— Если бы это были люди, то, возможно, я бы с тобой согласился. Но это кровожадные выродки. Многих из них ты даже знаешь. Например, вон ту чудную представительницу своры Фоллов.

Я метнула взгляд туда, куда смотрел этот ненормальный. В одном из боксов на полу неподвижно лежала Шенон, отвернувшись лицом к стеклу. Злоба заклокотала во мне, выдавая себя высокими нотками в голосе, в то время как у него ни в голосе, ни в эмоциях не прослеживалось ничего. Ни-че-го из того, что должен чувствовать любой человек, окунувший руки в чужую кровь. Гребаный маньяк!

— Да ты больной! Что ты сделал?!

— Жаль, но вышло так, что оборотни куда менее устойчивы, нежели вампиры.

— Устойчивы к чему?

— К вирусу. Эти, как ты сказала, питомцы могли бы стать чудесным ответом вампирам и прочей нечисти. Лезвием на гильотине их существования. Но я где-то просчитался.

— Надо же. Твои собственные выродки укусили тебя за зад?

Он задумчиво помолчал секунд десять.

— Можно и так сказать. Они вышли такими же кровожадными монстрами, только без костюмов от «Прада» и средневековых манер. Теми, кем и являются Виктор Ван Дер, его жена и прочий сброд кровососов из этого чертового клуба.

Он ударил по столу. Разговор явно жал ему на больную мозоль. Было слышно, как от злобы дрожит голос.

— Ну, а чего ты хотел? Ты вырастил одних вампиров из других и надеялся на… а на что ты, собственно, надеялся?

Новый прототип Доктора Зло устало выдохнул:

— Я хотел, чтобы они умирали так же, как их жертвы, — он повернулся ко мне лицом. — Медленно, пока какая-то тварь из дешевых страшилок высасывает жизнь, — мужчина чуть помедлил, словно обдумывал, не слишком ли много он сказал. На покрытом трехдневной щетиной лице играли желваки. — Но я не знал, что весьма условная иерархия подчинения вампиров построена на примитивном страхе перед кем-то более сильным.

— И тогда тебе понадобились оборотни? — догадалась я.

Профессор Ван Хельсинг одобрительно улыбнулся.

— Верно. Волки безоговорочно подчиняются вожаку независимо от какого-то мнимого авторитета. Я подумал, что можно использовать полезные моменты из геномов обоих видов. К тому же, гены волков могли решить проблему солнечного света. Тут и пришлась кстати помощь твоей мамы.

Я до скрипа сжала зубы, борясь с желанием разнести здесь все к едрене фене.

— Она была очень полезна, но появилась новая проблема, — он отвлекся от микроскопа и подошел к центрифуге, заряжая мою кровь в нее как патрон. — Вампиры и оборотни враждуют даже на генетическом уровне. Сотни провалов, десятки дохлых подопытных…

— Да кто ты нахрен такой? — я медленно проговорила это фразу сквозь сжатые до боли зубы.

Мужчина посмотрел на меня с раздражением на лице, словно ответ был очевидным.

— Когда-то я работал в отделе генетических и наноразработок в одной влиятельной коммерческой организации. В которой я, собственно, и познакомился с твоим отцом, а чуть позже — с матерью. О том, что она оборотень, я узнал совершенно случайно. Само собой, зная о существовании вампиров, я не был этому слишком удивлен. Когда руководство прознало, что я ставил эксперименты, используя гены Ванессы, меня вышвырнули. Тогда я устроился в чертову клинику и продолжил работу под видом обычного терапевта. Как удачно совпало, что клинику спонсировали кровососы, правда?

И тут до меня дошло. Вот почему его запах был таким знакомым. Я вспомнила. Это он был в клинике, когда Элейн привела меня на обследование впервые. Правда, он выглядел старше… Гораздо старше…

— И скольких ты убил ради своих экспериментов?

— Наука — это череда удач и провалов. Без этого никуда. Впрочем, — он слегка помедлил, проведя по столешнице, словно смахивая пыль. — Наверняка меньше, чем ты за последние два года.

Я промолчала, сверля его взглядом. Я вряд ли могла возразить. Хотя кто знает? Он явно не производит впечатление гуманного человека. Внутри все клокотало и было готово взорваться в любой момент, но раз он так разговорился, значит, расчета на то, что я уйду отсюда живой, нет. Остается попробовать заставить его сказать как можно больше, а потом попытаться не умереть.

