Эдвард не отступил под натиском сестры — и если изначально Ада думала, что сейчас его маска треснет, лицо примет привычное нахальное выражение, а глаза подкатятся к небу, демонстрируя всё его пренебрежение, то… она снова ошиблась. Выражение его лица было больше удивлённым, нежели злостным. Он медленно моргнул, поджал губы и на секунду отвел взгляд в сторону — и всё это явно выражало его замешательство. Адалин так долго молчала, наблюдала, что теперь никто из них двоих не знал, как правильно реагировать на сложившуюся ситуацию.

— Я не… — Эдвард набрал в лёгкие побольше воздуха. нервно сглотнул . — Я не собираюсь вредить Дафне, Ад. И я не настолько мелочен, чтобы мстить тебе через твою подругу. Я всё ещё считаю, что ты недостойна быть наследницей того, что построил отец, но с Дафной это никак не связано.

— А отец? Он же… он же двинутый на нашем генеалогическом древе. Готова поспорить, что он под подушкой его держит. И пусть наша мама не какая-нибудь принцесса или графиня, и пусть ты не под пристальным вниманием его глаз, но он явно надеялся на кого-то не ниже Пасси [ прим. элитный район Парижа, в котором живут самые известные люди], или хотя бы Попинкур [прим. Известный жилой район — самый густонаселенный.]. Но я боюсь, он немного… — Адалин прикусывает щёку изнутри и вздрагивает.

Отцу не нравилась Дафна. И не тем, что она как-то проявляла к нему неуважение, грубила или занималась чем-то запретным. Не баловалась наркотикой, в чём-то предосудительном замечена не была. И пусть отец никогда не произносил этого вслух, Адалин знала ответ. Дафна переворачивает её жизнь. Она вносит в неё свои краски, потому что впервые, как отец свалил на неё «радостную новость наследования», вместо поездок с ним в офис, она начала… жить? Заниматься любимым делом, развлекаться, гулять по Парижу. С былым усердием Адалин вернулась к игре на пианино — и играла теперь с такой любовью, с таким придыханием, что остановиться уже не могла. Она пела, тайком пробираясь на уроки вокала. И всё это сделала Дафна, убедившая её, что всеми своими любимыми занятиями надо заниматься сейчас. Отцу, конечно же, не нравилось то, что Ада тратит свободное время на себя, а не на изучение тактик ведения бизнеса и прочих нудных, не очень интересных вещей.

Ему не нравилось то, что его дочь превращалась… в человека? По-другому Адалин никак не могла это интерпретировать.

И теперь её брат был столь близок к Дафне, что сам невольно начал меняться в лучшую сторону. Адалин смотрит на него, и удивляется всему этому. Эдвард был влюблён, определённо. И всё, что теперь её беспокоило, это не выкрутасы брата — а отец.

— Прости, я… — тихо шепчет Ада, опуская голову. — Если с Дафной что-то случится, я… мне кажется, что тогда я сойду с ума. Столько лет отец вдалбливал мне в голову, что ничего помимо его бизнеса не должно волновать меня, а тут я попробовала что-то новое, и я почувствовала, что такое жизнь. Обычная жизнь. В своих увлечениях, хобби. В том, что делает меня счастливой и с теми, кто делает меня счастливой. Дафна мне очень дорога. И если отец с ней что-то сделает, мне кажется, что я прекращу дышать.

Эдвард ничего на это не ответил. Удивительно, ведь тогда Адалин не сопоставила всё происходящее с их привычной игрой в шахматы.

Эдвард двигает пешку в сторону, а Ада пытается защитить свои фигуры. Она совершает ту же ошибку, которую всё время допускал Эд — позволяет эмоциям взять вверх. Ведь теперь в руках брата было оружие, которое могло уничтожить Адалин. И самое ужасное было то, что она сама призналась ему в этом.

Июнь, 2020 год.

Россия, Санкт-Петербург.

— Вообще-то, у меня есть право хранить молчание, — Илья тихо смеётся, отъезжая на стульчике от развалившегося тела Павлецкой, подставившей бок и часть ягодицы на всеобщее обозрение.

