Палены, хотя и довольствовались при необходимости некачественной ольховой или дубовой корой, без колебаний, как саранча, устремились за все более отдаленной цепью нетронутых болиголовов на север в Адирондак и на юго-запад в Аллегени и Поконо.