— Ты доставила много хлопот своим исчезновением. Я так долго ждал твоего перерождения, чтобы ты могла стать венцом моих стараний.

— Что ты несешь? — спросила я, нахмурив брови.

Чем больше он говорил, тем больше у меня кипели мозги.

— А ты думала, что стала той, кем являешься случайно? Я годами работал над тем, чтобы скрестить вампира и оборотня. Получить совершенного убийцу со способностями вампиров, но не дохнущего на солнце. Мне этого никак не удавалось. Что-то выходило, но общая картина все равно не оправдывала моих ожиданий. Пока не появилась очаровательная Элейн. Но она все же оставалась вампиром. По большей части. И тогда меня осенило. Я вспомнил об очаровательном зеленоглазом щеночке, которого «бросила» мама, — он выделил это слово характерным жестом двумя пальцами. — И подумал: «А что получится, если подстроить обстоятельства, при которых полуоборотень будет укушен вампиром, защищая кого-то? Страж Сумерек, в венах которого будет течь кровь обоих видов. Впитавший в себя все достоинства и лишенный всех недостатков…» Пришлось запастись терпением, ведь щеночек предпочитал прятаться и не лезть в неприятности, но вот удача: она решила вступиться за какую-то шлюху, которой — о чудо! — совершенно случайно, — он сделал яркий акцент на этой фразе, — решил отужинать местный вампир. И тут же разочарование…

Я очень туго переваривала услышанное. Оказывается, в мозаике моей и без того дрянной жизни какой-то псих годами подменивал кусочки. С которыми я годами не знала, что делать, и психовала, потому что они никуда не подходили. Он обошел вокруг стол, на котором я лежала.

— Я был очень расстроен, когда ты умерла.

Мужчина отеческим жестом заправил прядь волос мне за ухо. От этого прикосновения к горлу подкатила желчь. Я выпустила клыки и клацнула ими в миллиметре от его руки. Разочарованно усмехнувшись, он продолжил:

— Но представь мое удивление, когда Элейн привела тебя сама? Прямо ко мне в руки. Сама лично подарила мне все, что могло бы пригодиться, чтобы заточить топор. Я был счастлив. А потом чертов Ван Дер избавился от всех образцов, а ты пропала на два года.

— Что Виктор тебе сделал? Из-за чего весь этот сюрреалистический бред?

— Лично он — ничего. Но это не освобождает его от ответственности, — он снова резко повернулся ко мне. — Моей дочери Хиллари было столько же, как тебе сейчас. Насмотревшись всей этой вампирской ереси по телевизору, она считала, что это романтично — связать свою жизнь с бессмертным, подставить ему шею для укуса и окунуться в вечную любовь. Моя глупая маленькая девочка. Ее обескровленное тело нашли в подворотне, брошенное, как какой-то мусор. Через месяц моя жена покончила с собой. Не смогла вытерпеть боль от потери. Я возненавидел вампиров настолько, что чуть не лишился рассудка.

Сейчас от маниакального выражения не осталось даже следа. На его лице лежала тень глубокой скорби. Он был прав, я поняла бы его. Но не смогу этого сделать не из-за того, что я больше не человек, а из-за того, что он сеял горе вокруг себя, упиваясь собственной скорбью. Слепая жажда мести за потерю семьи привела к тому, что он годами отнимал семьи у других. Этого оправдать я не могла и не хотела. В груди стало тяжело. Осознание того, что тот, кто отнял у меня мать, отравил жизнь и годами следил за мной, взращивая свои планы, которые привели меня в жизнь, в которой не было ничего, кроме боли, страха, одиночества, а теперь и неутолимого голода, все больше затягивало в трясину мыслей о том, как я развешу его ошметки по всей этой треклятой лаборатории, как рождественские гирлянды.

За спиной маньяка протяжно пропищала центрифуга, отвлекая от меня его внимание. Он достал одну из пробирок и покрутил перед лицом.

— Поздравляю тебя, Стефани. Ты стала причиной и станешь первым свидетелем того, как охотник станет жертвой, — сказал он, медленно подходя к спящему вампиру на соседнем столе.