— Это значит, что ты будешь свободна, — чуть тише добавляет бабушка.
— В смысле…
— В смысле, что да. Сорок девять процентов это не половина, и не больше половины, и вступая в наследство, ты всё ещё будешь зависима от своего отца, но как от своего партнёра по бизнесу. Он всё ещё будет сидеть во главе стола, его слово будет последним, а подпись в документах первая, но… Ты не будешь работать на него. Ты будешь работать с ним. У него не будет рычагов влияния, потому что этот документ, — Женевьева кивнула на жёлтый листок бумаги в руках внучки. — Официальный. Заверенный. Подписанный моим мужем. Четыре года могут показаться тебе вечностью, но это твоё спасение. Всё, что тебе надо сейчас, это выучиться. Зарекомендовать себя в компании твоего отца так, чтобы потом к тебе не было никаких вопросов. Мы с Томас найдём хороших юристов, которые будут работать тихо, выискивать лазейки и искать потайные ходы. Ты сможешь уехать, основать филиал в другом городе или даже стране. Ты сможешь…
— Освободиться, — за неё шёпотом закончила Ада, опуская взгляд в листок бумаги.
— Я снял все копии с документов. За четыре года мы соберём всю нужную информацию, чтобы сразу начать всю юридическую процедуру, но… это может занять время даже с этим учётом, — Томас тихо откашлялся. — В конце концов, такого отца ты точно не заслуживаешь.
Адалин поджимает губы, пока её глаза снова и снова пробегаются по строчкам.
" …передаю в наследство от себя сорок девять процентов управления компании своей внучке или внуку, наследнику или наследнице по достижению ей или им двадцати двух лет…"
Июнь, 2020 год.
Россия, Санкт-Петербург.
— Ну зачем ты так радикально? — Женя тихо вздыхает, упираясь копчиком в кухонный гарнитур, пока её обеспокоенные глаза наблюдают за тем, как Адалин скидывает свои вещи в раскрытый чемодан. — Вряд ли это… прямое объявление войны. Может быть он просто… одумался…
— Ты так оправдываешь моего отца, — тихо бурчит Адалин, комкая светлый топик и закидывая его в груду вещей. — Как будто бы в нём осталось что-то хорошее. Я уверена, что мой брат устроил за мной слежку. Узнал обо мне, Илье, о тебе. А потом как последний petit tabernac [прим. фр. "маленький ублюдок], побежал к нему жаловаться, — Адалин почти рычит, щурит глаза, скалится, и будь Эдвард где-то здесь, она бы без зазрения совести накинулась на него.
— Это же просто благотворительный вечер, Ада. Я не думаю, что твой отец будет вершить своё правосудие в месте, где соберутся его будущие инвесторы. Это глупо и недальновидно, — Павлецкая с неохотой отстраняется от гарнитура, откидывая пепельные волосы за плечо, и медленными шагами настигая Адалин. — Это не выглядит, как…
— Он этого и хочет, — тихо шепчет Ада, замирая лишь на секунду, чтобы поднять взгляд на Женю. — Он хочет, чтобы все видели. Хочет показать мою зависимость от него. Вот чего он хочет…
Она была так… напугана? Кусала губы, заламывала пальцы, буквально места себе не находила. Стоило ей только пересечь порог квартиры Жени, как Вуд тут же начала собирать вещи, по телефону бронировать отель, лишь бы оказаться от подруги подальше — лишь бы обезопасить её от собственного отца. Он убьёт их всех. Не поскупится замараться вновь. Не побоится натянуть поводок, заставлять Аду задыхаться и умолять его. Энтони Вуд обожал это делать — ломать её под весом своего влияния, чтобы она каждый раз покорно опускала голову. Сдавалась.
Томас тоже звонил ей. Но только не с угрозами, а с предупреждением. Энтони потащил и его, и Женевьеву, и даже мать Адалин в это маленькое путешествие. Обосновал это тем, что мероприятие это важное, отлично демонтрирующее влияние его компании на рынки недвижимости. И Аду аж затошнило только от одной этой мысли. Плевать Энтони Вуд хотел на это влияние — ему просто снова нужно было присмирить дочь, которая только обрела свободу.