Из динамиков магнитофона играет рокерское радио. Такие приятные слуху мелодии заглушаются гул машинки и непрекращающееся шипение Жени, цепко впивающейся в обивку кресла-кушетки. По началу Илья обещался потребовать компенсацию, если она своими когтями проткнёт мебель, но потом смирился. Лучше уж так, чем отбиваться от мастера всякими способами с криками о помощи — были на опыте Ильи и такие. Иногда люди не готовы были жертвовать своим комфортом, пусть и упрямо стоят на том, что хотят татуировку на определённом месте, невзирая на предупреждения мастера. А потом и вовсе забывают, что о ней требуется правильный уход. Женя всё это знала прекрасно.

Илья опускает кончик машинки в колпачок с чёрными чернилами и нажимает на педаль под кушеткой, терпеливо дожидаясь, пока нужное количество краски окажется внутри. Оглаживая пальцами кожу через чёрный латекс перчаток и слегка натягивая, чтобы проверить степень повреждений, Илья снова всего себя отдал татуировке.

— У тебя и так хватает языкастых подружек, Ань, чтобы быть в курсе всех событий. Я, знаешь ли, предпочитаю личное оставлять в личном.

— Но мы же не чужие тебе люди, Глюк, — Кирилл ехидно прищурился, развалившись в кресле на другом конце комнаты.

Илья редко сам бил татуировки кому-то — мог по старой дружбе, по огромному желанию или когда у него было хорошее настроение. И если раньше Стрелецкий должен был вкалывать, как ненормальный, по 12 часов, чтобы наскрести себе на пакет гречи по акции, то теперь у него был штат весьма талантливых мастеров, каждого из которых Илья ценил. Однако, ему нравилось самому придумывать эскизы, которые оказывались чернильными рисунками на коже его друзей или моделей.

Женя слишком хорошая и давняя подруга, чтобы отказать ей в маленьком капризе и новом тату, эскиз которого она увидела в его скетчбуке. Маленький длинный дракон, обвивающий ветви апельсинового дерева. Даже Аня, не высказывающая до этого явных восторгов, скакала за спиной Ильи и говорила про какую-то книгу с драконами и апельсинами.

Голова сестры замерла где-то с левой стороны, чтобы не мешать Илье работать. Внимательно наблюдая за его рукой, она визуально пыталась впитать в себя знания — настолько редко Илья бил татуировки. Кирилл продолжал покачивать ногой в такт музыки, уставившись в телефон и активно что-то там листая. И это было столь привычным и правильным, что Илья не может сдержать улыбки.

— Так значит, она богатая аристократка? — задумчиво тянет Кирилл, поднимая глаза на растёкшуюся по кушетке Женю. — Ты не говорила, что дружишь с настолько богатой… о боже! Милан, Рим, Калифорния, Токио! Кем она, чёрт возьми, работает? Тоже что-то связанное с туризмом? Вот чёрт, мне теперь так неловко, что я предложил притащить её в наш загородный домик. У неё же, наверное, даже у собаки апартаменты лучше и больше.

— У Ады нет собаки. И кошки тоже, если честно, — тихо бурчит Женя, приподнимаясь на локтях и пытаясь изогнуться так, чтобы через плечо разглядеть труды рук Ильи на своём бедре. — И она не такая, как ты думаешь. Ада просто…

— Лежи и не двигайся, Жень, пока я тебе чего лишнего не набил, — свободной рукой Илья надавил ей на плечо, побуждая её снова разлечься на кушетки. — Как закончу, так и встанешь.

Женя что-то фыркнула, уткнувшись лбом в сложенные перед собой руки.

— Ада не относится к богатеньким капризным аристократочкам, каких ты себе нафантазировал, Кирилл. Она очень много работает. У её отца какой-то бизнес по недвижимости. Вроде связанное с реализацией проектов или сдачей зданий в аренду. А может и то, и то. Я в этом вообще не разбираюсь, но её прадед — или пра-пра-прадед — сколотил на этом целое состояние, — Женя медленно и аккуратно повернула голову так, чтобы теперь глазами впиться в Кирилла. — Я знаю, с кем сравнивать поведение Ады. Как-то я пересеклась с её отцом. Такого высокомерного мудака ещё следовало бы поискать. Он смотрел на меня, словно я грибок на мизинце пальца его левой ноги. По крайней мере, я очень понимаю, почему она не общается с ним.

Илья поджал губы — он старательно делал вид, что не вслушивается в их разговор, слишком увлечённый последними штрихами татуировки, но на самом деле всё его внимание было приковано к этому разговору. Он знал Адалин от силы неделю, и пусть в своих разговорах и переписках они откровенничали, ему ещё многое предстояло о неё узнать — как и ей о нём. До того как они…