— В конце концов, Ада, — тёплые руки Жени перехватывают ладони Адалин, заставляя её вздрогнуть. — Я никогда не отпустила бы тебя к этому тирану одну. Я пойду с тобой, и мне плевать на твои протесты. У тебя просто отвратительная семья, но несмотря на это, у тебя есть хорошие друзья. У тебя есть я, есть Ник, Тоин в конце концов. Мы никогда не оставим тебя наедине с твоим тревожными мыслями, и с твоим отцом! И уж если нужно будет послать нахер твоего брата…
— Лучше будет сдержать это в себе, — тихо шепчет блондинка, поджимая губы.
Женя сокрушённо выдыхает, пока её пальцы скользят по её плечам, заключая Аду в тёплые, но не крепкие объятия.
— Я всегда рядом, если тебе нужно будет подставить плечо, Ада. Ты же знаешь, — тихо шепчет Женя. — И я не боюсь твоего ёбнутого папашку, так что разбирай свой чёртов чемодан и помогай мне собираться на ваш благотворительный вечер. Пусть твой отец увидит, что у тебя есть друзья, готовые дать ему отпор. Я и Кирилла позову! — воодушевленно выдыхает она, и тут же замирает. — Если ты не против, конечно…
Адалин улыбается самыми уголками губ, обнимая Женю в ответ.
— Ну куда же ты без своего рыцаря на зелёном мотоцикле?
Павлецкая тихо взвизгивает, кладя руки на плечи Адалин, чтобы отстранить её от себя и взглянуть горящими зелёными глазами. Ада же её радости… не разделяла. Она вяло улыбнулась увела глаза в сторону, и Женя, словно почувствовав скверное настроение подруги, тут же притихла.
— Ты скрываешь от меня что-то ещё?
— С чего ты это решила?
Женя щурится, жмёт губы, и Адалин понимает, что попалась. Снова. На простом!
— Мы с моим дядей… Томасом. Ты же помнишь его? — Адалин замялась, всё ещё не рискуя поднять глаза на подругу. — И с моей бабушкой… Женевьевой… вы не встречались, но она знает про те…
— Давай короче, принцесса Ада.
— В общем, мы нашли лазейку. В моём наследстве.
Женя нахмурилась, медленно опустилась на диван позади Адалин, и всё ещё не спускала своих пронзительных зелёных глаз с подруги.
— Ты сейчас начнёшь кидаться крутыми и сложными словами, поэтому я сразу попрошу тебя быть более точной в своих выражениях, Ада. Я поджелудочной чувствую, что это что-то важное и… тебя пугает это?
Адалин не говорила ей — конечно, она никому не сказала о том разговоре. И о всех последующих разговорах. Медленно ступила в сторону, обессиленно падая рядом с Женей, и уставившись в белые потолки.
— Мой дед завещал мне сорок девять процентов управления компанией. После того, как мне исполнилось бы двадцать два года. А так как мне двадцать четыре… — Адалин глубоко вздыхает, переводя взгляд на Павлецкую. — Я могу вступить в это наследство. И тогда отец больше не будет иметь надо мной власти, как над дочерью. Как над своей наследницей. Я смогу бросить силы на то, чтобы перебраться в наш филиал здесь, в Санкт-Петербурге. На самом деле, это может занять какое-то время… чуть больше, чем я планировала, на самом деле, — Ада поджимает губы. — Мы с дядей и бабушкой делали всё тайно. Он нашёл юристов, которые оформили все документы на вступления меня в наследство, прошерстили всё так, чтобы никаких проблем не было… и если мой отец узнает… если он… Боже.
Адалин прикрывает глаза.
Она не хотела думать, какие санкции он мог предпринять.
Энтони мог бы сделать жизнь близких для Адалин людей просто невыносимой. Просто отвратительной. И это могло коснуться не только Жени Павлецкой. Это могло коснуться и Ильи. Его бизнеса, который он с таким трепетом взращивал, его сестры… не в чем неповинных людей.
В игре всегда страдают пешки — но никто из них пешками не был. Никто из них вообще никакими шахматными фигурами не был. Для Адалин они были живыми людьми. Её друзьями. И она готова была приложить все усилия, чтобы никто из них не повторил судьбу Дафны
— Так. Понятно, — Женя коротко кивнула. — И как сейчас обстоят дела с этим… наследством? За два года должны быть какое-нибудь движение.
— Когда я уезжала, оставались какие-то незначительные детали, но Томас не беспокоил меня все те дни, что я тут… в любом случае, чтобы вступить в это наследство, мне нужно уволиться, написать отказ от наследства отца и вручить ему всё это в руки. Только потом я смогу получить свою часть наследства от дедушки. А это уже звучит, как броситься под машину.
